21. Франциск. Длань разящая

Страх пропитал насквозь страну,

Отдав на поруганье злу

Святые ране идеалы,

А кровь струей в реку бежала

И заливала синь небес…



Ранение Антония оказалось серьезным, и он не мог командовать армией. Алоиз сразу этим воспользовался. В начале лета орды фрицландцев стремительно вторглись в восточную Вискарию и западный Маконьяк. Кровавой лавиной они прокатились по беззащитным степям и пустыням. Словно кровожадная саранча враг пожирал страну, перемалывая в своей утробе несчастных людей. Имперские войска, оставшиеся без военачальника, не оказали сильного сопротивления и трусливо бежали, оставляя города и деревни. Вскоре неприятель подошел к Железному городу на берегу Вольной реки. Город ни в коем случае нельзя было сдавать. Рядом находились шахты, где добывались ингредиенты для изготовления пороха, который все чаще применялся для нового оружия. Еще в городе располагалась сильная школа магов. Потеря этой твердыни могла означать поражение в войне, а может быть, и потерю самого государства.

Антоний лежал в тяжелом судорожном бреду. Герцог Вискарии несколько раз за день терял сознание, зовя родных и близких, сжимая подушку, словно женщину. А когда ум прояснялся, приходили ужасные страдания. Страшно смотреть, когда большой мужественный человек мечется по постели, воет и стонет, как раненый, загнанный собаками кабан. Магистр пятнадцатого уровня оказался бессилен перед, казалось бы, обычным боевым ранением.

Ядро разорвалось близко, поэтому осколки пробили ботфорты и поразили ногу. Сначала казалось, что раны затянулись, но оказалось все не так просто. Через месяц боли вернулись и началась агония, предвещающая смерть. Неровные края ран загноились, и даже сильные маги опускали руки. Голень покраснела и распухла, и с каждым днем Антонию становилось все хуже.


Ранним июньским утром на Царскую площадь вышли розовощекие молодцы в серых рубахах. Закипела удалая работа, заговорили плотницкие топоры. Застучали молотки, заплакали пилы, посыпались на брусчатку свежие опилки. Вокруг королевской трибуны росли деревянные помосты, чаще их сооружали для праздников, однако на этот раз готовилась массовая казнь. Не прошло и пары дней, как вся площадь покрылась «лобными местами». Повсюду стояли плахи, станки для пыток, виселицы и другие ужасные штуки для умерщвления людей. Запах смерти и крови пропитал тяжелый летний воздух, внушая первобытный животный ужас. Казалось, будто сам Палач находится рядом и улыбается, а его безжалостный стальной топор ловит на отточенное лезвие веселые солнечные зайчики.

Франциск был непреклонен. Предатели Родины, виновные в последнем поражении, должны понести суровое наказание. Более десяти тысяч дезертиров отправили в Уроченские горы для тяжелых работ в золотых шахтах. Старый король Карл Двенадцатый много лет назад разорил подземные города и перебил гномов, взяв эти шахты под свой контроль. Теперь там трудились на благо Родины преступники и изменники. Убийцы, воры и казнокрады. Долго там никто не приживался. Ужас состоял в том, что младшими надсмотрщиками поставили гномов, переметнувшихся на сторону Империи. А они сильно ненавидели людей несмотря на то, что служили короне.

Около сотни младших и старших командиров приговорили к смертной казни. Среди них оказались и прошлогодние участники магического турнира. Андрэ и Эрик. Андрэ, правда, приговорили заочно. Его так и не нашли, дезертир ни разу не появился в расположении армии, поймать виконта-развратника пока не удалось. Эрик же, как адъютант Антония, был «назначен» виновным в ранении герцога. Хотя, непонятно, как он мог защитить своего командира? Запретить выходить из походной палатки?


Франциск традиционно выступил на королевской трибуне, но казни еще не начались. Все ждали самого короля. Он спустился вниз и в сопровождении небольшой свиты начал прогулку по Царской площади. Остальная знать могла, как сидеть на месте, так и следовать за Франциском, но в некотором отдалении.

Стальной король выглядел великолепно. Строгий серый камзол, перетянутый белыми лентами, прицепленный к поясу меч, короткие парадные сапоги. Но, в отличии от одежды, здоровье властителя оставляло желать лучшего. Лицо предательски испещрили узкие морщины, нос и щеки покрылись щербинками, а стоячие усы нервно подрагивали.

Сегодня Франциска сопровождали всего два человека. Екатерина Калати и Людвиг, все-таки выпущенный из тюрьмы. Екатерина смотрелась так, словно она не фаворитка, а настоящая королева. Серое, переливающееся на свету платье с кружевными оборками, туфельки, поблескивающие бриллиантами на пряжках. Рыжие кудряшки с металлическими заколками смирно лежали на хорошенькой, высоко поднятой головке; тонкие губы, чуть тронутые помадой, поджаты; в глазах искрились едва заметные слезинки. Любовница короля будто сидела иголках, но старалась держать высокую марку.

Людвиг после месяцев заключения казался больным и бледным: его волосы несколько поредели и потеряли цвет; глаза потухли, румянец покинул щеки, и лишь крепко стиснутые здоровые зубы намекали на то, что внутри графа таится могучая сила, которая жаждет выхода.


Царскую площадь заранее оцепили колючей проволокой и выставили в прилегающих улочках караулы, дабы народ не надоедал знати. Сейчас лишь палачи со своими жертвами являлись невольным украшением этого «поля смерти». Отовсюду слышались крики несчастных, басовитые приказы офицеров и барабанная дробь, предвещающая чью-то смерть. На брусчатку щедро лилась кровь. Сталь неотвратимо карала виновных. То здесь, то там очередная голова отделялась от тела, в других преступников вонзались арбалетные болты, а самых отъявленных негодяев жестоко пытали перед тем, как казнить. Над башнями дворца реяли крикливые вороны, чувствуя поживу, а на арке Карла Восьмого сосредоточенно ворожил стальноволосый Металлиум, отгоняя от Столицы инфернальные силы.

Франциск щерился по-стариковски и медленно проходил по площади, властно держа под руку Екатерину. Его спутница старалась не отводить глаз от вида крови и не морщить свой прелестный носик. Женщина прекрасно понимала, что находится в лапах кровожадного паука, и стоит тому лишь дернуть за ниточку, как новая невинная жертва падет под ударом палаческого топора. Людвиг же, покорно шествующий чуть позади, как бледная тень, прекрасно понимал, что подобной жертвой в любой момент может стать и он сам.

— Милая. Тебе нравится моя благодарность этим людям? — спросил Франциск, криво улыбаясь. — Они заслужили мгновенную смерть!

Рядом стояли преступники, прикованные руками к деревянной стене. У каждого на груди висел порядковый номер. Королевские арбалетчики расстреливали приговоренных по одному. Капитан приказывал стрелять одновременно в того или иного человека, называя номер. Мгновение, и выигравший билет в смертельной лотерее оказывался пришпиленным к стене десятком острых болтов. Если несчастный не умирал сразу, то его не добивали, а выбирали следующего приговоренного. Таким образом, «мгновенная смерть» не всегда наступала мгновенно!

— Быть может, лучникам стоит быть более меткими… — потупив глаза, ответила Екатерина. — Почему никто не попал точно в голову?

— Или в глаз? — усмехнулся король. — Эй, лодыри! Выбирайте следующего и бейте по глазам! Оставьте воронов без лакомства!

Капитан покорно кивнул и выкрикнул:

— Номер пять! Стрелять по глазам!

Застучали барабаны, выбивая смертельную чечетку, капитан взмахнул рукой, и десяток солдат выстрелили. Несчастный преступник не успел даже обделаться от страха, как в его голову прилетело пять или шесть болтов. Три из них выбили глаза, два порвали щеки, а еще один срезал левое ухо словно ножом. Жуткий крик вырвался из вздымающейся груди и сразу сменился бульканьем, ибо другие болты пробили легкие. Кровь фонтаном выплеснулась наружу из разорванного рта, и человек умер.

Екатерина отвернулась и сморщилась, стараясь скрыть рвотные позывы. Людвиг незаметно от Франциска протянул даме маленькую фляжку с горячительным. Екатерина сделала пару глотков и утерла слезы, пока король восторгался меткостью своих солдат и нахваливал офицера.

Далее, чтобы немного поберечь душевное здоровье своей женщины, Франциск повел ее к висельникам. Королевской свите предстали обычные виселицы, только вместо веревок использовались струны от рояля. Такой «почести» удостоились королевские музыканты. На деревянных чурбачках стояли дрожащие горнисты, трубачи и барабанщики. Некоторые были совсем юными. Музыканты обвинялись в том, что не смогли своим искусством вдохновить армию и остановить отступление, поэтому теперь их повесят.

Франциск уверенно взмахнул рукой, и палачи выбили чурбаны из-под ног осужденных. Екатерина прикрыла глаза, но на этот раз обошлось без тошноты. Бескровная смерть не так страшна, хотя синюшные лица висельников наверняка будут ее преследовать долго.

Франциск намеренно устроил этот чудовищный спектакль. Казалось, что палачи ждали личного присутствия короля. Большая часть казней не начиналась без него, но как только властитель подходил ближе, кивал головой и взмахивал рукой, — тут же кого-то резали на куски, отрубали голову, расстреливали или вздергивали на перекладине.

Наиболее приближенных к Антонию Франциск считал вдвойне виноватыми. Эти люди могли своим авторитетом прекратить отступление и повести за собой! Однако, никто не взял на себя командование, предпочитая праздновать труса.

Одного ротного командира приковали спиной к деревянному столу, который на колесиках ездил по небольшой поляне. Все бы ничего, но на его пути жужжала чудовищная циркулярная пила. Эта пила аккуратно отрезала ноги человеку по частям. Вот она отделила ступни, затем стол двинулся дальше, подставляя голени. На их полную ампутацию пришлось два прохода. Человек уже потерял сознание от боли и крови, хлещущей на землю, но палач, стальной маг, продолжал свою жуткую работу. Острые зубья без устали вспарывали кожу, перерубая кости, жилы и сухожилия.

Удивительно, но на этот раз Екатерина смотрела на казнь абсолютно спокойно. Видимо, она уже привыкла к кровавому спектаклю, что даже вымучивала бесцветную улыбку. На лице появилась некая отрешенность, глаза опустели. Конечно, после пития коньяка на голодный желудок все становится радужным и красивым: птички поют жизнерадостные песни, даже если это вороны; свежий ветерок теребит болтающихся на перекладине висельников; солнце светит ярко и приветливо, запекая кровь на разбитых губах.

— А вы, мой дорогой племянничек, — обратился Франциск к Людвигу. — Как вы себя чувствуете? Не считаете ли меня чересчур жестоким?

— Нет, Ваше Величество. Если мы будем излишне милосердны, то потеряем страну, потеряем Империю! — заявил Людвиг, поклонившись.

— Хорошо, Людвиг. Хорошо, — Франциск похлопал племянника по плечу и подошел к следующему месту казни. — А вот и Эрик, граф Калиманский. Что вы скажете, Эрик, в свое оправдание?

Осужденный лежал на шершавых досках, с конечностями, распластанными в форме звезды. Для него придумали иные, изощренные пытки. Тонкие стальные спицы попеременно входили и выходили из рук и ног, пронзая их до костей. Казнь только началась, поэтому Эрик еще находился в сознании.

— Подождите, вы еще успеете его убить, — король попросил прервать наказание.

— Я… я ни в чем не виноват… — запинаясь ответил осужденный. — Герцог попал под… ядро…

— Это мы уже знаем, но вот перед вами его сын, неужели и сейчас вы будете скрывать правду! Признавайтесь, как вы хотели извести моего брата!

Эрик побледнел, но пытался сохранять мужество. Говорить ему было трудно.

— Ваше Величество, его надо как-то «оживить», иначе он ничего не скажет, — предложил Людвиг. — Быть может, глоток коньяка?

— Коньяка? — рассмеялся Франциск. — Хотите выпить, граф?

— Да, если можно… Это бы не помешало…

— Что за страна, что за народ! Даже на плахе эти люди просят выпить! — король обернулся на Людвига. — Доставайте же свою флягу!

Людвиг развел руками, однако Франциск уже требовал:

— Вы думаете, я не видел, как вы приводили в чувство госпожу Калати?

Граф Вискарии покорно подошел к Эрику и поднес к его губам коньяк.

— Во славу… к… короля… Франциска! — прохрипел окровавленными губами Эрик и сделал маленький глоток.

— Ну… — Франциск и сам взял из рук подбежавшего лакея бокал с вином, слегка пригубляя.

— Это… случилось в конце апреля. Мы стояли лагерем у Барсукова. Рано утром герцог вышел из палатки… по надобности. Белая рубашка, словно знамя, сильно выделялась среди редкой зелени. Хорошо еще, что его светлость надел ботфорты! Вражеский канонир выстрелил, ядро взорвалось в пяти шагах! Осколки поразили правую ногу и, видимо, ошметки кожи попали в рану. Врачи сделали все, что положено. Извлекли железо, обработали виноградной водкой…

Людвиг внимательно слушал и всматривался в лицо Эрика. Он верил этому человеку. Преданный слуга и честный, каких сейчас немного. Жаль будет, если сегодня он примет смерть.

— … Раны затянулись, через пару недель герцог уже сидел на коне, однако уже через пять дней боль возвратилась. Его светлость рассказывал про змеистые линии на голени, вскоре нога распухла и стала причинять нечеловеческую боль.

— Ох, великий Учитель, что же это? — вскричал Людвиг.

В этот момент к королю подбежал Герман, придворный лекарь и знаком попросил его уделить внимание. Видимо, разговор не предназначался для посторонних ушей, поэтому они отошли немного в сторону. Некоторое время было видно, как Герман активно жестикулировал и показывал что-то на пальцах, а потом на своей ноге. Франциск краснел, бледнел и топорщил усы, но в конце утвердительно кивнул и отечески похлопал лекаря по плечу.

Франциск вернулся к свите другим. Людвиг и Екатерина смотрели на своего короля, не зная, что тому придет в голову. Его лицо было белым, как мел, рот скалился в хищной улыбке, пальцы, сцепленные в замок, впивались ногтями в кожу. Казалось, в этот момент он представляет собой ипостась Инквизитора, который будет карать за все. За отступление армии, за голод в Столице, за ранение Антония, за капризы Екатерины и даже за свои неудачи в постели!

— Мой король… — неуверенно начала Екатерина, желая смягчить нрав своего господина.

Франциск схватил женщину за руку, больно сдавливая запястье, и потащил ее в рядом стоящую палатку, где палачи могли переодеться и смыть кровь с натруженных рук.

— Ваше Величество, мне удалиться? — поинтересовался Людвиг. Пот струился по его лбу, губы дрожали.

— Нет, ты пойдешь с нами! — приказал король.

Как только он вошли в палатку, Франциск взмахом руки приказал покинуть ее всех палачей и слуг. Когда последний лоскут одежды еще не скрылся за пологом, король резко нагнул Екатерину, заставив упереться руками на стол, лихорадочно расстегнул свои штаны, путаясь и рвя женские юбки, властно вошел в свою любовницу. Екатерина упала головой на столешницу, и перед ее глазами блеснул кровавый топор, умело вонзенный в дерево.

Людвиг стоял, как каменное изваяние, не в силах пошевелиться или что-то возразить. Екатерина уже пьяная и ничего не соображающая, судорожно спрятала лицо в руках, но было слышно, как она чуть всхлипывала.

Через несколько минут король победоносно закончил и, уверенно шлепнув свою пассию по заднице, произнес:

— Проклятая страна, как я могу терпеть все это! Как я могу так жить!

Людвиг стоял сам не свой, не в силах что-либо ответить.

— Мой дорогой племянник! Я знаю, что это твоя женщина, но она будет принадлежать мне, пока ты не одержишь победу! Победу над нашим общим врагом! И лишь потом я разрешу тебе жениться на ней, если, конечно, захочешь!

Екатерина поднялась и кое как поправила свои юбки, откидывая спутавшиеся волосы назад. Сильная женщина, она верила, что, уступив сегодня, она сможет выиграть следующий раунд игры под названием «борьба за власть».

А Франциск тем временем вышел из палатки, возвращаясь к осужденному Эрику.

— Освободите этого человека, таково желание моего брата… — бросил он палачам, и тут внезапно на глазах короля проступили слезы, и он запричитал: — Бедный Антоний, Бедный Антоний!

Загрузка...