Предварительно обречен

16

Дверь квартиры распахивается так, что натужно верещат петли. Бьются об пол туфли, летит сумка. Шея пылает. Я припадаю к зеркалу и осматриваю места, где вновь побывала рука директора До. На коже нет следов, но я их вижу. Четыре багровых клейма с одной стороны и один с другой.

Как он и говорил, они горят огнем. И прошлые, и новые.

Я быстро прохожу на кухню к холодильнику. Искать спасения в вине иллюзия, но я на нее готова. Алкоголь, душ и сон — все по заветам душевного потрясения.

Вино льется в чайную кружку. До краев. Триста миллилитров. Я выпиваю его словно воду после пробежки. Вино лишено сладости. Оно бьет в голову и нос, сопротивляясь такому варварскому потреблению. Но мне все равно. Осушив кружку, я задумчиво оглядываю бутылку, полную на четверть, но решаю повременить. Мерзавец хоть и вытряс меня из спокойствия, но не настолько, чтобы упиваться горем.

Я принимаю душ, обливаясь холодной водой. Это бодрит, и одновременно алкоголь разгорячает кровь, отчего мне кажется, что во мне развели гигантский костер. Струи бегут по телу, но я их не чувствую. Вино взялось за меня всерьез.

Запахнувшись в халат, я возвращаюсь на кухню. Бутылка в холодильник, я — спать. Завтра разбираться. Таков план. И он терпит фиаско, едва я касаюсь холодного стекла. Я прикладываю бутылку к пылающему лбу, прокатываю ее туда-сюда, а потом перемещаю на шею. Только после этого мне кажется, я наконец снова могу дышать.

Достав из шкафчика бокал, заполняю его вином. Маленький глоток, длинная пауза, маленький глоток. Я пытаюсь доказать себе, что чужие прихоти надо мной не властны.

До Шэнли оказался бомбой с часовым механизмом. И теперь после его слов кажется, что вокруг нас был выстроен спектакль, в котором мы сыграли отведенные роли. Течение мыслей в этом направлении расширяет и углубляет русло, но я обещала, что дождусь завтрашнего дня. Надо найти телефон и идти спать.

Телефон находится в сумке. Экран горит уведомлением, что в Вичате наконец пришло сообщение от старого друга. Я перебираюсь на диван. Очередной глоток, и читаю написанное.

«Подружка Ли, привет. Увидев твое сообщение, я застыл в изумлении. Думал, ты так замерзла в Москве, что забыла старого друга, который тебе хорошо помогал, пока ты у нас училась. Меня очень согрела мысль, что ты обо мне вспомнила даже спустя столько лет. Правда, наверное, ты бы меня не узнала сейчас. Ха-ха-ха. Я женился на знакомой из интернета, она из Хубея, и прибавил четырнадцать килограмм. В России тоже мужчины после свадьбы полнеют? Приезжай, мы и тебя накормим. Жена очень вкусно готовит. Не то что я. Зато я красиво пою. Жена готова слушать меня часами, так она говорит, но я думаю, она немного врет. Ведь помимо хорошего голоса я еще работаю начальником отдела рекламы в большой фирме и неплохо зарабатываю. Как думаешь? Ладно, я увлекся. Просто я очень соскучился по тебе и очень хотел бы увидеть (надеюсь жена этого не прочитает). Что касается твоей просьбы — я съездил по этому адресу. И почувствовал себя настоящим Джеймсом Бондом. Это было очень интересно. Но, подружка Ли, по тому адресу нет того, что ты ищешь. Они производят чай. Не очень высокого качества, на мой взгляд, для иностранцев, которые в нем не разбираются. Если тебе нужен хороший, дай знать, я найду тебе хороший завод. Поэтому если они тебе написали, что производят масло для машин, то они тебя обманывают. Надеюсь, ты не успела заплатить им. Я сделал фото для тебя. Две с этой фирмы, а последнее я и жена. Как она тебе?

P.S. Подружка Ли, по совету жены я поискал твою фирму в интернете (пришлось ей сказать про тебя. И ты ей чуть-чуть понравилась. У меня замечательная жена, да?) В общем, они тебе точно врут. Такой у нас не существует. Поэтому аккуратнее. Не отдавай им свои денежки. Ха-ха-ха. Бай-бай».

Я смотрю чуть смазанное фото — на нем сотрудники, склонившись над широкими плоскими блюдами, перебирают заготовленное сырье. На другом общий вид цеха — на столах вялятся листья. С третьего на меня глядит округлившийся друг, улыбка такая же безмятежно-веселая. Его жена с худеньким, вытянутым, немного детским лицом — друг вытянул отличный билет.

Пишу ему несколько благодарственных строк, пару комплиментов жене. Знаю, он ей обязательно их покажет.

Затем отбрасываю телефон и залпом выпиваю остаток вина. Откидываюсь на спинку дивана, прикрываю глаза. Голова кружится: трудно складывать мысли в стройный поток. Но одно теперь известно точно, если все так, то последствия для Артема вероятнее всего печальные. Это ли имел в виду До Шэнли, говоря, что впереди Артема ждут скалы?

Я ставлю на пол бокал и ложусь, подтянув колени к груди. Опьянение загоняет мысли в подсознание, и вытягивает вместо них спасительный сон, но его прерывает дверной звонок.

Я приоткрываю глаза — почти двенадцать ночи, — веки смеживаются вновь. Звонок режет сонливость бритвой. У кого-то нет совести, заключаю я, пока плетусь к двери.

Артем слегка отстраняет меня рукой и входит в квартиру.

— Почему ты ушла, ничего не сказав? — обвиняюще говорит он, и взгляд смещается на бутылку на столе, потом снова на меня. — Недостаточно отпраздновала в ресторане?

Сон вмиг улетучивается.

— Праздник всегда со мной, — огрызаюсь я и складываю руки на груди. — Зачем пришел?

— Тоже решил допраздновать, а ты так неожиданно сбежала. Мы ведь тогда с тобой начали и не закончили.

Отмечаю, что его прищуренные глаза смотрят слишком прямо. Руки в карманах. Тело напряжено.

— Я с тобой закончила, — судорожно говорю я.

— Со мной да, а с алкоголем нет.

— Я многогранная личность, — соглашаюсь я, также смотря ему в глаза.

— Твои грани полосуют не хуже ножа.

— Тогда не рискуй, — я указываю подбородком в сторону двери.

Вместо ответа Артем проходит на кухню и, достав из шкафа два чистых бокала, ставит рядом с бутылкой. В его взгляде приглашение, как у сомелье на бесплатной дегустации.

— Так что продолжим отмечать: заключение контракта или твое освобождение? — деловито спрашивает он.

— Я — ничего, а ты можешь просто пить, раз не хочешь уходить, — замечаю я, присаживаясь по другую сторону и уложив подбородок на ладонь.

— В двенадцать ночи просто не пьют, Лиза, — с усмешкой возражает Артем.

Он разливает остатки вина и придвигает бокал мне.

— Я жду.

— Как много ожиданий сегодня от меня, — ворчу я с притворным упреком. — Твой китайский друг сказал, что видит во мне Си Ши.

— Тогда за нее.

Артем прислоняется бокалом к моему, и выпивает.

— Кто она такая? Кстати, у тебя нет еще вина?

— В холодильнике. Штопор в ящике стола.

Я смотрю, как он достает вино и морщится, бурча, что его так не хранят. Под скрип вкручивающегося в пробку штопора я говорю:

— Это красивая наложница, которая влюбила в себя китайского правителя, враждующего с ее народом. В результате он забросил страну, и проводил все время с ней. Естественно, это плохо закончилось. Его убили, а ее страна стала свободной.

— Хм, мой китайский друг зрит в корень, — замечает Артем под глухой звук выскочившей пробки. — За такой потенциал надо выпить.

— То есть быть красивой наложницей мне по плечу?

— Тебе по плечу влюбить в себя правителя, а после его убить.

— Я думаю, вины самого правителя тоже хватает. Когда на тебе такая ответственность, нельзя терять голову.

— А как же «сердцу не прикажешь»?

— Так же, как и «сам напросился».

— Весьма доходчиво, — кивает Артем. — Тогда не чокаясь. За того безголового правителя.

Пустой бокал со звоном приземляется на стол. Артем снова его наполняет и наконец замечает, что я так и не притронулась к своему.

— Почему ты не пьешь?

— Я не собираюсь напиваться с тобой. Начало первого, я иду спать.

— Начало первого, — задумчиво повторяет он. — Вся магия только начинается.

— Какая? Черная?

— С тобой о другой только мечтать. Ты мне столько всего наговорила за эти полторы недели. Разгребать и разгребать. И все твои хочу уйти — хочу остаться. Они зачем? Вместо того, чтобы порадоваться за меня, ты плетешь про «подожди». Ты по-прежнему не веришь в меня, да? И в нас тоже. Зачем он только вцепился в тебя. Без тебя бы справились. Мало что ли в Москве хороших переводчиков…

Артем смеется, но смех пропитан ненавистью. Он быстро опрокидывает бокал в рот, будто стопку с водкой, и продолжает:

— Да, хорошее вино. Знаешь, говорят, истина в вине? Так вот, не верь этому. В нем только трусость. Чем больше вина, тем больше трусости. Которую ты не хочешь со мной разделить, — Артем прикрывает глаза, будто не в силах смотреть, но тут же открывает. Свинец в его глазах ходит волнами. — Как гадко, что ты не пьешь. Мне бы хотелось, чтобы ты сейчас была очень пьяной. Но судя по твоему уничижительному взгляду, об этом остается только мечтать. Лучше не смотри на меня, Лиза. Я и так порезан до крови, — он нервно ерошит волосы. — Обещай, что завтра не вспомнишь, что услышала. Просто сегодня я устал биться.

«С собой» — беззвучно договариваю я за него.

— Я тебе не враг.

— Ты гораздо больше, — соглашается он. — Кстати, помнишь, на мосту я сказал, что обязательства не дают мне спросить то, что я хочу. Так вот. Я больше не хочу этих обязательств. Я хочу спросить.

— Зачем?

— Чтобы мог спать.

— Я ответила на все, что ты мог спросить. От моих ответов внутри тебя ничего не поменяется.

— А если там уже поменялось? — хрипло спрашивает он.

Его слова звучат угрозой, в глазах порох, к которому вот-вот поднесут спичку.

— Тогда придется жить с этим.

— Как живешь ты, — усмехается он с горечью.

— Артем, — как можно более холодным и безразличным тоном говорю я. — Чего ты хочешь? Я уже спрашивала тебя об этом, но ты побоялся ответить. Вместо этого ты ответил, чего не хочешь. Это понятно. Но, к сожалению, неважно.

— Тебе важно, что я хочу?

— Это не имеет ко мне отношения. Смотри в свое зеркало. Ты знаешь ответ, но боишься сказать. Но сказать придется. Не для меня. Для себя самого.

Он мотает головой и стискивает зубы. А это значит, что один из нас проиграл.

Снова льется вино.

— Поддержишь?

— Нет.

Он вздыхает, но в этот раз пить не торопится.

— Знаешь, чего мне стоило сюда прийти?

— Знаю.

Гордости. Но я не обманываюсь — это излишек алкоголя и эйфория триумфа привели его ко мне. В любое другое время подобное даже не пришло бы в его голову.

Артем хмыкает.

— Все ты про меня знаешь. А я про тебя нет, друг.

— Тебе не обязательно им быть, я же сказала.

— Тогда у меня очень поганый выбор, знаешь ли. Особенно сейчас.

— Сейчас у тебя его нет, — говорю я.

Он вскидывается.

Я подхватываю бокал и выпиваю налитое. Огибаю стол и приближаюсь к Артему.

Сейчас я Си Ши — красавица, которую выдрессировали, чтобы она завладела сердцем правителя. Сердце того, кто передо мной, и так мое. Он не смог ему приказать.

Сейчас я наивная влюбленная предательница, семь лет по собственной воле кладущая голову на плаху.

Сейчас я Лиза — женщина, которая знает свои слабости и от них не отказывается. Даже если придется жалеть.

Скупыми движениями я одну за другой расстегиваю пуговицы на рубашке и сдергиваю ее с плеч. Артем не мешает, покорно поднимает руки, чтобы я занялась манжетами, — одной, другой. Рубашка падает к ногам.

Я берусь за ремень, но теперь Артем перехватывает запястья и больно сжимает. Это его предупреждение перед омутом, в который я толкаю нас обоих.

Больно, но руки не выдергиваю. Это мой ответ на его по-прежнему трусливо не заданный вопрос. Тогда Артем быстро развязывает пояс, и халат накрывает рубашку.

Подхватив за талию, Артем поднимает и сажает меня на стол. Холод камня жжет кожу ягодиц. Горячая ладонь с нажимом следует от копчика вверх, к затылку. Намотав волосы на кулак, Артем намеренно медленно тянет к себе и мягко, будто пытаясь снова распробовать, целует. Когда нежность затягивается, я стискиваю его волосы руками и сжимаю кулаки. Ему больно. Он стонет мне в рот. Тогда я оттягиваю его голову от себя и, не разрывая поцелуя, перехватываю инициативу. Его тело ощутимо напрягается. А следом крошатся долго выстраиваемые границы.

Я чувствую его возбуждение животом. Артем отстраняется, цокает пряжка ремня. Пока он занят брюками, я припадаю к его груди, ведя по ней языком. Прихватываю зубами сосок. Артем прижимает мою голову теснее, его дыхание учащается.

Он отрывает меня от груди, снова добираясь до рта.

Он жаден, нетерпелив и так искренен, что я готова отдать ему эту маленькую пиррову победу. И я отдаю. Победу и себя.