Приз победителю

Глава 54

На следующее утро Люси поднялась с постели раньше всех. Наступал новый день, знаменовавший для нее начало новой счастливой жизни. Для них всех. В конце концов, ей не надо больше хранить в тайне свой проигрыш, так что худшее позади. Со временем же Ка-Лей поймет, что все закончилось не так уж плохо.

Люси прибрала квартиру, после чего вышла на улицу и купила к завтраку несколько пирожных, а также маленькие подарки для Ка-Лей и Джорджины, являвшиеся свидетельством ее доброй воли и намерения заключить с девушками мир. Положив на стол купленные ею вещи — браслет для Джорджины и предназначавшийся Ка-Лей украшенный орнаментом обруч для волос, — она приготовила чай и стала ждать, когда девушки проснутся и выйдут в гостиную. Неожиданно должница триады услышала донесшиеся из спальни сдавленные рыдания сестры и шепот Джорджины. Ка-Лей вновь дала волю слезам, а сестра ее утешала. Потягивая чай, Люси продолжала терпеливо ждать.

Прошло некоторое время. Девушки все не выходили. Ка-Мей переложила подарки на стойку бара, заварила новую порцию чая и, сев в кресло, запрокинула голову и уперлась затылком в стену. Постепенно ею стало овладевать пронзительное чувство одиночества, что было для нее внове, так как прежде они с Ка-Лей всегда суетились на кухне вместе. Как же могло статься, что теперь она сидит здесь одна-одинешенька?

Придя к выводу, что ей необходимо извиниться перед сестрой, девушка окинула взглядом гостиную и кухню. Что и говорить, квартира пребывала в запустении, однако прежде ей удавалось убедить себя, что в ней присутствуют элементы комфорта и домашнего уюта, и эта мысль грела душу. Особенно хорошо ей бывало здесь вечерами, когда они с Ка-Лей, сидя за чаем, строили планы на будущее. Но теперь эти времена, похоже, безвозвратно канули в вечность. В самом деле, неужели Ка-Лей перестала ее любить? Раньше такая мысль и в голову не пришла бы, но сейчас становилась все более навязчивой и давящей. В свете последних событий квартира начала казаться Люси не слишком приспособленным для жилья местом — да и вообще какой-то чужой. Тем более в ней с некоторых пор появилось много непривычных взгляду вещей, принадлежавших Джорджине, с приездом которой очень многое в жизни сестер изменилось.

Сколько бы Ка-Мей ни отгоняла от себя печальные мысли, ей пришлось-таки признать, что девушки во всем винят ее одну и что она этого заслуживает. Придя к этому неприятному для себя выводу, Люси вновь бросила взгляд на дверь спальни, увешанную фотографиями Ка-Лей и английской сестры. Люси невольно подумала о тех временах, когда спала вместе с сестрой в одной постели, и как ей было тогда хорошо и комфортно, хотя она и не осознавала этого во всей полноте.

Ка-Мей опустила голову, спрятала лицо в ладони и дала волю слезам, копившимся в ней на протяжении последних двадцати с чем-то лет. Она начала ухаживать за Ка-Лей, когда та была еще младенцем — с тех самых пор, когда мать стала проводить ночи вне дома. В такие ночи Люси часто испытывала острое чувство голода, крохотная Ка-Лей же кричала не переставая. И тогда девочка шла к хозяину лавки, жившему этажом ниже, и просила что-нибудь поесть — не для себя, для малышки. И лавочник учил ее, как кормить младенца из бутылочки. Ка-Лей была тяжелая, и у маленькой Люси просто руки отваливались всюду таскать ее с собой, но она никогда не оставляла ее одну. Кроме того, все время с ней разговаривала. Иногда ребенок переставал сосать соску и словно прислушивался к тому, что говорила Люси. Иногда дитя улыбалось, и изо рта начинало течь молоко, Ка-Мей же при виде этого смеялась как сумасшедшая.

Люси пришлось взять на себя все заботы о ребенке, когда ей исполнилось десять. Мать все чаще уходила из дома и, бывало, отсутствовала неделю и больше. Когда же возвращалась, то выглядела такой усталой, что Люси приходилось ухаживать еще и за ней. Потом мать несколько дней отсыпалась, но, отдохнув, исчезала вновь.

Сначала Люси просила ее не уходить, но просьбы остались безответными, и со временем она привыкла к тому, что матери нет дома. Но девочка по-прежнему ждала ее возвращения — хотя бы потому, что мать привозила из своих странствий деньги. Подчас суммы бывали весьма значительными, и Люси прятала излишек в потайное место, чтобы ребенок не голодал даже во время материных отлучек.

Когда Ка-Мей исполнилось одиннадцать, а Ка-Лей — четыре, труп их матери, плававший лицом вниз среди мусора, вытащили из воды в порту. Но к тому времени Люси скопила достаточно денег, чтобы они с сестрой могли продержаться по меньшей мере год.

Мысли Ка-Мей прервал звук поворачивающейся дверной ручки. Она торопливо вытерла мокрое от слез лицо и села на стуле прямо. Из спальни вышла Джорджина, чтобы приготовить себе и Ка-Лей чаю. На Люси она даже не посмотрела.

— Я кое-что вам купила. — Люси подтолкнула подарки по стойке к Джорджине. Та бросила на вещички один только взгляд и вернулась к приготовлению чая. — Извини, Джорджина. У меня не было выбора. Я слишком много задолжала. Проигралась в пух и прах. Так глупо… Тем не менее деньги требовалось срочно вернуть. Так что другого пути у меня просто не было.

Джорджина поставила чайник и повернулась к Люси. Глаза ее распухли от слез, а руки дрожали от злости и нервного напряжения.

— Значит, у тебя не было выбора?

— Не было. Ты уж мне поверь. Я чувствовала себя как последняя дрянь, но…

— У тебя не было выбора? — повторила Джорджина прерывающимся от ярости голосом. — И ты продала сестру, чтобы расплатиться с карточными долгами? — Она покачала головой и в эмоциональном порыве всплеснула руками. — Да как только такая мысль могла прийти тебе в голову?!

Люси честно попыталась объяснить все снова, но Джорджина больше не слушала ее. Тряхнув от избытка чувств головой, она осведомилась:

— Ну и в какую цену нынче девственность? Сколько ты получила за сестру? — Заокеанская сестра повернулась и посмотрела на Люси в упор полными слез глазами. Та отвела взгляд. Ей очень не понравилась проступавшая в глазах Джорджины острая неприязнь.

— Мистер Чан сказал, что долг почти оплачен. Остальное я заработаю своими трудами. — Ка-Мей лгала как Джорджине, так и себе, поскольку, строго говоря, между ней и Чаном никакого официального соглашения заключено не было и конкретные цифры не назывались. Она лишь могла надеяться на то, что кредитор скостит долг.

— Знай же, — заявила Джорджина, беря со стойки поднос с чайником и чашками и поворачиваясь к Люси спиной, — что тебе никогда не удастся возместить ущерб, причиненный Ка-Лей. Никогда! — С этими словами она вернулась в комнату.

Люси замерла. Впервые в жизни ей пришло на ум, что она может потерять сестру. И эта мысль поразила ее как удар в солнечное сплетение.

Ка-Лей лежала в постели, свернувшись клубочком, и смотрела остановившимися глазами на дверь спальни, за которой находилась расположившаяся в гостиной сестра. Мир Ка-Лей рушился, но она не имела понятия, как остановить или задержать его падение. Знала только, что ей надо держаться Джорджины. Отныне сестра стала ее единственным страховочным концом, за который она могла уцепиться, чтобы не скатиться в пропасть. Раньше ее страховкой была Люси, но на том канате сломался карабин. Нечего и говорить, что девушка не представляла себе жизни без Джорджины, ибо только с ней связывала отныне свое будущее. Что же касается Люси, то она как-то сразу поблекла. С этого дня Ка-Лей видела в ней только лгунью и вообще совершенно чужую ей женщину. Она считала, что потеряла сестру, и всем сердцем скорбела по утрате.

— Ты в порядке, Ка-Лей? — спросила Джорджина, присаживаясь на постель.

— Не представляю, зачем она причиняет людям зло… Раньше я ее понимала, но теперь отказываюсь. При всем том она — моя сестра, моя Люси. Мне трудно со всем этим смириться. Я любила ее, но сейчас это как-то плохо получается. — Она сокрушенно покачала головой и перевела взгляд на дверь. Потом посмотрела на сестру с заплескавшейся вдруг в глазах паникой. — Прошу тебя, Джорджина, не бросай меня. Я умру, если ты меня оставишь.

Джорджина взяла ее за руку.

— Посмотри мне в глаза, Ка-Лей. Что ты видишь?

Та с замирающим сердцем заглянула в них, а секундой позже заулыбалась.

— Себя.

— Это потому, что мы с тобой в сердце друг у друга. Я — в твоем, а ты — в моем. И так будет всегда. Гонконг — моя новая родина, а самый мой близкий человек здесь — ты. Я не осознавала, какой была одинокой, пока не приехала сюда. Ты моя лучшая подруга и любимая сестра в одном лице.

— Ты для меня значишь ничуть не меньше. Более того, я уверена, что между нами существует тонкая внутренняя связь. Стоит мне только о чем-нибудь подумать, как ты сразу же начинаешь говорить об этом. Смешно, правда?

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Это странное чувство, но такое чудесное… И мне доставляет огромную радость осознавать, что у меня есть ты и что мы всегда будем принадлежать друг другу. И все у нас будет хорошо — вот увидишь!