Глава 8.

Расположение Каспийского корпуса Стоглавой империи на границе с Ханиданом.

Третий день Якоб Морозов боролся за жизнь молодого Дадиани. В конце концов ему удалось вырвать грузинского князя из рук костлявой старухи. Два раза в день Морозов с помощью Али-Мирзы мыл парня чудо-мылом «лопатинкой» и на третье утро князь попросил еды.

Люди в лагере продолжали умирать, известий от Шувалова пока не было. Шейх Али-Мирза хотел отправить своих людей к отцу, чтобы рассказать, что происходит, но Морозов не позволил.

Мирный договор заключён, — думал Морозов, — но неизвестно, какая будет реакция, если станет известно, что здесь не Каспийский корпус, который всегда держал в страхе врагов империи, а армия мертвецов.

Да и Шувалов вряд ли одобрит такую открытость.

Конечно, наследник Фетх Али-Шаха показал себя настоящим солдатом, который не боится ни смерти, ни болезни, ни грязи. С его помощью Морозову удалось организовать очистку лагеря, мертвецов отпевали и сжигали, чтобы не заражать землю. Больных отделяли от здоровых, легко заболевших старались вылечить.

Порошок показал себя даже ещё лучше, чем мыло. Но его, как и мыла было очень и очень мало.

В близлежащих деревнях ситуация была не лучше и поэтому начались проблемы с продовольствием. Надо было что-то решать.

Морозов не спал всю ночь и принял решение, что, если ответа из столицы не будет завтра с утра, он согласится на предложение Али-Мирзы и попросит помощи у Фетх Али-шаха.

***

Москов. Кремль.

Граф Александр Иванович Шувалов спешил на доклад к императору. На душе у главы тайной службы было погано. Он чувствовал, что не управляет ситуацией. Когда и как всё вышло из-под контроля? Кто стоит за всеми провокациями и диверсиями?

Они проверили всех шпионов Бротты, которые в данный момент находились в Стоглавой, вскрыли не одну сеть их осведомителей. Шувалов сам был потрясён насколько глубоко вражеские шпионы смогли проникнуть в ряды имперской разведки.

В основном слабым звеном оказались либо самые старые, либо самые молодые.

Несколько стариков, обиженных нововведениями молодого императора, помогали, как им казалось, восстановить утраченную империей приверженность к старым традициям. Старые дураки!

А вот с молодыми дела были похуже. В основном это были любители поиграть в азартные игры, дети обедневших дворянских семей, любители платной любви и других дорогих развлечений. Эти продавались за деньги.

Но были среди них и те, кто совершил какую-нибудь глупость и боясь разоблачения становился осведомителем врага.

Многие были арестованы, некоторых просто отстраняли от службы, шла подготовка к судам. Но Шувалов чувствовал, что главная крыса им ещё не попалась и, что самое страшное, вчера, на допросе одного из офицеров, который проигрался на скачках и, чтобы выкупить обратно своё поместье стал одним из шпионов Бротты, он услышал, что «есть настоящий наследник» и понял, что-то важное он упускает, что-то, что началось не вчера, и даже не год назад, а гораздо раньше.

И страшная мысль пришла в голову Шувалову. Мысль о том, что смерть первого наследника, старшего брата императора, убийство отца императора, на самом деле лишь звенья в цепи этих событий.

Шувалов шёл к императору и не знал, что вечером получит письмо от Якоба Морозова, которое добавит ещё больше неопределённости и заставит действовать как можно быстрее. Но вот будут ли эти действия решением Шувалова или это невидимый кукловод управляет им и всеми остальными?

Император работал. Он не мог спать. Конечно, он был в курсе, что происходит и его каждый раз охватывал ужас при мысли, что ему предстоит править во время смутных времён. Больше всего император боялся бунта. Бунта, который мог возникнуть в армии.

Каждый раз, получая информацию о том, что в какие-то воинские части не дошло жалование солдатам или офицерам, что была поставлена гнилая ткань на шинели, что солдаты отравились тухлым мясом, император вызывал Паскевича, тот мчался и решал вопросы, но вскоре всё повторялось заново.

Шувалов зашёл в кабинет, сел напротив императора, отметил, что тот выглядит очень уставшим и, открыв неизменную папку, начал докладывать.

Уже к середине доклада у императора сделался вид человека, обречённого на казнь.

— Что делать будем, Александр Иванович? — устало спросил император, —

Есть мысли, кто стоит за всем этим? Бротта?

Шувалов пожевал губу, помолчал, как будто решал говорить или не говорить, но всё-таки ответил:

— Нет, не Бротта, Ваше Величество, это кто-то из своих. Причём близкий.

— С чего ты взял?

— Уж больно про всех всё знает, да и стиль такой… не куртуазный.

Император даже улыбнулся. Но на самом деле было не до смеха. Да, маленькое сражение удалось выиграть, раскрыли большую сеть шпионов, но до победы в этой войне было ещё далеко.

Императору было противно, что так много людей готовы были предать империю и его. Неприятное и жуткое чувство. Он ведь со многими этими людьми встречался в коридорах дворца, здоровался. А они?

***

Ирина почувствовала себя … Ирэн Виленской. После того, как прозвучало её имя и стало понятно, что она и есть баронесса Виленская, на неё с вдруг с нескрываемым презрением посмотрел Николай Обухов.

Реакция самого барона Виленского была непонятной. Он вдруг сделался холоден и даже отстранён.

Позвал Сашу, но тот спрятался за Ирэн и напрочь отказался выходить.

Князь Обухов, одёрнув, что-то пытавшуюся сказать сестру, наскоро попрощался, и коротко кивнув Забела и барону, ушёл не оборачиваясь.

Ирине стало обидно, но она знала, что скорее всего ей придётся с таким отношением столкнуться в столице и надо просто дождаться аудиенции императрицы, после которой многое может разрешиться, по словам Лизы Тумановой.

— Что произошло? — спросил Забела, с совершенно счастливым видом рассматривая разгромленную «кладовку». Выглядело это странно.

Но Ирина не собиралась останавливаться, прежде всего ей нужно было восстановить стенды, а служащий Манежа, после ухода князя Обухова, явно собирался сбежать.

Поэтому Ирина официально поздоровалась с графом, точно так же поприветствовала барона Виленского и вновь приказала служащему отвезти её на пустой стенд.

Всё-таки Забела всегда быстро соображал…ну за исключением некоторых моментов. Ирина так и не поняла, что это было. Всегда выдержанный с точки зрения этикета Забела при чужих людях позволил себе подобную фамильярность не просто с аристократкой, а с женой своего сослуживца.

Зная, что Забела никогда и ничего не делает просто так, Ирина подумала, что возможно он знал, что барон Виленский увидит эту сцену, и разыграл такую вот «провокационную радость» исключительно для него. Иногда, после подобных проявлений радости, не оставалось никаких вариантов, кроме одного: - жениться на «опороченной». Просто не предполагал, что у этой сцены окажутся ещё свидетели.

Вот же стратег недоделанный! — подумала Ирина, пока, не понимая, как к этому относиться.

Ирина шла впереди, сразу за служащим, который показывал дорогу, Сашенька шёл рядом с ней, держа маму за руку, что тоже было явным нарушением этикета, но Ирине было плевать. Если её сын хочет держаться за руку, то она будет держать его руку, несмотря ни на кого.

Ирина знала, что сзади, вслед за ней и Сашей идут граф Забела и барон Виленский, но не видела, что мужчины сверлят друг друга злыми взглядами.

Свободный стенд оказался… маленьким, на нём можно было разместить только что-то одно, либо с трудом впихнуть кримы, мыло и, если очень постараться, то изделия стеклодувов, возможно стетоскопы. А вот металлические изделия и «белый камень» совершенно точно уже не помещались.

Служащий устало спросил:

— Берёте?

Ирина ответила, что берёт, но и от «кладовки» не отказывается, чем вызвала явное разочарование у служащего.

Ах, ты же «деловой огурец», — подумала Ирина, — значит пока была страшненькая кладовка, то никому была не нужна, а сейчас, когда открылась красота, сразу и место новое нашлось, и всем понадобилось. Не отдам, у меня «гости заморские» приглашены.

Ирина довольно резко приказала служащему подготовить помещение, чтобы и следа погрома не осталось, выделить отдельную охрану, если уже нельзя свою приводить в Манеж, и обеспечить доступ её людям сегодня после закрытия выставочного дня, для оформления нового стенда.

Пока отдавала распоряжения краем глаза заметила то, как на неё смотрел барон Виленский. Это был взгляд мужчины, но мужчины, который смотрит на женщину так, будто видит её впервые.

Когда разобрались со стендами, Ирина повернулась к ожидавшим её мужчинам и до того пока кто-то из них не начал задавать вопросы, спросила:

— Сергей Михайлович, расскажите, почему вы здесь и где вы взяли Сашу.

— Я сам расскажу, — Саша дёрнул Ирину за руку.

На территории Манежа были отдельные кабинеты, где можно было провести переговорную встречу или уединиться для беседы, чем и решили воспользоваться.

Слушая Сашу, барона, Ирине стало не по себе. Значит сегодня, если бы барон не приехал и не узнал от своей ненормальной сестрицы, что Сашу собираются похитить, то возможно похищение бы удалось. Чтобы она тогда делала, на что бы согласилась?

Ирина ответила себе, что всё. Она бы отдала всё, чтобы вернуть сына.

Вдруг пришла в голову мысль:

— А Танюша?

Виленский ответил, что отправил Танюшу с близнецами и дочерями Гайко в особняк.

Вдруг Забела спросил:

— Серж, а ты уже был у императора?

Барон отрицательно покачал головой.

— Значит и с Шуваловым ты не встречался?

Виленский снова качнул головой и спросил:

— А что происходит?

Забела знаком показал, что расскажет после. Он сделал это достаточно незаметно, но Ирина заметила и поняла, что есть то, что от неё скрывают.

Возникла неловкая пауза и Забела спросил:

— Почему вы оказались в этом закутке?

— О, это надо спрашивать не у меня, — ответила Ирэн, — а у главы мануфактур-коллегии.

А погром устроил Балашов, — задумчиво проговорил Забела, и это был не вопрос

Барон Виленский сидел и молча смотрел то на Ирэн, которую он совершенно не узнавал, то на Андрея. И ему казалось, что он всё-таки опоздал.

Но когда он переводил взгляд на Сашу, сидевшего рядом, и как-то неосознанно прижавшегося к маме, он понимал, что шанс есть, но будет непросто.

***

Леонид Александрович вместе с Павлом ехали от Шехтера. Поскольку время до закрытия дня на выставке ещё оставалось, то решили сначала заехать в Манеж, а уже после ехать домой. Каждый думал о своём. Павел думал о ювелирном заводе и о новых возможностях, а ещё о том предложении, которое Шехтер ему сделал, и просил обсудить с Ирэн.

По всей империи, да что там по миру, везде есть родственники или соплеменники Шехтера. И Шехтер предложил, используя их возможности, распространять продукцию завода через их торговые дома.

Это было очень интересно. Но совершенно точно надо было посоветоваться с Ирэн Леонидовной.

Леонид Александрович думал об… огненных рубинах. Почему-то при воспоминании о камнях, у Лопатина больше не щемило сердце, больше не было той боли, какую он испытывал на протяжении многих лет вместе с чувством вины.

А Шехтер сообщил, что все открытые шахты оскудели и уже скоро цена на огненные рубины будет такой, что те, у кого есть открытые, но не выработанные месторождения смогут диктовать любую цену.

Лопатин сначала сказал Аристу Петровичу твёрдое нет, а потом он задумался, что да, теперь у него есть баронский титул, есть несколько деревень, полученных в награду от императора, самое время приумножить капитал, чтоб было что оставить детям. И не только близнецам, но и Ирэн, и внукам. Он глава большой семьи, а это большая ответственность.

Но было одно большое, но. В своё время эта проклятая шахта стоила жизни его супруге, матери Ирэн и близнецов, не затребуют ли огненные рубины снова страшную плату?

Загрузка...