Провинциалка

13

— Спишь, Венедиков? И вдобавок ко всему — с открытой дверью!

На пороге стоял Даво — в белой рубашке, при галстуке, причесанный и свежевыбритый.

— Одевайся! — приказал он, оглядываясь вокруг, и, увидев бутылку виски, насмешливо проронил: — Насколько я заметил, ты уже вовсю готовишься к встрече. Ты почему не пришел обедать в клуб?

— Был на похоронах Перфанова.

— Ты — на похоронах?! — сделал он круглые глаза. — Убил! Может, ты и прощальную речь произнес?

И, не дожидаясь моего ответа, заметив конфеты, взял сразу две и отправил их в рот одну за другой.

Я почувствовал знакомое раздражение, которое Даво вызывал у меня время от времени. Вот уже два десятилетия мы были близкими друзьями. Из десятков моих друзей-приятелей именно ему выпал и крест, и привилегия стать моим неразлучным спутником, без которого я не мог обойтись и часа в моей повседневной жизни. Он был искренне привязан ко мне и добровольно взял на себя все неблагодарные практические дела — начиная с забот о моей машине и кончая внесением моих многочисленных членских взносов. В обмен на это я удостоил его своей дружбой и правом быть моим душеприказчиком и отдушником.

Но за все в этом мире необходимо платить! Иногда Даво врывался как слон в мои мысли или топал своими подкованными ботинками в самых заповедных уголках моего внутреннего мира. Я стоически терпел все это — может быть, по слабости характера или от нежелания усложнять себе жизнь, а быть может, четко сознавая, что каждая медаль имеет и свою оборотную сторону — Даво был мне нужен как воздух, он просто являлся частью моего собственного "я"…

— Ты готов? — придирчиво осмотрел он меня с головы до пят и одобрительно кивнул головой. — Порядок, выглядишь по крайней мере на три года младше, как умеренно выпивший человек.

Я задержался взглядом на его галстуке.

— Зато ты вырядился, как цыган на свадьбу.

— Ну, не совсем на свадьбу, но… что-то в этом роде! — и лукаво-соучастнически улыбнулся.

Если бы я уже два часа не заливал глаза "Баллантайном", может быть, я и нашел бы в себе силы послать его подальше, вместо того чтобы тащиться за этим сводником бог весть куда. За последние годы из всех моих пассий по крайней мере с тремя меня познакомил Даво, он не успокаивался до тех пор, пока не убеждался в успехе своей миссии. И делал это из чистой любви ко мне, ничего не требуя взамен. Просто он руководствовался своим пониманием моего образа так называемой личной жизни, и в его взглядах брак отсутствовал начисто.

Сейчас он в очередной раз готовился вести меня на смотрины, а я согласился с ним по инерции и еще потому, что Мари-Женевьев начинала мне надоедать все больше и больше…

На какое-то мгновение мне захотелось действительно выгнать его и остаться до вечера наедине с бутылкой, но я знал, что это лишь вызвало бы излишние споры и объяснения, которые не облегчили бы отношений с моим милым другом… Я махнул рукой и первым направился к двери, подавив в себе глухое озлобление, но когда мы зашагали к троллейбусной остановке, почувствовал, как злость на Даво вновь заклокотала в груди.

— Ты послал деньги маме? — отрывисто бросил я, когда мы устроились на сидениях полупустого троллейбуса.

Он нахмурился.

— Сразу же! Ты что это вдруг вспомнил о матери? Или дает о себе знать Эдипов комплекс?

Я ухмыльнулся, обезоруженный. Даво есть Даво!

В просторной гостиной мы застали семь-восемь молодых мужчин и женщин, расположившихся вокруг низенького длинного столика, заставленного тарелочками с соленым миндалем, арахисом и всевозможными бутылками.

Хозяйка встретила нас улыбкой, задержала чуть дольше необходимого свою теплую руку в моей и окинула меня опытным и, как мне показалось, не совсем очарованным взглядом… "Ты выглядишь на три года моложе своего возраста!" — всплыл в памяти дурацкий комплимент Даво.

— Корнелия! — произнесла она задушевно, будто сообщая мне какой-то пароль. — Прошу вас, садитесь где вам будет удобней… Водка или виски?

— Виски! — благосклонно кивнул я, скользнув глазами по ее великолепной фигуре.

Она не выглядела слишком молодой, как сообщил мне Даво, и это, кто знает почему, вдруг мне понравилось. На ней были блестящие темно-бордовые брюки, облегающие ее длинные стройные бедра, и эффектная блуза, в вырезе которой чуть вздрагивала соблазнительная грудь.

— Я думаю, нет необходимости представлять вам товарища Венедикова! — обратилась она к гостям, наливая мне виски. — Предполагаю, что его знают все, кто любит болгарский театр… Или слышали его имя!

Присутствующие удостоили меня любопытно-благосклонными взглядами, помолчали секунду-другую из вежливости и продолжили с нескрываемым интересом слушать невысокого полного мужчину с кудрявыми светлыми волосами — наверное, заводилу компании.

Корнелия протянула мне стакан, предварительно опустив в него два кубика льда, и села рядом со мной на низкую квадратную табуретку.

— Ваше здоровье и добро пожаловать в мой дом! — кивнула она, сдвигая свой стакан с моим. — Надеюсь, Даво передал вам, как мне понравилась ваша пьеса?

"Значит, он это не выдумал!" — мелькнуло у меня в уме.

— Меня так взволновал этот спектакль, — продолжала Корнелия, — что я потом долго бродила по улицам и думала о вашей героине, погибшей в расцвете сил и молодости, не успев полюбить и быть любимой… И особенно о ее подвиге там, в фашистской Германии, когда у нас уже была свобода… Вы так хорошо придумали это с письмами и документами!

Явно, она говорила о моей художественно-документальной пьесе, посвященной Яне Крыстевой, советской разведчице, гильотинированной в Германии осенью 1944 года. Со слов Даво у меня создалось впечатление, что Корнелия смотрела мою последнюю современную драму.

Я оглянулся, рассматривая изысканно обставленную гостиную. Я уже знал, что раньше хозяйка была манекенщицей, а сейчас работает в руковостве Дома моделей. Припомнил ее слова, переданные мне Даво, что она жаждет встретить человека, который не воспринимал бы ее лишь как соблазнительную плоть. "Раз она так настаивает…"

Я сделал большой глоток виски, бросил в рот несколько вкусных миндалинок.

— Ваш теплый отзыв меня искренне обрадовал, — начал наступление я. — Мне и в голову не могло прийти, что политическая пьеса могла произвести сильное впечатление на такую женщину, как вы.

— А вам не кажется, что я могу и обидеться?

— Почему? Просто интересы красивой женщины иные.

Корнелия поморщилась.

— Вы меня удивляете, товарищ Венедиков. Я думала, что писатель и особенно такой знаток женской души, как вы, более широко смотрит на мир… Я не жду, что вы непременно поверите мне, но меня всегда волновал вопрос, какими были наши предшественники, какой вообще была та молодежь, погибшая с песней на губах, существует ли связь между ними и нами и в чем именно заключается эта связь. Все это подчас страшно мучит меня…

Я вытянул сигарету, щелкнул зажигалкой… Поблизости в очередной раз грянул дружный залп смеха — явно, светловолосый был неутомимым рассказчиком анекдотов. И вдруг в наступившей тишине прозвучал немного неуверенный голос девушки, сидевшей в сторонке:

— Простите, что я вмешиваюсь, можно, я задам вам один вопрос?

Она была в джинсах и простой серой рубашке с подвернутыми рукавами, без капли грима на лице и без всяких украшений — колец, медальонов и сережек, которые так любят другие женщины. Самым странным в ней были ее глаза — светло-синие, почти вылинявшие и какие-то холодные, как у сиамской кошки. Все остальное — красивые сочные губы, кудрявые каштановые волосы, мятая, но чистая рубашка придавали ей какой-то теплый, но заурядный вид. Лишь озерная прозрачность взгляда обволакивала все холодом и отчуждением.

Корнелия сжала жемчужно-белыми зубами зернышко миндаля и медленно раскусила его.

— Пожалуйста!

Девушка взяла свой бокал со швепсом, охватив его длинными узловатыми пальцами.

— Только что вы сказали, что не ждете, чтобы товарищ Венедиков непременно вам поверил, но вы сами-то верите, что вас действительно волнуют все эти вопросы? Потому что я вам не верю.

Все разом повернулись в сторону девушки. Я заметил, как две женщины обменялись возмущенными взглядами, а златокудрый весельчак издал какое-то неопределенное восклицание и мелко-мелко затряс головой.

Корнелия сохранила самообладание.

— Может быть, вы все-таки приведете свои аргументы?

"Интересно, как эта девушка попала сюда? — мелькнула у меня мысль. — Явно, она не была близка ни с кем из присутствующих, даже Корнелия обращалась к ней на "Вы"…"

— Попытаюсь, — согласилась она, облизывая губы. — Хоть и не знаю, смогу ли… Иногда человек чувствует какие-то вещи, но не в состоянии их сформулировать.

— И что же именно вы чувствуете?

Девушка не смутилась.

— Мне кажется, что вся эта обстановка и образ жизни, который вы ведете, просто исключают подобные вопросы… Простите за откровенность. Что же касается пьесы, то вы правы, мне она тоже нравится.

Воцарилось тягостное молчание. Я смял в пепельнице свою недокуренную сигарету и метнул на девушку сердитый взгляд.

— Не вижу оснований, чтобы относиться с предубеждением к людям только потому, что они хорошо живут! — И неловко улыбнулся, с опозданием почувствовав в своем тоне излишнюю строгость и назидательность. — В конце концов вы здесь гость, о вас заботятся, уделяют вам внимание, просто не честно…

Девушка недружелюбно смерила меня взглядом своих холодных глаз.

— Сожалею, если мои слова задели кого-нибудь…

— А музыка в этом доме имеется? — пробился внезапно в краткую паузу хрипловатый голос Даво, который нервно прохаживался вокруг столика.

— Да, конечно, Нелли, почему бы тебе не включить музыку? — с нескрываемым облегчением воскликнула какая-то сильно накрашенная женщина. — У тебя такие великолепные записи…

Корнелия подошла к одному из шкафов, вытянула небольшой ящик и, достав плоский как книга магнитофон, включила его. Гостиную заполнили звуки приятной танцевальной мелодии.

Люди задвигались, встали из-за продолговатого столика, и вскоре за ним остались лишь мы вдвоем с "сиамской кошкой".

Я метнул на нее взгляд, вновь заметил узловатые пальцы с коротко остриженными ногтями и неожиданно спросил:

— Как вы сюда попали?

— Меня привел сын моей квартирной хозяйки. Он работает фотографом в Доме моделей.

— Покажите мне его!

— Его здесь нет. Ушел снимать какое-то ревю.

— А почему вы не ушли с ним?

— Меня не интересуют модные ревю.

— Это заметно! — скользнул я взглядом по ее джинсам.

В уголках ее губ прорезались две тонкие морщинки, наверное, это обозначало улыбку.

— Я вела себя очень невоспитанно? — спросила она мгновение спустя, понизив голос.

— Довольно-таки!

— Я просто не смогла сдержаться. В подобных случаях я всегда теряю контроль над собой… — И она повернула голову к центру комнаты, где все гости, кроме Даво, танцевали.

— Я понял, но все-таки вы не правы! — ответил я тоже шепотом.

— Права! Больше всего меня злит, когда такие, как она, говорят о погибших. Ее мучит вопрос о связи с предыдущим поколением! Какая там может быть связь! Как между мной и квантовой механикой!

— Не слишком красиво пользоваться чьими-то благами и в то же время оплевывать его!

— Я выпила только бокал швепса!

Какое-то теплое, волнующее любопытство медленно шевельнулось в моей душе. Я понимал, что с этим ершистым и, по всей вероятности, вредным существом надлежит держаться холодно и пренебрежительно, по крайней мере, из солидарности с хозяйкой дома, но мне не хотелось вставать из-за стола и было все интересней следить за светло-синими глазами и строгим лицом с еле заметными морщинками в уголках губ.

— Как вас зовут? — спросил я после небольшой паузы, закуривая сигарету.

— Петрана Груева… Разумеется, меня называют просто Пепа.

— А почему вы упомянули квартирную хозяйку? Разве вы не из Софии?

— Нет. А вы еще не догадались? Отстаете, товарищ драматург, ваш коллега Бернард Шоу после третьего слова безошибочно определял, откуда родом девушки, с которыми он сталкивался на лондонских рынках!

— Вы хотите сказать — его герой Хиггинс из "Пигмалиона"?

— Именно! Итак, откуда же я родом?

— Я думаю, что и профессор Хиггинс испытал бы известное затруднение. Вы оперируете абсолютно дистиллированным бедным языком современной молодой девушки.

Морщинки у губ обозначились четко — очевидно, мое замечание развеселило ее.

— Хорошо, я вам помогу. Кое-кто утверждает, что особенность моих глаз объясняется близостью с подобными природными объектами…

— А, рильские или пиринские озера! — догадался я. — Браво, скромность украшает девушку!

Даво уселся в соседнее кресло и налил себе стакан швепса. Он не брал в рот ни капли алкоголя. "Как она!" — невольно пришло мне на ум.

Он бросил сердитый взгляд на девушку, а затем перевел его на меня, не меняя выражения. Я собрался сказать ему что-нибудь приятное, но тут же заметил, что Корнелия оставила своего кавалера и подошла к нам.

— Позвольте вас пригласить, товарищ Венедиков!

Я вспомнил, что во время моего разговора с Пепой несколько раз ловил на себе ее взгляд, и восхитился тактом и выдержкой нашей хозяйки. Пока мы сидели вдвоем с девушкой, она не позволила себе пригласить меня на танец и лишь теперь, когда к нам присоединился Даво, она сочла это уместным.

— Разумеется, — улыбнулся я, немного смутившись, неуверенно вставая из-за стола. — Хотя это не самая сильная моя сторона…

Как и следовало ожидать, Корнелия долго не упоминала имени своей необычной гостьи. Она что-то рассказывала мне о Таганке и о бедном Высоцком, затем поинтересовалась моей новой пьесой, заявив, что впредь не пропустит ни одной моей новой работы. Время от времени, пока мы смешно и бессмысленно подскакивали друг против друга, я поглядывал в сторону столика, еле сдерживая веселую улыбку. Даво, молчаливый и загадочный, мрачно уставившись в одну точку, дул швепс, а Пепа наблюдала за ним с подчеркнутым интересом.

Зазвучало медленное танго, Корнелия прижалась ко мне, и я почувствовал в своем ухе ее теплый возбужденный голос:

— Знаете, я на нее не сержусь. Она три раза проваливается на экзаменах в ВИТИС. При этом, объективно говоря, девушка выше среднего уровня, хотя…

— А на какой факультет? — прошепелявил я слегка заплетающимся языком.

— Насколько я поняла — на кинорежиссерский.

Предметы медленно поплыли перед моими глазами. Инстинктивно я бросил взгляд в сторону Пепы и увидел, что ее стул пуст. Только Даво по-прежнему торчал за низеньким столиком, и я тихонько прыснул, увидев его белоснежную рубашку и блестящий галстук сводника крупного масштаба…