Призрак древних легенд

Глава 17

Еще совсем недавно, казавшийся просторным и пустым дом Кракена, оказался не таким уж просторным. Герда ­– мама Сольвейг, оставшаяся у меня дожидаться вызволения дочери; три бывших рабыни-непоседы, привезенные из степи; теперь еще добавилась пятерка, поклявшихся мне в верности, хмурых молчаливых парней, по сути, совсем пацанов — самому старшему недавно исполнилось восемнадцать. Правда, жизнь кочевника на границе с Заброшенными землями сурова и полна опасностей, оттого и взрослеют там рано, или погибают. Не думаю, что хан отправил мне кого попало. Но проверить все равно надо. Чтобы знать — на что рассчитывать и как использовать ребят. Но это потом, когда будет время и возможность. А пока мои верные нукеры расположились в холле, расстелив вдоль стен войлочные коврики, при этом провоняв все ядреным запахом пота, кислого молока и дыма.

Утром встал рано. Надо подготовиться к визиту в Храм всех Богов. Ингвар просил договориться со святошами мирно, но сомневаюсь я что-то. Не верю в способность одуревших от безнаказанности волхвов, жрецов, или кто там они, находить компромиссы. А здесь, если они не испугались удельного князя, значит, чувствуют за собой силу. Только вот интересно, какую? Верят в поддержку своих бессмертных покровителей или есть кто-то, кто ближе к делам земным, обладающий определенной силой и влиянием? Хотя, и сами жрецы далеко не так просты. Если бы не их раздробленность, могли бы стать очень мощной силой. Но и так проблемы юному, как они считают, выскочке создать постараются.

Поэтому-то и собираюсь, сделав дело, быстренько покинуть княжество, укрывшись в Заброшенных землях. Слишком много могущественных врагов у меня тут появилось за столь короткий промежуток времени. А вот с союзниками не очень. Хан далеко, да и сотрудничество, основанное на древних легендах и верованиях — штука довольно зыбкая. У Великого князя свои проблемы и интересы, ему со своей аристократической родовой вольницей надо что-то делать, да со всякой швалью имперской, на юг вторгшейся. Ему я нужен, пока двигаюсь в канве его политики. Да и побаивается он меня. Потому что не понимает, кто такой этот Раевский и откуда он взялся. А силу мою врожденным звериным чутьем чует. Но это скорее минус, чем плюс. Неизвестную опасность принято уничтожать. Ингвар с Лобановым так и поступили бы, если бы я о себе так громко не заявил. Расправа над тем, кто уничтожил одну из сильнейших банд временной столицы княжества, вызвала бы у людей, по меньшей мере, недоумение. Это же получается — Великий князь поддерживает и одобряет рэкет и работорговлю. Зачем Лодброку лишнее напряжение? Особенно когда и так внутри государства демоны не пойми что творится.

Остаются рода спасенных мною девушек. Но пока от них я вижу только проблемы. Странные матримониальные планы, непонятно откуда идущие — толи с одобрения глав, толи сами красавицы себе напридумывали невесть что. Но второе вряд ли. Они хоть и взбалмошные избалованные аристократки, но меру должны понимать. Значит, старшие решили через предполагаемый брак затянуть меня в сферу своих интересов. И вовсе не обязательно девиц отдадут за меня. Могут просто пообещать, воспользоваться наивным юношей и кинуть. А мне оно надо? Тут и без них хватает ненужных заморочек. Я все сильнее начинаю понимать профессора Юнга, который весьма удачно натянул на себя маску чудаковатого ученого и прячется под ней от всей этой суеты. Главное, чтобы никто не мешал заниматься его любимой наукой.

Вот и стоило тащить такую толпу через аномалию? Рассчитывал-то я на поддержку, как минимум. А получил лишь обещания. И те довольно призрачные. Лично-то поблагодарил за спасение дочери только князь Лобанов, да и то, потому что оказия выдалась. Посмотрю, конечно, как дальше будет. Но выводы свои уже сделал — полагаться на местную аристократию смысла нет. Впрочем, как и везде. По большому счету, рода спасенных девушек мне ничего и не обещали. Рогнеда сразу предупредила, что последнее решение, в любом случае, будет за отцом. А остальные и вовсе шли балластом. Не бросать же их. Удивляет только молчание Адеркасов. Барон казался мне человеком чести. И если за свою жизнь он мне ничего не должен, то вот за племянницу могли бы и отблагодарить. Ровно, как и Белозерские. И война тут не оправдание. Скорее всего, выжидают. Смотрят. Прикидывают, как максимальную выгоду получить и не попасть в опалу. Для всех я темная лошадка с весьма сомнительной репутацией. На мне можно снять куш, а можно и оказаться в глубокой яме, если выражаться прилично.

Ладно, поживем — увидим. Пока всеми этими раскладами забивать голову преждевременно. Сейчас главное решить вопрос с вольными. С этими полуразбойниками-полусталкерами тоже все неопределенно. Я бы даже сказал еще сложней, чем с аристократами. Вся это великосветская тусовка мне особо и не интересна. Учитывать их в раскладах надо, но на короткой дистанции они для меня малозначимы. В отличие от охотников или ушкуйников, я так и не разобрался в чем разница. Как по мне, так ее нет. Вся эта братия напоминает мне казачью вольницу времен Ермака и Стеньки Разина. Сегодня они грабят купцов, завтра отвоевывают земли для царя, послезавтра против этого же царя воюют. Такие понимают только силу. И здесь моя слава кровавого отморозка будет только на руку. Эх, мне бы Ворона на завтрашнюю сходку. Хоть один союзник был бы. Старый трактирщик не в счет. Скользкий он, не понятный. Нет к нему доверия. Я же просил за девчонкой последить. А что в результате?

Внизу послышались голоса, и зазвенела посуда. Значит, постояльцы мои уже проснулись. Приведя себя в порядок, неторопливо спустился в холл. Мои нукеры уже проснулись, матрасики свои смотали и сейчас, сидя на полу вокруг журнального столика, о чем-то тихо переговаривались, попивая чай. Завидев меня, парни вскочили. Молодцы, субординацию понимают. Махнул им рукой чтоб расслабились.

— Вы что как в юрте. Диваны же есть.

— Нэ удобно. Так прывычно, — почтительно склонившись ответил Ардан — самый старший из моих гвардейцев. Пожал плечами и махнул рукой. Пусть сидят, как хотят, раз удобно.

Сам прошел на кухню, откуда раздавался звон посуды, и умопомрачительно пахло стряпней и выпечкой. В дверях замер, наблюдая за Гердой. Складывалось ощущение, что женщина колдунья и танцовщица — настолько легко и ловко она управлялась с различной утварью грациозно кружась между плитой с шипящими, шкворчащими, парящими кастрюлями и сковородками, разделочными столами с начищенными и нарезанными продуктами и раковинами с использованной посудой и овощами. И несмотря на кажущийся кавардак, ощущения беспорядка не было. Скорее наоборот, тут царил идеальный порядок. Наконец, женщина заметила меня:

— Господин! — она замерла низко склонившись.

— Доброе утро, Герда, — кивнул в ответ, — Вы не обязаны всем этим заниматься, ­– я махнул рукой в сторону кастрюль.

— Мне не сложно, — она качнула головой, не поднимая глаз, — В доме столько людей, а кушать нечего.

— Заказали бы в трактире.

— Мне не сложно, — повторила она, — Тем более вы столько сделали для нас с дочерью, — она всхлипнула, — Простите, господин, — и она кинулась к плите, занявшись своим колдовством, а я потихоньку пристроился в уголке, завороженно любуясь ее танцем. Я даже подумать не мог, что такую работу можно творить так красиво. Да-да, именно творить, никак иначе это действо назвать нельзя. В мгновение ока передо мной материализовалась чашечка с ароматным чаем и пышущая жаром булочка:

— Завтрак будет чуть позже, господин. Я не думала, что Вы встанете так рано, — в ее голосе послышалась вина.

— Ничего, Герда, — я постарался ей тепло улыбнуться, но женщина почему-то побледнела и засуетилась, — Вы, вообще, не обязаны были заниматься кухней. Ведь Вы моя гостья.

— Вы слишком добры, господин.

Вот же заладила со своим господином.

— Герда…

— Да, господин? — женщина снова замерла, как кролик перед удавом.

— Меня зовут Федор Михайлович. И я не твой господин.

— Да го… Да, Федор Михайлович, простите, — она подняла на меня красные, распухшие от слез глаза. Видимо, женщина всю ночь проплакала. И сейчас ей эта кухня нужна была, чтобы хоть капельку отвлечься от тяжелых беспросветных мыслей. Захотелось вскочить и обнять ее, утешить, обнадежить. Ведь сейчас ее взгляд был так похож на мамин. Тот, из сна в шатре шамана.

— Герда, Сольвейг сегодня будет с Вами.

— Но, гос… — она испуганно осеклась, — Но как же жрецы?

Я зло улыбнулся, женщина отпрянула, зацепив рукавом нож и уронив его на пол.

— Со жрецами я договорюсь, — наклонившись поднял нож и положил его обратно на стол, — Не переживайте Герда, все будет хорошо.

Неожиданно для меня она хрипло вскрикнула и рухнула на колени, обхватив руками мои ноги:

— Спасите ее, господин! Умоляю, спасите! Умоляю! Умоляю! Умоляю! — на ее нечеловеческий крик на кухню ворвались нукеры.

— Вон! — рявкнул я, пытаясь оторвать вцепившуюся в меня мертвой хваткой женщину. Парни так же стремительно, как возникли — исчезли. Пальцы Герды, сведенные судорогой, больно впились мне в икры:

— Спасите! Умоляю! Спасите! Умоляю! ­– захлебываясь, как заведенная, повторяла она, начавшими синеть губами. Прозвучавший, как выстрел шлепок пощечины и Герда обмякла, уставившись на меня непонимающим взглядом. Ее грудь тяжело вздымалась, на белой, как мел, щеке наливался алым отпечаток моей ладони. Я опустился на пол рядом с ней и обнял несчастную женщину, прижав ее голову к груди.

— Все будет хорошо, слышишь? Я обязательно ее вытащу. Только ты успокойся. А то дочка вернется, а ты опять слегла. Мы же не хотим ее расстраивать верно? — она закивала куда-то мне в подмышку. А я продолжил, гладя Герду по седой голове. — Сейчас ты успокоишься, мы позавтракаем, соберемся, я отвезу вас в одно замечательное место и поеду за Сольвейг. А уже вечером ты будешь кормить ее свой замечательной стряпней. Если она не сгорит в угли. Вон что-то уже сбежало. Да и запах горелого появился.

— Ой! — она попыталась вскочить, но ноги не слушались.

— Посиди, — я аккуратно посадил женщину на скамью, а сам быстренько подскочил к плите и выключил все конфорки, — Ардан! — тут же к нам заглянул старший из нукеров, — Бегом разбуди трех вертихвосток, пусть спускаются, наведут здесь порядок и закончат, что не успела госпожа Герда.

— А они смогут? — черная бровь степняка недоверчиво взметнулась вверх.

— Выпорю! — рыкнул я, и Ардан исчез, не желая уточнять, кого я собрался пороть. А мне просто было не до разговоров. Бедную женщину опять повело, и она стала заваливаться на пол. Я едва успел подхватить ее и потащил наверх, чтобы уложить в кровать.

Ну, святоши! Ну, твари! Вы мне за это обязательно ответите! Сейчас мне очень, просто безумно сильно хотелось, чтобы жрецы решили поупираться. Тогда я с полным правом смогу разнести там все в пух и прах, не нарушая слово, данное Ингвару.

Демоны! И откуда такая ярость⁈ Зачем я влезаю в еще один конфликт⁈ Ради чего⁈ Ради едва знакомой девчонки и совершенно незнакомой женщины — ее матери⁈ Тем более, один раз я им помог. В том, что случилось с Сольвейг, моей вины уже нет. Да и в прошлый раз не было. Меня разозлили бесцеремонность бандитов, решивших, что я легкая добыча. За что и поплатились. А сейчас девчонка сама виновата ­– влезла в серьезные игры. Волхвы в своем праве — они защищают свой бизнес. А я? Что я получу от этого противостояния? Больную нищенку и ее дочку? Правда, девочка явно одаренная. Но насколько сильно? Стоит оно того? А с другой стороны, почему бы и нет? Обещал же. А обещания надо выполнять.

Но вот мотивация… Сначала Зоряна, потом ее сестра и подруги, Ворон, Великий князь с его посольством, теперь вот Сольвейг… Спасатель, демоны меня раздери! Нет, самым первым был Лютый. Но он не в счет. Лютый — друг! Мы столько раз друг другу шкуры спасали! А вот с людьми все совсем не просто. Люди — твари подлые. Доброту и хорошее отношение воспринимают, как слабость. Потом так и норовят прогнуть, подмять, ограбить. Вон князюшка с аристократами уже зашевелились. Крутят что-то, понять бы что. А со жрецами я могу подставиться. Не зря же Ингвар с Олегом мне помогают, есть у них в этом интерес. Точно есть! Знать бы какой.

А может бросить все и сломать им все планы? До своих скал я и один доберусь, без всяких дирижаблей. То, что нужно для похода к эпицентру аномалии или куплю или у эллинов отберу. Только вот есть одно «но» — небольшое, и в то же время очень существенное. Сапиенсы — зверушки социальные. Прожить жизнь одному не получится. Крыша съедет. Она у меня и так-то не на месте. Хотя я даже уже и не знаю человек ли я, или еще какая тварь неведомая, после стольки-то перерождений. Вон Хель намекала, что я, вроде как, уже к ним ближе. А вот это ну его на хрен! Может я именно поэтому и цепляюсь за человечность, творя вроде как правильные, но совершенно бессмысленные вещи, что не хочу однажды стать сверхсущностью с извращенным разумом и полным отсутствием морали? А еще… А еще у меня появилась надежда однажды вернуться домой.

Ведь, если то, что мне привиделось в шатре у Мункэ-тэнгри правда… Теоретически-то возможно, если принять гипотезу, что с каждым перерождением меня переносит в совершенно другой пространственно-временной континуум. Но как это понять и доказать? Я пытался. И с точки зрения магической науки, и с точки зрения технической. Теория струн, теория бозонных струн, М-теория, теория «слоеного пирога» магистра Фармера, что я только не изучал, с чем только не работал и всегда упирался в тупик. Параллельные континуумы возможны, даже более того, математически доказано, что они существуют! Но связь между ними невозможна, потому как объем энергии, требуемой для такой связи, стремится к бесконечности! Но ведь мы с мамой видели друг друга. И я откуда-то точно знаю, что это не бред. Значит, связь возможна⁈ Как меня раздражает эта стена. Снова одно и то же ощущение. Будто разгадка где-то рядом, стоит только протянуть руку, только я ее не вижу. Или вижу, но не могу понять, что это разгадка.

Взвизгнув тормозами, мой красный крокодил остановился у центрального входа в парк на Княжьем острове. Тут уже стояли еще два автомобиля, такие же огромные и роскошные, но не такие кричащие-пошлые, как мой. Я важно ступил сияющими под зимним солнцем сапогами, ладно обтягивающими ноги в шерстяных галифе тесно-синего, практически черного цвета, на вычищенную от снега и наледи брусчатку. В стекле хлопнувшей дверцы авто отразился юный франт, в приталенном двубортном мундире с золотой вышивкой по воротнику-стойке и с золотом же вышитым гербом на груди в виде коронованного дракона с мечом в когтистых лапах. На плечи небрежно, чтобы не скрывать роскошь мундира, накинута шуба густого серебристого меха. Я уже забыл, как называются зверки, которых беспощадно уничтожили, чтобы сшить эту красоту. Весь наряд, что сегодня на мне из старых графских и дографских запасов. При воспоминании о том, как в немом восхищении замерли мои гости, увидев меня при полном параде, губы искривились в ироничной усмешке. Да ладно гости. Пигалицы с парнями — дети степей, Герда — жена рыбака, что они видели в жизни? Но реакция Лодброка-младшего ведь была примерно такой же.

Олег, восторженно поцокав языком, и отвесив несколько соленых шуточек, еще раз попросил от имени отца и от себя лично постараться обойтись без кровопролития. Пообещал. Правда, уточнил, что только в том случае, если и со стороны жрецов будет стремление к диалогу. Терпеть беспредел я не намерен. Может тут жрецы и сила, но мне они никто. Да и среди «вольных» особого почитания Богов и их служителей я не замечал. Оглядывались, конечно, на высшие силы, уважали, иногда молились, приносили дары, но больше все же полагались на себя и свою воинскую удачу. А Боги, что Боги? У них свои дела.

А симпатичный парк. Надо будет как-нибудь сюда мелких сводить. Летом тут, наверное, и вовсе благодать. Да и сейчас красиво. Особенно впечатляют ледяные, сверкающие на солнце скульптуры: пирующие Боги, сражающиеся воины, летящие валькирии, а вон вырубленный из огромной глыбы драккар борется с бурными волнами. Удивительно, как мастеру удалось передать напряжение и вызов, брошенный стихии гребцами. Устремленные вдаль суровые взгляды, напряженные, перевитые мышцами тела, стиснутые зубы. И все это из самого обычного льда. Хотя, вряд ли тут обошлось без магии. Слишком реалистично выглядит композиция.

А вот и ритуальный круг для поединков. Как и полагается на перекрестке трех дорог. Опять статуи Богов, только уже каменные, смотрят на ристалище. Ну-ну, что же вы не увидели откровенные махинации своих служителей? Самая широкая центральная аллея должна вести к Храму. А вот и он сам. Впечатляет! Минимум красоты и максимум подавляющей мощи. Сложенное из серых, покрытых бурым мхом огромных каменных глыб, здание в форме круга, вздымающееся вверх на несколько ярусов. Чем-то оно напомнило мне пагоду. Массивные в два человеческих роста ворота, расписанные рунами и символами Богов. Рядом с воротами небольшая избушка, откуда, завидев меня, важно вышли два паренька, ровесники моего нынешнего тела. Один сжимал в руках топор, судя по узорам на рубящей части, носящий больше церемониальные функции, нежели боевые. У второго такой же вычурный, совершенно не пригодный для боя меч. А ребятишки явно из аристократов. Слишком нахальные, высокомерные взгляды и выдающая принадлежность к знати осанка:

— Стой! Куда? — остановил меня тот, что с мечом.

— С каких пор в храм стала пропускать стража?

— С тех пор, как в боярское сословие стали записывать всякое быдло, — брезгливо скривился второй.

А меня тут знают. И совсем не уважают. И вот как с такими людьми можно спокойно разговаривать?

— Еще одно слово в подобном тоне и я прибью твои кишки к этим воротам, — пришлось придавить наглецов ментально, чтобы не доводить до серьезного обострения. Плохой тон — начинать разговор с кровопролития.

— Не горячись, боярин, — побледнев, вмешался второй, — Храм сегодня не работает. Жреческий суд.

— Именно по этому поводу я и прибыл. Доложите обо мне Радомиру. Как я понимаю, представляться мне не надо, — и я доброжелательно улыбнулся, отчего парочка побледнела еще сильней, потеряв весь свой лоск. Но тем не менее духу возразить мне, у того что с мечом, хватило.

— Боюсь, это ничего не даст. Сегодня на территорию Храма могут войти только жрецы и Великий князь, как гость.

— Боюсь, я зайду туда в любом случае, — продолжал улыбаться я, хотя во мне начала закипать дикая ярость — эти твари не оставили ребенку даже надежду на защиту, — Только сделаю я это мирно, или пролив кровь, вот в чем вопрос. И начать мне придется с вас, господа. Так что, доложить об мне — в ваших интересах.

— Хорошо, боярин. Но Верховный будет очень не доволен.

— А мне плевать, — оскалился я.

— Путята, доложи о прибытии боярина Раевского.

Пытавшийся оскорбить меня хам испарился, как по волшебству. А напарник его начинает вызывать у меня уважение. Видно же, что не по себе парню. Но ведь остался со мной, отправив с докладом товарища и выведя того из-под удара, случись конфликтная ситуация.

— Могу я узнать твое имя, сударь?

— Младший жрец Перунова круга Персвет, из рода Морозовых.

— Достойное имя, и род достойный.

— Благодарю, боярин.

— А напарник твой?

Парень замялся, но все-таки ответил:

— Отрок Любомир Белыня, рода Белозерских.

— Белозерских?

— Младшая ветвь, — нехотя уточнил Пересвет.

— Ясно, — я, усмехнувшись, покачал головой. Оказывается, высокомерие и непомерная гордыня присуща всем отпрыскам рода Белозерских. А я думал это только Дарья у них такая избалованная стервочка. Зато понятно, почему благодарности за спасение дочери от главы не дождался. Не по чину ему было. А потом, когда пошли слухи, что мы с ним вскоре станем совершенно равны, гордость не позволила. Только все равно, подходы красавиц на счет свадьбы-женитьбы в картину не укладываются. Может все-таки личная инициатива? Сомнительно. Что-то я упускаю, что-то не учитываю. Какие-то нюансы. И чтобы их уловить, надо вариться в этом великосветском котле с самого детства, и не одно поколение. А я действительно по факту выскочка.

Пока размышлял, появился Любомир:

— Следуй за мной, — интонации на грани приличия, но да ладно. Учту на будущее, что с Белозерскими роду Раевских не по пути. А пока пусть потешит свое самолюбие.

Только попав внутрь, я понял и осознал, почему Храм носит такое название. Здесь действительно были собраны все Боги. Нижний круг был разделен колоннами на секторы, в виде солнца. По центру пылал явно магический огонь, создавая еще большее сходство со светилом. Каждый сектор отводился своему пантеону. Я узнал только скандинавский, славянский и… эллинский⁈ Остальные пять пантеонов остались для меня загадкой. Надо будет поинтересоваться потом. Но явно не у моего сопровождающего, который, ступив под своды храма, раздулся от собственной важности словно жаба. И куда только девался недавний страх?

Миновав центральный зал и поплутав по лабиринтам коридоров, долго поднимались по широкой каменной винтовой лестнице. Потом еще один лабиринт и, наконец, меня привели в точную копию нижнего зала, только поменьше и уютней. Белыня, напоследок толкнув меня в спину, тут же скрылся, захлопнув у меня за спиной створки дверей. А я оказался под пристальным вниманием мужчин и женщин, восседающих на удобных скамеечках расположенных по кругу у ног статуй Богов. Напротив входа, через который я зашел, на возвышении расположилось отдельно стоящее кресло, в котором вальяжно развалился сухопарый старик в ярко-алом, с белой меховой оторочкой по подолу, балахоне. Я так понимаю Верховный жрец — Радомир. Из рода Лодброков, кстати. Если не ошибаюсь, двоюродный дед нынешнего Великого князя. Видимо, одна из причин, по которой Ингвар просил обойтись без кровопролития. Да и мне не с руки ссориться с правящим родом. Они, конечно, ребята ушлые, своего не упустят. Но Лодброки единственные, кто до сих пор сдерживал все данные мне обещания.

Корявые, изломанные артритом пальцы старика нервно подрагивали, а взгляд, буквально, прожигал меня насквозь:

— Как ты посмел угрожать служителям Храма⁈ — низкий, густой голос Верховного разнесся эхом под сводами зала. Они что, меня попугать решили? Ну-ну, удачи! Проигнорировав вопрос, я поискал глазами Сольвейг. И не нашел. Обернувшись, заметил узенькую нишу, перекрытую решеткой и девочку, вцепившуюся в железные прутья. Рядом с нишей на мягком удобном креслице расположился напыщенный хлыщ лет двадцати пяти, увешанный золотом и с перебинтованной рукой.

Под злобными взглядами жрецов я подошел к клетке:

— Я знала, что ты за мной придешь! — прошептала Сольвейг, торжествующе поглядев на пижона.

— Лучше бы было обойтись без этого, — буркнул я, магией сбивая хлипкий замок на дверце клетки, — Это его что ли ты цапнула? — я мотнул головой в сторону перебинтованного.

Его, — улыбнулась Сольвейг. Внезапно зрачки девочки расширились, отражая синее пламя, и мою спину ожгло космической стужей. А силен старик! Один амулет к демонам.

— Это объявление войны роду Раевских? ­– я вперился в Радомира взглядом, придавив окружающих жутью. Слева от меня кто-то ойкнул, послышался характерный звук и запахло… Нехорошо так запахло, не должно так вонять в храме.

— Как смеешь ты, ничтожный, вмешиваться в суд Богов⁈ — и, правда, мощный старикан. Чувствуется в нем звериная ярость, такая же, как у Ингвара. А вот, у Олега такой нет. Пока нет.

— Суд Богов⁈ — я с иронией осмотрел жрецов, — Или судилище возомнивших о себе их слуг⁈ И по какому праву Вы держите дворянку в клетке? — Сольвейг удивленно уставилась на меня, прикусив кулачок.

— Лжец! Она простолюдинка! — хрыч ткнул в меня корявым пальцем, и по залу прошлась волна стужи.

— Герда и Сольвейг Фискаре были приняты мной в род младшей ветвью. Все претензии к ним — суть есть претензии ко мне, как к главе рода. Боги свидетели!

— Мы не знали, — глаза Радомира все так же полыхали яростью, но голос уже не был таким уверенным.

— Для этого я здесь. Тебя ввели в заблуждение, Верховный жрец, — да, я лукавил — ритуал принятия в род мы с Гердой провели буквально перед самым моим отъездом в Храм. И то, женщина согласилась, только ради того, чтобы спасти дочь. Но формально я не солгал ни в одном слове. Поэтому уверенно продолжил: — А раз обманули в этом, могли обмануть и в другом. Так ведь?

Старик скривился, но нехотя кивнул.

— Это не дает тебе права угрожать Храму.

— Я заплачу виру по правде, Верховный, — пожал я плечами. Я никого не убил, не ограбил, так что даже если у жрецов взыграет алчность, большой вира не будет.

Радомир поджал сухие сизые губы и спросил:

— Ты хочешь обвинить кого-то из жрецов во лжи?

Я зло улыбнулся.

— Я⁈ И в коем случае? Я хочу суд Богов с теми жрецами, что судили поединок княжны Бежецкой и боярича Нездина. Ну и с этим, — не глядя ткнул пальцем в сторону вонючки.

Старик кхекнул и зло посмотрел на своих подчиненных. А вот и троица слепых судей! Посвященный Хель добродушный толстячок тут же осунулся и побледнел. Полненькая милашка в зеленых одеждах ожгла меня ненавидящим взглядом. Да, с этой красоткой я бы за один стол не сел. Отравит, как пить дать. А вот служитель Одина смотрел прямо и с вызовом. Неужели не при делах? Или так уверен в себе?

­– Сигурд, Калф, Живана — он перевел взгляд на обгадившегося дворянчика и, брезгливо дернув щекой, повернулся к жрецам, — Вы согласны на суд Богов?

— Да! — вскочил воин, схватившись рукой за пояс, в месте, где должен висеть меч. Нет, этот точно не при делах! Даже жалко, если придется его убить.

— Калф?

Толстячок скукожился еще сильней и, позеленев, судорожно мотнул головой. Это движение можно было интерпретировать и как отказ и как согласие. Если бы не сиплый писк, раздавшийся из горла жреца. Радомир нахмурился так, что из под косматых седых бровей не стало видно глаз.

— Живана?

Женщина зашипела, как змея и миловидное лицо ее исказилось в отвратительной гримасе.

— Живана? — повторил Верховный еще раз.

— Нет, — сипло выдохнула она, — Нет! — прокричала она еще громче.

— Таааак, — голосом не предвещавшим ничего хорошего протянул старик и поднялся со своего трона, опираясь на витой посох, — Таааак! — его глаза полыхали синим ледяным огнем, — С девицы Сольвейг снимаются все обвинения. Отныне девица Сольвейг, ­– старик, замявшись, посмотрел на меня.

— Рей, ­– подсказал я новую фамилию моих подопечных.

— Рей, — повторил Радомир, — дворянка рода Раевских один раз обратившись в любой храм Великого Княжества Новгородского, сможет получить любую помощь, каковая будет в силах Храма. О том сегодня же будут разосланы грамоты по всему Княжеству.

Бедная Сольвейг едва не упала в обморок, когда на нее уставились два океана стужи, бурлящие на месте глаз Верховного жреца. А старик продолжал.

— На боярина Раевского за угрозы и неуважения к служителям Храма налагается вира в пятьсот гривен, которая должна быть внесена в кассу Храма не позднее трех дней.

Я, усмехнувшись, кивнул. Вира была чисто символическая.

— Сигурд, Калф и Живана помещаются до завершения следствия по вскрывшимся обстоятельствам в темницу. Расследование проведет Яри Темный, — тут же со своей скамейки поднялся лысенький невзрачный мужичок в сером балахоне и склонился перед Верховным.

— Умил Хлюсов, дворянин рода Нездиних за клевету и вмешательство в поединок, проводимый под сенью Храма всех Богов, приговаривается к смерти! — за спиной послышался тоскливый вой и какая-то возня. Обернувшись, хлыща я уже не увидел — уволокли, ровно, как и виновных жрецов.

— Суд Богов окончен! Оставьте меня, — синее ледяное пламя в глазах потухло, и старик устало опустился на трон.

Ну и нам пора. Я взял оцепеневшую девочку за руку и пошел на выход. Самое главное позади, осталось только покинуть это не очень гостеприимное место. Мало ли, вдруг у этой троицы есть подельники, или старый хрыч передумает и решит, что мы слишком много знаем. Уже в дверях услышал знакомое хихиканье. Судя по тому, как вздрогнула Сольвейг не я один. Резко обернулся — никого. Зато первому смеху вторил еще один, мелодичный, как ручей. Но никто так и не появился. Девочка прижалась ко мне, подрагивая всем тельцем. В трущобах была еще той оторвой, а тут довели. Но столько, сколько выпало в последнее время на ее долю — не всякий мужчина выдержит. Приобнял ребенка за плечи и оттопырив средний палец, ткнул его в сторону статуи Хель, а потом и Живы. В ответ получил еще более веселый смех и совершенно охреневший взгляд Верховного жреца.