Рано с утра все вместе поехали в Манеж. Где-то в глубине души Ирина надеялась, что Забела уже там и её стенд находится, если не в лучшем, то по крайней мере, в удобном месте выставки.
Но ни Забела, ни кого-то ещё там не было. Хорошо, что вчерашний парень выполнил данные ей обещания. Кладовка была хорошо освещена и оборудована так, как они и договаривались.
Все привезённые ящики в сохранности стояли рядом, и Ирина, взглянув на время, поняла, что пора начинать. Леонид Александрович пригласил специально выделенных людей, которые уже ждали возле кладовки.
Опрятно одетые мужики удивлённо озирались, осматривая помещение, в котором им предстояло работать.
К Ирине подошёл один из них, видимо, старший. Поклонился ей и отцу, и чинно сказал, немного по-деревенски коверкая слова:
—Барин, барыня, здеся есть окно, токмо оно заколочено, но ежели надоть, то мы с мужиками, если не обидите нас копеечкой, откроем, и будеть у вас туточки ишшо лучшее, чем тама.
Махнул рукой в сторону коридора, ведущего в основной выставочный зал, мужичок.
Ирина сразу ухватилась за это:
— Делайте, не обижу, каждый по серебряному рублю получит.
Услышав названную сумму, мужики оживились, ещё бы, на эти деньги крестьянская семья могла жить месяц, а в городе, наверное, хватало на неделю.
И работа началась.
***
Забела получил письмо от Ирэн, улыбнулся, читая между строк, что она хотела бы видеть его, но не обязательно. Как же его заводила эта её самостоятельность и уважение к личному пространству. Она как бы говорила:
— Ты мне нужен, но я не собираюсь привязывать тебя к себе. Моя свобода важна, но твоя важна не менее.
Или ему нравилось думать, что он был ей нужен.
Первым порывом графу Андрею захотелось поехать в особняк наместника Гайко, чтобы самому убедится, что всё в порядке и эта затея, уведомить все иностранные посольства, просто ещё одна из странностей, которые постоянно возникали рядом с Ирэн.
И он уже практически вышел из дома, когда получил записку из дворца с приказом срочно прибыть к императору.
Взял письмо Ирэн с собой, ему было приятно оттого, что, когда она писала, она думала о нём. Что думала, не важно, главное, что думала.
Взглянув, на лежащего на ковре возле камина, Батыра, он сказал:
— Прости, брат, сегодня ты дома, отдыхай.
Батыр обречённо положил голову на лапы и, как показалось графу, грустно вздохнул.
Дворец за то время, что Забела не было, как-то неуловимо изменился. Графу казалось, что дворец каким-то невероятным образом «постарел» и скукожился, он замечал облупившуюся позолоту, паутину в углах и грязные полы.
Граф Забела не понимал, что это не дворец изменился, а он сам. Это как в детстве, когда деревья кажутся большими-большими, а потом ты вырастаешь и волшебный сказочный лес превращается в небольшой парк.
Так, прожив в поместье Лопатиных почти месяц, он привык к другому уровню комфорта, который Ирина обеспечивала только потому, что не представляла себе как можно жить по-другому.
А вот во дворце до сих пор жили так как привыкли и теперь это для графа Забела было очевидно.
Император ждал его, обнял и пожурил:
— Ну вот, я слышал, что ты вернулся ещё позавчера, а мне, чтобы тебя увидеть пришлось посылать записку с приказом. Это как? Что за неуважение к государю?
Забела сразу же, ёрничая, начал «посыпать голову пеплом»:
— Прости государь, раба твово Андрюшку…
Александр рассмеялся и на этом «выговор» был закончен
— Как же мне тебя не хватало, Андрей, — серьёзно сказал Александр, — тебя, Сергея, без вас я здесь как без рук.
Дверь в кабинет императора открылась и вошёл граф Шувалов. Император продолжил, кивнув на Александра Ивановича:
— Мы здесь с Александром Ивановичем уже замучились, то одно, то другое. И ведь непонятно откуда, что происходит.
Шувалов кивнул Забела и сказал:
— Садись Андрей, разговор будет долгий. Мы раскрыли большую сеть шпионов. Где их только нет, даже в церковь пролезли. Но сдаётся мне, что это лишь «верхушка айсберга», а главного «паука» мы ещё даже не потревожили.
Забела понял, что сегодня до Ирэн он точно не доберётся.
***
Прасковья Валуевна разбирала почту и наткнулась на письмо от баронессы Виленской, Елены Михайловны.
Она почти не знала баронессу, поскольку та редко бывала в обществе. Прасковья Валуевна была наслышана, что Виленская весьма набожна, в основном живёт в отдалённом имении, там открыла школу для крестьянских детей. А в столице начала проживать лишь тогда, когда у барона и Ирэн начались сложности.
На этом моменте своих рассуждений госпожа Гайко мысленно хмыкнула, — хороши сложности. По существующей версии Ирэн бросила мужа и сына и в открытую жила с графом Балашовым. И когда-то госпожа Гайко её тоже осуждала.
Но теперь, когда она узнала Ирэн получше, то никак не могла понять, как такое вообще могло произойти с этой яркой, умной женщиной. Как будто кто-то всё придумал. А все и поверили.
Супруга наместника сама занималась благотворительностью и знала, что Елена Михайловна поддерживает приют при церкви Святой Елены. Из чего сделала вывод, что человек она неплохой, но, наверняка с Ирэн, из-за брата, у неё сложные отношения, но так-то женщина она разумная.
Письмо было длинным. В нём баронесса расписывала, что сожалеет, что резко обошлась с Ирэн, когда та нуждалась в помощи.
Здесь Прасковья Валуевна оторвалась от чтения и подумала, что, вероятно, это баронесса говорит о том случае в конце января, после которого Ирэн была вынуждена переехать к отцу.
Баронесса раскаивалась, и это заняло почти две страницы, далее она писала, что теперь брат мечтает, чтобы Ирэн вернулась, и она, как старшая сестра, просто обязана им помочь.
Потом снова шло раскаянье и сожаление, что она уже долгое время не видела племянника, что брат постоянно в разъездах, а ей так хотелось увидеть мальчика. И, узнав, что Ирэн привезла сына в Москов, она просит госпожу Гайко устроить ей встречу с племянником, потому как боится напрямую говорить с Ирэн, так как уверена, что та ей откажет. Или хотя бы передать подарок для племянника, если не выйдет увидеться.
Под конец она просила госпожу Гайко привезти племянника в церковь Святой Елены, приют при которой они обе поддерживают, если та решит помочь «несчастной» баронессе.
Прасковья Валуевна собиралась в приют на следующий день и подумала, что почему бы и нет. Ирэн занята на выставке, завтра у неё открытие, ребёнок сидит в особняке. А она могла бы взять дочерей, близнецов Лопатиных и сына Ирэн. Они бы помогли в приюте, посмотрели, как детки—сироты живут, а там и баронесса могла бы увидеться с племянником.
Приняв решение, госпожа Гайко даже улыбнулась, так ей самой понравилась эта идея.
— Сегодня же расскажу Ирэн, и если она одобрит, то завтра съездим, сделаем добрые дела, — подумала Прасковья Валуевна, решив, что про Виленскую старшую рассказывать не будет, а то Ирэн может и заупрямиться.
***
Пока мужики работали в Манеже, Ирэн поехала в салон одежды, который ей порекомендовала Елизавета Туманова.
Через два дня после открытия выставки у неё была назначена аудиенция у императрицы, а достойное дворца платье было только одно, все остальные наряды и Прасковья Валуевна и Елизавета забраковали, в силу того что фасоны были слишком… «прогрессивны» для дворца.
То платье, которое она успела пошить в Никольском, предназначалось для бала, который был назначен на закрытие выставки, которое состоится через неделю. С этим балом и открывались майские сезоны.
Да, как бы ни странно это звучало, но майские сезоны открывались в первых числах июня. Произошло это, когда календарь сдвинулся на две недели вперёд*.
(*на самом деле переход на григорианский календарь произошёл 14 февраля 1918 года при большевистском правительстве, до этого Царская Россия жила по юлианскому календарю)
В салоне одежды её встретили хорошо, видимо были предупреждены из дворца, что она приедет. Ирина поразилась интересному решению. Было три вида платьев, попроще, средне и очень дорого. Фасоны все были одинаковы, отличался только цвет и материал. Когда Ирина спросила, успеют ли швеи за три дня всё пошить, оказалось, что шить там практически ничего не надо, так, где-то пришить кружево, где-то подогнать по фигуре, возможно украсить драгоценными камнями или шёлком.
Вот ещё интересное наблюдение, шёлк здесь был элементом украшения в силу своей дороговизны, и наряд из шёлка себе могли позволить только очень состоятельные люди.
Ирину обмерили, подобрали платья по цвету и материалу, обсудили как должны быть украшены наряды и попросили подождать для ещё одной примерки, после того как «заготовки» будут по-быстрому подогнаны.
Ирина разместилась в небольшой гостиной, ей принесли чаю, что считалось признаком заведения высшего уровня сервиса, так как чай был дорог.
Чай Ирина любила, а здесь ей ещё подали зелёный, а она так по нему скучала, ведь ей вечно занятой даже в голову не пришло уточнить у Пелагеи или отца, есть ли возможность закупить зелёного чаю.
Ирина сидела, пила ароматный чай из чашки, сделанной из тонкого фарфора, и разглядывала гостиную, украшенную позолоченной лепниной и небольшими картинами с натюрмортами.
Дверь в гостиную отворилась и, о чём-то говоря, вошли две дамы. Яркие цвета и пышность нарядов, а также большое количество украшений указывали на то, что дамы явно не нуждались.
— Ого, — подумала Ирина, разглядывая богато одетых женщин, — какое, однако, популярное место.
Заметив Ирину, женщины замолчали и выжидательно уставились на неё. Но Ирина не собиралась бросать чашку, вставать и приветствовать. Они зашли, пусть первыми и представляются. И продолжила разглядывать дам, попивая чай.
Вдруг одна из дам резко повернулась к своей подруге и что-то зашептала. Ирина всё не расслышала, но одно имя она уловила, как ей показалось, верно. Дама шептала и несколько раз повторила имя графини Балашовой.
Дамы, закончив шептаться, уставились на Ирэн
Смотрят как «на врага народа», — подумала Ирэн, — такое впечатление, что я им не меньше тысячи золотых империалов задолжала.
Но продолжила пить чай, тоже в ответ глядя на так и застывших у входа в гостиную дам.
Распахнулась дверь со стороны примерочной и вышла сама хозяйка салона, видимо, чтобы позвать Ирэн.
Увидела стоящих дам, поклонилась и поздоровалась, сразу же оговаривая:
— Ваше сиятельство, княгиня, Софья Андреевна, вы сегодня рано, я вас ожидала только к четырём, простите великодушно
Ирина же, продолжая сидеть, обратила внимание, что лицо её сиятельства княгини начало покрываться красными пятнами, и подумала:
— Сейчас рванёт
И не ошиблась.
Княгиня совершенно не по-княжески, ткнула в Ирэн пальцем и заявила:
— Что здесь делает эта женщина?
— Однако, — подумала про себя Ирина, — ничего себе воспитание. Вот тебе и княгиня.
И продолжила спокойно сидеть, допивая вкусный чай. Ей даже стало интересно, что сейчас будет.
Было заметно, что владелица салона растерялась, она явно не ожидала такого.
— Ваше сиятельство, но вы же обещались быть попозже, а баронесса здесь по своему делу в назначенное время, — ещё не понимая, что происходит залепетала портниха.
До Ирины сразу дошло, что за претензия у княгини к ней, тем более что прозвучало имя Балашовой.
— Вот же вредная баба, никак не успокоится, — подумала Ирина, продолжая наблюдать за княгиней, которая уже перешла к угрозам в адрес несчастной хозяйки салона.
На ту было жалко смотреть. Ещё бы, с одной стороны Ирэн, за которую рекомендация пришла из дворца, а с другой стороны княгиня, которая тоже не в «лаптях».
Наконец портниха определилась и, повернувшись к Ирине сложила в молитвенном жесте руки на груди и попросила её перенести свой визит.
Ирина хмыкнула, но ничего не сказала в ответ. Встала и не прощаясь прошла к выходу.
Не оглядываясь вышла, села в ожидавшую её карету. Кстати, барон Виленский сдержал своё обещание и Ирэн ездила на карете с баронским гербом. И уже не видела, как в последний раз топнув ногой и заявив, что «ноги её больше не будет в месте, где принимают таких как эта женщина», княгиня Полосутина покинула многострадальный салон.
А портниха поняла, что сделала неверный выбор.
Ирина ехала обратно в манеж. Да, инцидент с незнакомой ей княгиней был первым, но вот останется ли он единственным или каждый раз придётся «уходить с гордо поднятой головой». Надо было это решать. Интересно, а аудиенция у императрицы поможет?
Наверное да, — сама себе ответила Ирина, и усмехнулась, — если, конечно, ей будет в чём поехать во дворец.
В Манеже, снова с лёгкой завистью глядя на стенды в красивом с украшенным большими окнами светлом помещении, Ирина прошла по тёмному коридору в выделенную ей «кладовку» и замерла от неожиданной картины, представшей перед ней.