Провинциалка

5

На следующее утро часов в десять мне позвонил Иванчев.

— Здравствуй, великомученик Асений! — произнес он, растягивая слова, явно в прекрасном расположении духа.

— Здравствуй!

— Подъедешь к нам?

— Раз это необходимо…

— Необходимо… Мы тут с одним… товарищем хотели бы тебя видеть.

— Уже выхожу…

В тесном задымленном кабинете я снова застал режиссера Рашкова, глянувшего на меня с каким-то новым и, как мне показалось, напряженным вниманием.

На письменном столе Иванчева лежала папка с моим сценарием, а рядом с ней — еще одна, целлулоидная, сквозь которую виднелся титульный лист какой-то объемистой рукописи.

— Ну, присаживайся! — встретил меня вновь с распростертыми объятиями Иванчев. — Выпьешь рюмочку?

— Благодарю.

— Вы с Докумовым оказались настоящими героями! Написать за два месяца такие сложные сценарии — это больше, чем подвиг… К тому же… скажем ему? — обратился он к Рашкову.

Режиссер вытянул свою длинную шею, и в его мрачном взгляде на миг мелькнула какая-то искра.

— Ты начальник, тебе лучше знать! — ответил он с кривой вымученной улыбкой, как будто у него болел зуб.

— Ну ладно, так и быть — скажем! — кивнул Иванчев. — Оба сценария — и твой, и Крыстю — определенно превосходят работу бай Миладина. Это наше общее мнение, — и он кивнул головой в сторону режиссера.

"Значит, целлулоидная папка — сценарий моего молодого и все еще незнакомого мне коллеги? Ты смотри, в какой блестящей упаковке предложил свой товар…?! — мелькнуло у меня в уме, а затем я почувствовал внезапное облегчение, но не полное и безоблачное, а — кто знает, почему — какое-то половинчатое.

— Прекрасно, я рад, что вы так думаете! — сказал я, закуривая сигарету.

— Вышло что надо! — улыбнулся Иванчев, прищурив глаза. — Теперь я спокоен за будущий фильм. Славчо остается поднатужиться и сделать из двух сценариев один — идеальный.

И он театральным движением сдвинул обе папки, затем резко водрузил мою и шлепнул тяжеленной рукописью о письменный стол.

Воцарилось молчание. Я взглянул на Рашкова и вновь встретился с его напряженным испытующим взглядом. И тут же услышал его голос:

— Ну, Иванчеву и ему подобным вообще море по колено. По мнению шефов, нет ничего проще, чем из двух текстов сляпать один — просто режь и клей, и фильм готов! Все остальное — авторский почерк и своеобразие, единство стиля и подхода, темпоритмика и внутренняя драматургия — все это пустая болтовня, придуманная нами, чтобы выглядеть глубокомысленными…

— У тебя все? — беззлобно ввернул Иванчев, дождавшись небольшой паузы.

— Допустим…

— Тогда слушай! Чтобы доказать тебе, что я так не думаю и что мне совершенно ясно, какая сложная и ответственная работа тебе предстоит, предлагаю уехать вам троим в какой-нибудь дом творчества и там общими усилиями выработать окончательный вариант. Докумов согласен, верю, что и вы с Асеном не станете возражать…

— Я возражаю! — ответил Рашков. — Во-первых, потому что сейчас не могу уехать из Софии — подготовка фильма должна идти параллельно с работой над сценарием, а во-вторых, я думал, что мы уже договорились, — на этом этапе я хочу поработать один, пораскинуть мозгами, как лучше увязать эти два сценария.

— Пожалуй, он прав! — охотно согласился я, тут же сообразив, что мне пришлось бы потратить немало времени в случае отъезда. — Разумеется, окончательный вариант стоит обсудить всем вместе.

Мы договорились встретиться с Рашковым до конца недели. Не известно почему, о Докумове речь так и не зашла, и я не стал поднимать вопроса о его присутствии.

Режиссер откланялся и ушел, а Иванчев сел со мной рядом на диван и фамильярно положил руку мне на колено.

— Если Славчо хватит ума, он использует твой сценарий минимум процентов на семьдесят! — начал он мягким задушевным тоном. — И не только линию "верхушки" — генералов, приближенных к царю, депутатов и прочее, которые у тебя просто блеск, но и некоторых твоих солдат. Вообще, твой сценарий — писательский, в самом лучшем смысле этого слова. Докумов собрал огромный материал, парень хорошо поработал в архивах; мне даже кажется, что он добрался до совершенно новых источников, но все это выписано крупными мазками, как на эпическом полотне, немного хаотично… Да что там говорить — редко режиссер бывает в таком выгодном положении: чтобы черпать полными горстями из двух полноводных источников!

— Говорят, бай Миладин вернулся, вы уведомили его о происходящих… событиях? — мягко прервал я его, обезоруженный добрыми словами.

Иванчев изумленно посмотрел на меня.

— Я слышал, что он вернулся, но мне не звонил.

— И вроде выразил желание работать над сценарием, — добавил я.

Заместитель директора от души рассмеялся.

— Ну да? Никому он этого не сообщал, не думаю, чтобы у него это было серьезно… "Поздно, чадо мое!" — ответил бы я ему, буде он явится ко мне с подобным требованием… — он похлопал меня по плечу. — Не беспокойся! Позволь нам объяснить ему, как обстоят дела… Во всяком случае, до настоящего момента он не позвонил ни мне, ни Славчо.

— А почему вы не позвоните ему и не сообщите официально обо всем, что вы предприняли, чтобы ему не пришлось узнавать об этом от случайных людей?

Иванчев задумался на миг-два, и на его румяном здоровом лице проступило неприкрытое неудовольствие.

— Давай поставим точку на истории с Кондовым! После худсовета у него была полная возможность нам помочь, теперь пусть сердится сам на себя… Но я не думаю, чтобы его все еще волновала эта проблема, бай Миладин — человек практичный, реалист…

— И все-таки я считаю, что вы должны поставить его в известность.

— Конечно, нам без этого не обойтись!.. — с лица Иванчева стремительно и зримо соскользнула улыбка и повеяло чем-то холодным и безжалостным.