Предварительно обречен

10

Я узнаю его сразу: и черные глаза с накрененными уголками, и короткую дугу рта, и лоб, теряющийся в поредевшей линии волос. Постарел. Даже как-то сжался. Но любовь носить футболки-поло с классическими брюками осталась. Взгляд директора До Шэнли ответно пробирается по мне. Тщательно. Странно упоенно. Не удивленно.

Пусть это будет случайность. Пусть у директора здесь дела. Пусть появится настоящий представитель завода. Я оглядываю зал, но никого подходящего нет. Пустые столы. Редкие головы. Голоса тихо переговариваются над распотрошенными блюдами. На нас никто не обращает внимания.

Артем подходит к нему и протягивает руку. Он спокоен, деловит. Они приветствуют друг друга так обыденно. И я вдруг не могу дыхнуть — это не случайность. С До Шэнли мы и встречаемся. Но паззл не складывается до конца. Я и не хочу его складывать. Этому запрещено случаться.

— Ли-са! — восклицает До, возвращая внимание мне. — Так рад тебя снова видеть. Садись, садись. Я уже заказал еду. Я угощаю. Ох, Ли-са, я совсем забыл, какая ты красивая.

Я дергаюсь и затравлено гляжу на Артема, но комплимент его не интересует. С отстраненным выражением лица, — куда только делась ехидная веселость, — он садится за стол. До Шэнли отодвигает стул для меня. Замечаю на его руке шрам в виде кружка.

Я сглатываю. Во рту ни капли слюны.

— Что он здесь делает? — обращаюсь я к Артему на русском, игнорируя директора До.

— У нас переговоры, — сухо отвечает Артем на китайском. Не поддерживает меня. — Господин До представляет завод, с которым мы заключаем сделку. Он больше не имеет отношения к «Кайсан» и остальным. Мы начали с чистого листа.

Алые колонны прыскают холодными яркими каплями. Зал расползается, будто мокрый лист бумаги, оставляя скрюченный силуэт человека с кровоточащей рукой. Я отступаю на шаг.

— Я не буду вести переговоры с этим человеком!

— Почему?

Вопрос Артема размерен и спокоен.

Ответ корчится на языке, и я плотно сжимаю губы, будто признание прольет на наше прошлое густую темную жижу чужой похоти, но позади дыбится размытым контуром еще больший страх — страх узнать, что к той самой похоти причастен Артем.

— Потому что.

— Хватит играть в драматичность, Лиза, — устало говорит Артем. — Директор До прошу прощения за своего сотрудника.

Картина передо мной ширится — я вижу, как кивает До, как изгиб улыбки растягивает в стороны узкое выбритое лицо, и как скупо смотрит Артем, возвышающийся над столом прямым утесом. И под этим его непреклонным видом разом обмякают все твердые мысли. Ради чего сохранять тайну? До Шэнли, живущий в этом мире, со временем превратился для меня в символ, ядро дрянного случая, которому нет места в настоящем, и, если изредка я представляла встречу с Артемом, директор был лишен такого права, поэтому стоящий в двух метрах от меня, облаченный в плоть, он менял в голове все устои. К тому же Артем в своем поступке спустился до меня — даже если цель оправдывала средства, он должен был предупредить. Глубоко вдохнув, я прошу:

— Мы можем выйти на пять минут? Есть разговор.

— Не можем. Садись. У тебя была возможность говорить. Я спрашивал, помнишь? И ты сказала все, что хотела. Теперь время для дел. И обязательств.

Я усмехаюсь. Если он и хотел намекнуть, что все шансы я истратила, то вышло доходчиво. Никаких больше уступок. Я истратила свои, а он свои. Значит, придется биться открыто. Даже если срикошетит по мне самой.

— Я не буду вести с ним никакие переговоры, потому что… тогда в отеле он пытался меня изнасиловать!

И ничего. Ни в позе Артема, ни во взгляде — никаких перемен.

«Ты знаешь, — с толкающим в ощущение ужаса бессилием думаю я. — Откуда? И зачем тогда интересовался, почему я сбежала. Не знал? Или знал. Поэтому нужна была неустойка? Поэтому. Да».

Оцепенелый мозг отщелкивает мысли одна за другой.

Все продумано. Хороший стратег. Но все же… если он знал, то зачем настоял? Хочет наказать? И месть — все же это про него? Мне становится гадко.

— Садись, Лиза, — повторяет Артем, голос присыпан металлом. — Об этом тоже поговорим.

Директор приглашающим жестом указывает на стул. Рука двигается не очень хорошо — подарок до сих пор с ним.

Я не хочу говорить об этом с До. Последняя попытка. Заведомо обреченная на провал. Но я должна:

— Я бы хотела вымыть руки.

Артем качает головой, повторяет:

— Нам принесут влажные салфетки. Хочешь ты или нет, мы трое теперь коллеги. К тому же у господина До есть что тебе сказать. Сядь и выслушай его.

Он давит взглядом и бьет словами.

Медленно, словно в вязкой субстанции, прохожу мимо стула, подготовленного для меня, и сажусь на другой. Взгляд До жжет до костей. Поднимаю мыски туфель и упираюсь каблуками в пол.

— Ты поняла верно, мы с господином До снова работаем вместе, — продолжает Артем. — В прошлом из-за недопонимания у вас случился неприятный инцидент. Сейчас самое время прояснить ситуацию и начать все сначала.

От этих слов между лопаток пробегает судорога. Хочется кричать. Как можно начать все сначала? С какого начала? Среди этих вопросов дробью бьют мысли: я должна снова с ним работать. Снова. С ним. Работать. Должна. Должна!

До Шэнли подхватывает:

— Да, Ли-са, недопонимание. Я прошу прощения за то, что произошло. Конечно, семь лет — это много, но только Аэртему подарил возможность сказать тебе это прямо. Мне очень жаль, что мы с господином Бай тебя напугали. И я знаю, что ты решила, что мы задумали против тебя очень плохие вещи. Но мои помыслы и помыслы господина Бай были чисты. Мы не хотели, чтобы ты заболела, поэтому предложили тебе переодеться. Наверное, мы просто неверно показали заботу.

Я смотрю на него — он олицетворение раскаяния. Что он несет? Какая забота? Какое недопонимание? Его недопонимание до сих пор клеймит шею. Зачем он это все говорит? Какую цель преследует? Я поворачиваюсь к Артему увидеть его реакцию. Неужели, он тоже верит в эту ложь? Он ответно смотрит на меня, и холодные тени в его глазах, подтверждают, что да, верит.

Следом приходит другая мысль: с чего ему не верить? Это явная ложь для меня, но Артему, судя по сему, донесли версию, удобную противоположной стороне. Я не рассказала, что случилось. Теперь моя версия с любой стороны будет выглядеть глупой выходкой, основанной на паникерстве, мнительности и истеричности. Хорошо придумал, директор До. И не подкопаешься. Его слово против моего слова. К тому же я одна, а его наверняка поддержит и Бай Вэймин, и секретарь Кан, и директор Фэн.

— Как видишь, — говорит Артем, — все решается простым объяснением, и вы могли бы разобраться еще тогда. Твой побег только обострил ситуацию до предела.

— Если это было недопонимание, почему они отказались от подписания контракта? — спрашиваю я Артема, по-прежнему не замечая До.

— Потому что ты угрожала пойти в полицию. Ты ведь угрожала, Лиза?

«Готовьтесь… ко встрече с русской… полицией!»

Я молчу.

— Да, — подает голос До Шэнли. — Мы ведь в чужой стране и наслышаны, как ваши полицейские относятся к нам. Если бы случился скандал, сделку просто бы закрыли.

Каждое их слово похоже на небольшой камень, брошенный в мою сторону. Я вижу, как сидящие передо мной оба мужчины отлично спелись. И если позиция До Шэнли мне понятна, то Артем даже не допускает мысли, что я могу говорить правду, а До Шэнли врать. Отчего это? Дело в том, что он действительно кристально верит в то, что подобного не могло произойти. Или же ему сейчас выгодно принимать противоположную сторону.

— Сделку с тобой и так закрыли, — мое замечание я адресую Артему, снова переходя на русский. — Из-за недопонимания не сворачивают контракты на миллиарды рублей, Артем. Тем более, китайцы, которые, как никто умеют считать деньги. Они пытались изнасиловать меня, ты слышишь? Я до сих пор чувствую его пальцы на теле.

Артем комкает салфетку и швыряет ее на стол. Теперь и он переходит на русский. Интересно, научился ли понимать его До? Мне все равно. Сейчас главное — достучаться до Артема.

— Если все так, как ты говоришь, почему не пришла и не рассказала мне?

— Потому что тогда тебе пришлось бы выбирать между мной и проектом. Я решила, что так лучше. И не думала, что они кинут тебя и уйдут к конкурентам!

— Ты решила, что не можешь тягаться с такими деньгами, тем более, мы и парой-то, по твоим словам, не были. Ладно. Эту твою логику я могу понять. А вот то, что ты меня самовольно записала в отморозки, даже не рассказав о ситуации, это, Лиза, фатальная ошибка. Я не приемлю, когда люди думают за меня, и тем более на основе этих мыслей совершают ошибки, за которые мне приходится расплачиваться.

Я подаюсь вперед, к нему. Мир сужается до двух стульев и глаз, на которые снисходит тьма.

— Я говорю тебе об этом сейчас!

— Сейчас мы связаны договором. И у тебя передо мной есть обязательства. А у меня они есть перед господином До. Ты можешь как угодно относиться к нему или ко мне. Но это не должно ни в малейшей степени повлиять на качество твоей работы. Успокойся. Возвращаемся к работе. А эту тему обсудим после. Можешь не участвовать в разговоре, просто вникай в его суть. И думай.

— Прошу прощения, господин До, — продолжает Артем на китайском. — Лизе нужно немного времени, чтобы эмоционально принять ситуацию. На ее работу это не повлияет. Сейчас предлагаю обсудить схему расстановки аппаратуры в цехе варки масла. У меня есть несколько замечаний по требованиям.

Свозь ватную толщу я наблюдаю за мужчинами. В движениях дружеская свобода и учтивость — далеко не в первый раз они вот так добивают спорные нюансы. Стол все уменьшается — официанты с акробатическим мастерством выискивают пустые места и укрывают их опутанными дымом огромными тарелками. Еды много, гораздо больше, чем надо троим в полуденное время. Однако такова китайская традиция, хотя До Шэнли и выступает в роли гостя здесь, в России.

Разговор длится, кажется, бесконечно, меняясь на прием пищи. Мне подкладывают еду, как дорогому гостю, но я отрицательно качаю головой. Директор До сокрушается, но Артем сдержанно позволяет поступать, как вздумается, коротко предупреждая, чтобы я не упускала нити переговоров.

Я слушаю, но мысли против воли текут, изгибаясь, и в каждой новорожденной излучине свой вопрос. Интересно, как они сошлись? Кто был первым? Как после такого провала решили снова работать над проектом — близнецом предыдущего? А в истоке все растет, ширится, главный вопрос — что я буду теперь делать?