Когда невыносимо больно. Когда страшно. Когда смерть проходит рядом, когтистой ледяной лапой хватая тебя за сердце и все же отпуская. Когда сходят с ума маги. Когда хочется одного — выть от безысходности. Когда нет сил терпеть и невозможно отступить. Когда ненависть застит глаза, а эфир бурлит, зарождается проклятье Ничейной земли.
Там, где не выжить. Там, где тебя бросили умирать в одиночестве. Там, где тебя заживо хоронят взрывы дальнобойных мортир. Там начинает стучать сердце в унисон с твоим, требуя… Что оно требует, никто не знает. Но в мире агонии и ненависти разве может родиться что-то хорошее?
Инквизиторы в далеко уже не белоснежных сутанах издали разглядывали, как в глубине Ничейной земли зарождалась новая, странная жизнь: крутились вихри алого эфира; вздымались вверх хребты неведомых чудовищ, обретая плоть из растревоженной земли; выпускали щупальца эфирные создания, сотканные из призрачного тумана, ища новых жертв; бродили и не находили упокоения души погибших. Последних было много, отчаянно много, и никто не понимал, что же держит души тут, не давая им уйти.
— Еще несколько дней, и будет поздно, — заметил один из инквизиторов.
Второй его поправил:
— В новолуние. Проклятье созреет в новолуние, и храните наши души боги тогда. Я никогда не видел настолько сильного проклятья Ничейной земли. Еще чуть-чуть и поднимутся из земли немертвые.
— Надеюсь, у королей хватит благоразумия объявить перемирие, чтобы мы могли зайти и обезвредить проклятье.
В любом случае они пойдут в Ничейную землю даже под обстрелами. Нельзя допустить, чтобы немертвые шагнули в мир живых.