Принятие

Глава 33.

У Ирэн сильно болела голова. Уже подъезжая к дому, она поняла, что ещё чуть-чуть и потеряет сознание.

Отец помог Ирэн выйти из кареты и провёл её в гостиную. Хотел позвать Путеева, но того дома не оказалось.

Николай Ворсович теперь каждый день приходил поздно, засиживаясь либо в министерстве, либо у невесты, с которой старался провести любую свободную минуту.

Зато прибежала деятельная княгиня Дадиани, которая, увидев, в каком состоянии находится Ирэн, выпроводила детей и остальных своих родственников, которые попытались тоже помочь Ирэн, но были слишком шумными.

Леонид Александрович попросил, чтобы пригласили Прасковью Валуевну. Госпожа Гайко пришла быстро, сразу хозяйским взглядом оценила атмосферу, толпящихся у двери детей и шумных Дадиани, и Ирэн, с помощью отца и в сопровождении Прасковьи Валуевны и бабушки Нино, которая никак не хотела оставлять Ирэн, перешла в хозяйские покои, расположенные в центральной части дома.

Там было тихо и спокойно.

Прасковья Валуевна сразу отправила слугу за семейным доктором, а пока ждали, устроила Ирэн в одной из гостевых спален на хозяйской половине.

Княгиня Дадиани, удостоверившись, что Ирэн в надёжных руках, сказала, что пойдёт на кухню сварит для Ирэн специальный горный отвар, а потом расскажет какую радость сегодняшний день принёс в род Дадиани.

— Да, — мелькнула у Ирэн слабая мысль, — сегодня же Дадиани ездили к Обуховым.

Ирэн закрывала глаза, и голова начинала кружиться, как будто она выпила слишком много вина.

—Неужели чем-то отравили? — мелькнула мысль, но при попытке вспомнить что она ела или пила, сразу подкатывала тошнота.

Снова прикрыла глаза и перед глазами стал образ мальчика, который назвал Софью Мещерскую мамой и помог Ирэн найти дорогу в запутанных коридорах княжеского особняка.

— И всё же удивительно знакомое лицо, — в очередной раз пришла мысль, — но где я могла с ним встречаться?

И вдруг откуда-то из глубин сознания всплыл портрет, висевший на богато украшенной всякими завитушками стене. И Ирэн вспомнила,что смотрела на этот портрет, стоя на широкой мраморной лестнице.

Дворец, малый дворец в Кремле, — Ирэн вспомнила приём у императора и забавную ситуацию с диванчиками.

Открыла глаза:

— Прасковья Валуевна, а чей семейный портрет висит в малом дворце Кремля сразу как всходишь на лестницу? Там мужчина, женщина и два мальчика-подростка

Прасковья Валуевна посмотрела на Ирэн с сочувствием, как будто Ирэн повредилась мозгами и теперь несёт всякую чушь, но ответила:

— Так императора нашего семья: отец, мать и он сам со старшим братом. Хороший портрет, душевный.

У Ирэн ещё больше заболела голова. Но она всё-таки спросила:

— А темноволосый мальчик, тот, что выглядит постарше, это брат императора нашего?

Прасковья Валуевна встала, подошла, потрогала лоб Ирэн:

— Ох ты же напасть, да вроде лихорадки-то у тебя нет. Ты не волнуйся так.

Ирэн буквально взмолилась:

— Прасковья Валуевна, ну ответьте мне, пожалуйста.

— Да, с тёмными волосами – это брат императора нашего, Николай, который умер скоропостижно, так и не успев жениться на невесте своей. А потом и император с императрицей погибли, и пришлось Александру становится императором. А он не хотел. Военным хотел быть.

— А кто была невеста-то наследника?

— Так принцесса Деймара и была, это потом уже на ней Александр женился.

Но Ирина не могла успокоиться:

— А других невест у кронпринца Николая не было?

Прасковья Валуевна, растерянно глядя на Ирэн и не понимая откуда такие вопросы, ответила:

— Да вроде нет. Хотя хорош был наследник, высокий, красивый, загадочный, горячий. Его отец и сговорил пораньше, чтобы делов-то не наделал.

Ирине хотелось ещё порасспрашивать, но она вдруг поняла, что это слишком страшная тайна, чтобы втягивать в неё ещё и Прасковью Валуевну. Здесь надо либо с Забела говорить, либо с Шуваловым.

Хотя нет, с Шуваловым не надо, потому что он не оставит в живых, случись что, будет исходить из интересов государства.

А может вообще посоветоваться с Виленским?

Дверь отворилась и вошёл доктор. Незнакомый, в годах, седой.

Попросил принести больше свечей, расспросил Ирэн что она чувствует, посмотрел глаза, попросил высунуть язык. И под конец достал что-то типа лакмусовой бумажки* и попросил Ирэн плюнуть.

(*Лакмусовая бумага — это индикаторные бумажные полоски пропитанные специальным веществом (лакмусом), которые меняют свой цвет в зависимости от кислотности (pH) раствора)*

Бумажка изменила цвет.

— Так как очень интересно, Ирэн Леонидовна, и где же вы шалфеем предсказателей надышались? — спросил доктор и повернувшись к Прасковье Валуевне, которая так и оставалась в комнате, добавил:

— Очень неприятная штука этот вид шалфея. Знаете, я практику делал в Сибири, так там шаманы использовали эту траву, чтобы входить в транс. И знаете что?

Прасковья Валуевна даже приподнялась в кресле: — Что?

— Не всегда из этого транса выходили. Так и оставались там, — как-то немного театрально, с ноткой драматизма, прозвучало от доктора

— Где? — казалось, что госпожа Гайко вся превратилась в слух

— В мире духов, конечно, — наконец-то закончил фразу доктор.

Ирэн подумала, что, вероятно, такая манера говорить у доктора, оттого что ему доставляет удовольствие привлекать внимание «публики» к своим рассказам.

А доктор между тем продолжил рассказывать так, как будто начал читать лекцию:

— Так вот, трава эта, если её вдыхать напрямую, ну…— доктор попытался объяснить попроще, — как трубку курят, то она вызывает сильные галлюцинации, поверьте, я на себе испытывал, чтобы понять, а будучи распылённой в воздухе, может даже вызвать у людей массовое видение, особенно, если есть тот, кто специальные слова знает

У Ирэн всплыло откуда их глубины памяти: — ключ-слово

И она вспомнила и маленькую гостиную, охряного цвета, круглый стол, закрытые окна, свечи, а по углам гостиной … курительницы.

— Вот значит, как, медиум значит, «мистический сеанс», — зло подумала Ирэн, а самим-то не противно так?

Вспомнила грустное, красивое лицо Софьи, её вопрос про сына.

— Интересно, она знает о планах своего отца, а мальчик знает кто его отец?

Хотелось никогда не знать и не встречаться с этим мальчишкой, но теперь-то что, сделанного уже не исправишь, теперь надо просто попытаться выжить.

Доктор прописал покой несколько дней, свежий воздух, из продуктов, молоко, бульоны и нежирную пищу:

— Всё равно завтра вы пока не сможете есть, организм ваш отравлен и будет отвергать пищу.

— Как это не сможет есть? — прозвучало от двери с лёгким грузинским акцентом. Это вернулась с большой чашкой чего-то ароматного, пахнущего мятой и ромашкой, бабушка Нино.

Доктор в полном восторге уставился на вошедшую женщину:

— Так-с, а что это у вас в чашечке?

— Это наш фирменный отвар, завтра уже будет здорова ваша пациентка и есть надо обязательно, как же это не есть, — княгиня Дадиани подошла ближе.

Доктор протянул руку: — вы позволите?

Княгиня подозрительно смотрела на руку доктора, не спеша ему что-либо отдавать

Прасковья Валуевна кивнула:

— Нино, отдай ему кружку, пусть посмотрит

Только после слов госпожи Гайко бабушка Нино передала кружку доктору.

Тот взял, принюхался, перечислил травки, половину из них Ирэн не знала. А вот княгиня Дадиани уважительно взглянула на мужчину.

— Да, — наконец вынес вердикт доктор, — можно пить, но не перебарщивайте, надо чередовать с простой водой.

Снова с восхищением взглянул на княгиню и вдруг поклонился:

— Не знал, что смогу увидеть такие познания в прелестной женской голове.

Щёки княгини порозовели.

Потом доктор пояснил для Прасковьи Валуевны, которая снова вся превратилась в слух:

— Очень древний и почти забытый рецепт. Не удивлюсь, если Ирэн Леонидовна и вправду завтра уже будет совсем здорова.

Ирэн смогла осилить всего полчашки, после этого, как только голова опустилась на подушку она уснула.

— Пусть поспит, — проговорила Прасковья Валуевна, взяв под руку княгиню Дадиани, — пойдём Нино, мне расскажешь, что у вас сегодня за счастье.

***

Особняк князя Мещерского.

— Ну что? Поигралась в подругу? — злой голос князя разносился по гостиной, украшенной сиреневыми колоннами чароита.

Вот любил князь Мещерский роскошь, и всё ему казалось, что камни из недр и гор Стоглавой приближают его главную цель, ту ради которой он когда-то не пожалел единственную дочь.

— Почему наследник расхаживал по замку? Как ты её выпустила из гостиной? Мы о чём договаривались?

Софья сидела на диване, а отец, князь Мещерский нависал над ней грозной фигурой.

Она не пыталась оправдываться, знала, что всё равно бесполезно. Лучше промолчать, и тогда он выговориться и потом она сможет пойти к сыну.

У Софьи тоже болела голова. Эта противная мадам Окри, которую посоветовала графиня Волина, зажгла в курительницах какую-то траву, которая как она говорила поможет общаться с духами. И что теперь? Ирэн Виленская ушла в смятении, потому что медиум, видимо, сама надышавшись своей отравы, понесла какую-то чушь.

Что Ирэн подумает про Софью, она же хотела с ней поговорить, она увидела в ней ту, которая вырвалась из этого круга зависимости, сначала от отца, потом от мужа, которые всё и всегда решают за тебя.

Софья Мещерская мечтала о том дне, когда больше не надо будет делать то, что говорит отец, но, видимо, этот день никогда не настанет.

Задумавшись, она пропустила последние слова, которые сказал князь Мещерский, но по привычке со всем соглашаться, кивнула и кротко произнесла:

— Да, отец

— Что да? — снова повысил голос князь, — ты слышала, что я сказал?

Софья Мещерская испуганно смотрела на отца:

— Нет, я задумалась

— Я сказал, завтра поедешь к Виленской и что хочешь говори и делай, но выясни, что она узнала

Княгиня Софья кивнула, а в душе радостно всколыхнулась, — возможно её отпустят одну, — но радость тут же испарилась, потому что князь добавил:

— С тобой поедет кузен.

— Теперь иди.

Софья вышла из кабинета, и из-за фальшивой стены вышел человек в тёмной плаще.

Князь Мещерский протянул ему сложенный лист бумаги. Человек открыл и взглянул, это была копия записки.

Князь достал толстый кошелёк и передав его человеку в плаще сказал:

Завтра молодой Дадиани будет в парке, надо ускориться. В любой момент может всё измениться.