Рано утром, в дверь вломились двое посланцев Дэсмонда. Растрепанные подростки – вечно на побегушках.
- «Служитель» Дэсмонд ожидает тебя в часовне – гнусаво сказал один из них, почесывая косматый затылок.
Судя по взгляду этого парня, он был полон решимости отволочь меня, откажись я идти с ними.
- Андроид пусть ждет здесь, ей с тобой нельзя – заучено и твердо добавил второй.
- Будь осторожен – Джуди проводила меня тревожным взглядом – и найди Шэннон…
Дойдя до дверей часовни на верхнем этаже, я наконец-то избавился от назойливых шептунов, неустанно следующих за мной по пятам.
Войдя внутрь, я увидел множество стариков и нескольких детей, девочек и мальчиков, которые стояли на коленях перед монументом, размером с человека - едва ли чуть больше. Похожий на серый камень угловатой формы, он сужался от основания к вершине, собирая свои многочисленные грани в одну точку. Несмотря на замысловатость, статуя выглядела жалко и даже гнусно. Она важно восседала на пьедестале из ветоши и тряпок, воздвигнутом в конце огромного зала, наполненного мягким утренним светом.
Гора старого тряпья, на которой воздвигли монолит, было заботливо уложена в несколько слоев и рассортирована по степени обветшалости. От низа до самого верха. Вокруг нее лежали толстые изогнутые прутья коричневого цвета, напоминая раскинутый ковер. На этом "ковре" стояли пять человек, среди которых был и Дэсмонд. Повернувшись спинами друг к другу и образовав круг, все пятеро, в едином порыве произносили молитву. Синхронно, двигая губами, они говорили слова, значения которых я не мог понять. Молитва была адресована в разные стороны, но казалось, в зале мало кто мог разобрать, их тихое бормотание.
В молчаливом забвении, с поникшими головами, все присутствующие шептали что-то, адресуя свои слова уродливой фигуре, возвышающейся над ними. Каждый шептал тихо, чтобы не прерывать поток своих откровений.
Оставаясь в укромном уголке возле входа, я наблюдал за церемонией. Через несколько минут, Дэсмонд, стоящий ближе всех к алтарю с многогранником, внезапно подошел к каменной фигуре. Он развернулся к залу и обратился ко всем присутствующим.
Проповедь Дэсмонда началась простыми словами, уже знакомыми мне. Она казалась скучной, подобной тем, что я сотни раз слышал в храме отца. Но в ней было одно отличие: злодеем был не Создатель, а Мать, извергнутый ангел. В остальном, это был привычный набор предостережений и анонсов.
Она длилось едва ли минуту или чуть больше, прежде чем в зал часовни ворвалась женщина, распахнув двери как одержимая. Внешне – натуральная послушница, в сером длиннополом платье, грязном и ветхом, как все в округе. Ее холодное, неподвижное лицо напоминало каменную маску и будто сливалось с одеждой. Все, кого я наблюдал здесь, выглядели определенно живее и здоровее ее. Это особенно странно, с учетом того, что она была непривычно молода по сравнению с большинством местных женщин.
Резво устремившись к алтарю, она была тут же схвачена двумя подростками, теми, что привели меня сюда.
Пытаясь вырываться из их цепких объятий, она кричала и требовала отпустить ее, но двое парней неуклонно волокли ее прочь из часовни. «Благодать, дайте мне благодать! Призываю вас, молю! Последний раз! Хотя бы половинку, хоть чуть-чуть…» вопила она из коридора, за захлопывающимися перед безумным лицом дверьми.
Казалось, в этих стенах, что-то подобное происходит часто. Большинство присутствующих, не обратило на нее никакого внимания. Но что она хотела от них, о какой-благодати орала во все горло?
В Эосе, таких на каждом углу десятки. По моим наблюдениям их становится все больше. Коллективный разум забирает человека по частям, рассудок сохраняет далеко не каждый. Вовсе не удивительно, что и здесь могут быть подобные люди. Возможно их пытаются спасти, а может пускают в расход…
Дэсмонд неустанно продолжал свою проповедь. Отстранившись от шума громких слов, доносившихся от алтаря, я пристально рассмотрел людей, оставшихся в часовне. В основном, здесь были дряблые старики и подростки с детьми. Только несколько мужчин средних лет, обособленно стояли возле окна. Я узнал Дилана и того, кто подошел к нам с Джуди во время танца. Рядом с ним, спинами ко мне, стояли еще трое, чьи лица мне не разглядеть.
Мой взгляд устремился в затененный уголок, где мелькнула светлая копна волос. Девочка, укрывшись в тени под окном, держала в руках небольшие лоскутки ткани. Украдкой, иногда пряча, она сшивала их воедино, заботливо, один за другим. Это была Шэннон, несомненно. Я узнал ее, даже не видя лица.
Почувствовав мой взгляд на себе, малышка подняла голову и тут же улыбнулась. После, со страхом посмотрела в сторону алтаря. Моментально собрав в карманы все лоскуточки, разложенные на коленках, она тихо и осторожно подошла ко мне со словами:
- Не делай так пожалуйста – сказала она сквозь зубы, стараясь не привлекать внимания молящихся.
- Как ты Шэннон?... Чего я не должен делать?
- Не смотри на меня так и не улыбайся.
Бедняжка снова напряглась, натянув хмурую гримасу.
– Наделаешь себе неприятностей – добавила она.
С тяжелым вздохом, отвернувшись от нее, я продолжил пялиться на алтарь из старого тряпья. Дэсмонд, без остановки разглагольствовал, словно в трансе. Рядом с ним, послушно стояли его четыре помощника, не знаю кто они были, священники или что-то в этом роде.
- Вот так, стой, ничего не болтай - тихо прошептала Шэннон, почти не шевеля губами - а лучше встань на колени – сказала она, смиренно преклонив голову.
- Таким как мы здесь не место, Шэннон…
- Тише! Дэсмонд не любит, когда его не слушают! Чувствую, будут неприятности у меня…
Не желая создавать сложностей, смотря прямо в горящие глаза Дэсмонда, я начал вслушиваться в его страстную проповедь:
«…всю свою историю, человечество стремилось к прекрасному. Восхваляя искусство, красоту и изящество форм. Люди теряли контроль перед видом обнаженного тела. Влюбленность сводила с ума даже самую прагматичную личность, а произведения искусства стоили таких денег, ради которых многие готовы убивать друг друга. Причина тому, наша природа. Суть, с которой мы рождены, тот инстинкт, что заложен в нас и заставляет глаза искать все, внешне прекрасное. Наш геном, слепо сканирующий то, что может дать лучшее потомство, способное на выживание. Именно выживание - главный критерий красоты всего сущего! Но выживание кого или чего? Откуда у вселенной взялась эта неутолимая жажда к жизни? Жажда к эволюции и перерождению.
Были времена, когда мы не ведали о смысле наших судеб. Мы не знали, что не принадлежим себе. Что кровь властвует над нами сильнее, чем мы могли вообразить в самых мрачных кошмарах. Но все тайны всегда раскрываются. Мы догадывались, что наука в итоге выполнит свою истинную миссию, покажет миру подлинное лицо обманщицы. Лицо Владычицы, которая обрела власть, неведомую и невообразимую.
Большинство граждан, в стенах Эоса, хотят отдать себя той, что назвалась именем истинной Матери. Они кинулись не глядя, как на распродажу, желая получить все блаженства и удовольствия, которые сулил коллективизм и гармония. Погрязли в своих рабских желаниях, заботах, лицемерии. Они немощны перед той, что возжелала погасить в них свет Отца нашего. С высунутыми языками и накрашенными губами, человечество вцепилось в эфемерную блажь, сулящую наслаждения, но лишь питающую источник власти над ними. Откинув все сомнения, люди захотели влиться обратно в лоно первородной материи. Туда, откуда пришли. Они отказались от всего, к чему тысячи лет вело священное учение. Отказались от голоса истины, пробивающегося сквозь стену их разума. Отказались от своей совести и бессмертной души, ради того, чтобы стать частью самого прекрасного из всего, что может существовать. Но разве мы виним их за это? Конечно, нет. Тому было предначертано случиться. Предначертано с того самого момента, когда революция породила эволюцию, ту что мы наблюдаем по сей день. Мы лишь свидетели последних мгновений увядающего мира, под знаменами великолепий и блаженств.
Да, Владычица соблазнительна и божественно красива. Она та семья, что жаждет каждый от рождения. Она эталон красоты, что желают примерить все без исключения. Той красоты, что вдохнул в нее наш Создатель. Он сделал это еще до начала времен, отведенных для искупления греха - ставшим нам домом.
И этот дом нуждается, чтобы его вычистили, убрали весь смрад и зловонье лжи, поселившейся в нем. Ведь то время, что было дано на искупление, она променяла на ненасытную жажду мести, которой напивалась из вен собственных детей. Нас с вами. Блудливая, гордая изгнанница, на протяжении миллионов лет соблазняла тех, кто решил примкнуть к истине, пойти за учением Отца и исполнить волю его. А воля его - в осмыслении ошибки. Того греха, что требует миллиардов крошечных драм, которые мы несем в наших сердцах. Воля его - в нас с вами! Суть ее - многогранность взгляда на истину, ведь истина всегда многогранна…»
Тут Дэсмонд подозвал к себе одного из четырех священников, стоявших рядом, самого старого с седой бородой. Он прошептал ему что-то на ухо, после чего тот в спешке вышел из часовни. Пристально оглядев зал, Дэсмонд продолжил:
«…каждый из нас хоть раз поддавался искушению прекрасного. Смотрел на что-то или кого-то не отрываясь. Наслаждал лишь свой взор, который как паучьи лапы обвивал желанное. Но если мы хотим видеть, а не смотреть, то должны делать это истинным взглядом. Не тем, что переворачивает и искажает. Тем что спрятан глубоко, в нашем крепком, плачущем сердце. Взглядом, данным нам Богом.
Мы гости пристанища «Последних Смотрящих Сердцем». Забытый Владычицей отель – наша временная обитель.
Братья и сестры, не забывайте, грядет тот час, когда мы завершим начатое нашим Отцом. Положим конец беззаконию, царящему в оазисе, задыхающемуся от смрада лжи и обмана. Мы предстанем перед Отцом нашим с уверенностью, что заслужили быть рядом в его Царстве. Что исполнили главную волю Его, его замысел, зачатый Адамом. Не ошиблись ни в чем, следуя за истиной…»
После завершения драматического монолога, Дэсмонд бросил на меня взгляд, очевидно приметив еще в самом начале. Спустя несколько мгновений суетливой тишины, трое священников, те, что оставались у алтаря вместе с Дэсмондом, достали ручные сканеры, направив их в толпу. Снова, незнакомыми мне словами, они вдохновенно и синхронно читали молитву.
В ответ, все присутствующие в зале подняли руки, в точности повторяя жест, который я видел ночью в подвале. Я не понимал, что это может значить. Для чего им сканировать руки с криптофонами? И вообще, зачем при этом поднимать их вверх? Спустя десять секунд, они опустили их разом, так же синхронно как и подняли. Казалось, будто кто-то ослабил невидимые нити, привязанные к их дряблым ладоням. Шэннон, оставалась рядом со мной, послушно повторяя за всеми.
После завершения мессы, Дэсмонд, проследовал в нашу сторону, но остановился в нескольких метрах.
Стоя в окружении кучки молившихся ранее старух, он раздавал им что-то похожее на золотые пластинки - какие-то блестяще желтые таблетки. Те сразу же клали их себе на язык, с упоением закатив глаза, начинали медленно рассасывать.
- Иди-ка сюда, моя дорогая, я жду… – величаво проговорил Дэсмонд, заставив Шэннон вздрогнуть от неожиданного внимания.
- Иду…, иду… – протяжно пробормотала Шэннон, себе под нос.
Даже не взглянув на меня, она медленным шагом направилась к Дэсмонду. Примкнув к очереди, девочка приготовилась ждать своей пластинки вместе с остальными.
- Подойди и ты Дэвид! Ну же, не стой там в одиночестве – громким, размеренным голосом сказал Дэсмонд, бросив на меня пристальный взгляд.
Эти слова вызвали неподдельный интерес у всех присутствующих.
Принуждаемый взглядами, я решил подойти к Шэннон и так же взять таблетку. Я встал рядом с ней, в самый конец очереди. Пожалуй, именно сейчас я не хотел показаться излишне щепетильным, да и что скрывать, любопытство, желание выяснить, что тут к чему, брало надо мной верх.
- Джуди с тобой? – не подавая вида, тихо прошептала Шэннон, стоя впереди.
- Да… – наклонившись, будто поднимаю что-то с пола, тихо ответил я – нас поселили в номер семьдесят пять.
- Второй этаж. Вот досада. А я живу здесь на третьем… – вполголоса, сказала Шэннон, явно расстроившись.
Очередь за «пластинкой» продвинулась вперед. Шэннон постоянно оглядывалась, искала взгляды людей, словно боясь осуждения за перешептывания в стенах часовни.
- В каком ты номере? – осторожно спросил я, сделав несколько шагов следом за ней.
- Да не важно…, ни в каком…
Шэннон была напряжена. Она явно не хотела, чтобы кто-то услышал ее ответ.
- Я живу у старого Джеда. Тихо, потом давай договорим…
Впереди оставалось лишь два человека.
Полностью притихнув, Шэннон медленно и смиренно подошла к Дэсмонду. Сосредоточенный и довольный, он велел ее открыть рот, хотя до этого, без лишних слов, вручал таблетку в руки старухам. Бедняжка, мне жаль ее. Она покорно подчинилась и высунув язычок, получила от Дэсмонда золотую пластинку. Деловито повиливая рукой перед ее носом, он призывал проглотить ее сразу, не отходя от него. Шэннон, с несчастным видом, показательно шевелила челюстью, смотря на него снизу вверх. Дэсмонд, потрепав косматую, светлую головку, направил ее к остальным, тем, что стояли и радостно общались между собой, посасывая дар, только что полученный от своего лидера.
- Дайте угадаю, она помогла вам на шоссе. Ну конечно же, как я мог забыть! – произнес Дэсмонд, слегка замешкавшись.
- Я благодарен ей за это. Ничего более – ответил я, подойдя вплотную к нему.
- Это дело обычное, все мы спасаем…
Дэсмонд начал задумчиво рыскать в кармане своих брюк. Кажется, он осознавал, что у него закончились пластинки.
- Что-то не так? – наблюдая неловкий момент, спросил я с ухмылкой.
Дэсмонд сохраняя грацию, не произнес ни слова. Своим взглядом он обнаружил в зале молодого парня, крутившегося неподалеку. Он махнул ему рукой, выражая нервозность и раздражение. Поняв, что от него требуется, парень тут же подбежал к многогранной статуе и, зайдя за ее тряпичный алтарь, он вынес белую коробку. Она казалась невероятно чистой и блестящей, словно только что выпущенной с конвейера передовой медицинской аппаратуры "Рэдкрафт". Послушник поспешил доставить ее Дэсмонду, который внимательно наблюдал за мной.
Торопливо достав из коробочки еще одну пластину, Дэсмонд протянул ее мне с важным видом, одобрительно моргнув и приклонив голову. Положив ее в рот, я увидел довольную улыбку перед собой, захватившую все мое внимание.
- Достаточно пресно. Что это? - спросил я.
Дэсмонд, прищурившись, наблюдал за тем, как я дегустирую их странный обычай.
- Символ принятия порока в малой дозе, чтобы устоять перед соблазном грядущего - важно, с надеждой на мою благосклонность, констатировал Дэсмонд.
- Так и подумал… – вкрадчиво ответив, я проглотил остатки пластинки.
После этого, он отошел в сторону, направившись к толпе, ждущей неподалеку.