Прятки

Глава двадцатая

Джекс

— Скажи мое имя, Майлз, — повторяю я.

Он облизывает нижнюю губу языком и снова качает головой.

Я подхожу ближе, так что почти выхожу из тени.

— Скажи мое имя.

Он с трудом глотает, его горло шевелится, а затем розовые губы снова приоткрываются.

— Джекс.

Странное чувство охватывает меня от смеси надежды и нерешительности в его шепоте, и осознание того, что он впервые произнес мое имя, вызывает мурашки по коже. Темная власть сжимает мою грудь, когда он смотрит на меня широко раскрытыми, невинными глазами.

Я медленно выхожу из тени и сдвигаю капюшон.

Его глаза расширяются, и на скулах появляются два розовых пятна, когда наши взгляды встречаются.

— Ты… ты не можешь быть…, — шепчет он, все еще глядя на меня, как будто ожидает, что я исчезну в любой момент.

— Я не могу быть…? — настаиваю я, когда его горло снова сжимается от глотка воздуха.

— Ты.

— Я не могу быть собой? — я поднимаю одну бровь, надеясь, что это выглядит как насмешка.

Он сейчас настолько растерян, что я почти ожидаю, что он выбежит из комнаты с криком.

— Нет, — говорит он, и часть его шока тает. — Ты Джекс Хоторн, — добавляет он с недоверием. — Ты не просто член королевской семьи Сильверкреста. Ты еще и мятежник и буквально самый сексуальный человек, которого я когда-либо видел.

Я улыбаюсь, видя, как искренне он выглядит.

— Вау, я звучу просто потрясающе.

Он сжимает губы в узкую линию и бросает на меня незаинтересованный взгляд.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Нет, не знаю. Объясни мне.

Он закатывает глаза.

— Я имею в виду, что в иерархии жизни здесь ты входишь в один процент, а я — в нижние девяносто пять.

— Ты не считаешь, что ты входишь в один процент?

Он громко и беззаботно смеется и наконец расслабляется, откидывая влажные волосы со лба. — Ни в каком случае. Ты — десятка. А я — твердая тройка, которая иногда может сойти за четверку, — быстро говорит он. — У тебя миллион друзей, ты и твои кузены — короли кампуса, и ты — Мятежник. — Он качает головой. — Я — первое поколение, у меня два друга в интернете, ни одного в реальной жизни, и я верю в социализм, перераспределение богатства и движения за возвращение земель. Мы может и живем в одном мире, но между нами — целая пропасть.

— Ты действительно так думаешь?

Он бросает на меня сбивающий с толку взгляд.

— Я имею в виду, да. Это все факты.

— Ничего из этого не является фактом. — Я подхожу к нему поближе.

Он задерживает дыхание, затем открывает рот, как будто собирается со мной поспорить.

Я прижимаюсь губами к его губам и прерываю его.

Он задыхается от поцелуя, но не отстраняется, когда я прижимаюсь к его губам. Ему нужно несколько секунд, чтобы ответить, но когда он это делает, его поцелуй мягкий и нерешительный, и это делает момент еще более сладким, когда я целую его со всей нежностью, на которую способен.

Из его губ вырывается тихий стон, и я отвечаю ему тем же, когда он кладет дрожащие руки мне на талию и сжимает меня через слои одежды.

Продолжая целовать его легко и исследующе, я обхватываю его лицо ладонями и нежно глажу его щеки большими пальцами. Его кожа мягкая, и щетина на его лице, коснувшаяся моих пальцев, такая же горячая, как я и предполагал.

Затем он берет инициативу на себя и углубляет наши поцелуи, мягко прикасаясь своим языком к моему.

Одна из его рук скользит сзади под мое худи и скользит по моей футболке. Я выпрямляюсь во весь рост и заставляю его откинуть голову назад, чтобы я мог взять контроль над поцелуем. Его стон громкий и отчаянный, и я борюсь с желанием прижать его к ближайшей стене, чтобы поглотить его рот и сделать его своим, как того требует мое тело.

До Майлза я никогда не понимал привлекательности поцелуев, и для меня это было не более чем частью прелюдии, которую люди ожидали от меня. Я не ненавидел это, но и не получал удовольствия и не видел в этом смысла.

Но теперь, когда Майлз прижался ко мне и со мной, я не хочу прекращать целовать его. Я хочу поглотить его, сделать его своим и запечатлеть его изнутри, чтобы он точно знал, кому принадлежит.

Но не сейчас. Дело не в этом.

Сдерживая свое возбуждение, я замедляю наши поцелуи, пока они не становятся не более чем нежными укусами и дразнящими поцелуями. Когда я наконец отстраняюсь, Майлз еще несколько секунд держит глаза закрытыми, а потом открывает их.

Я улыбаюсь, когда он смотрит на меня ошеломленными и стеклянными глазами. Обычный мягкий зеленый цвет его глаз ярок, как изумруд, а губы уже розовые и опухшие от поцелуев. Он выглядит совершенно разбитым, и все это из-за меня.

— Вау, — говорит он хриплым голосом, от которого мой и без того твердый член пульсирует и трепещет. — Это было… вау.

— Да. — Я нежно целую его в подбородок, а затем в шею чуть ниже. — Это было.

Он вздыхает, а затем тихо стонет, когда я нежно кусаю нежную кожу над его пульсом.

— Я не понимаю, — говорит он в оцепенении, когда я отстраняюсь.

— Что ты не понимаешь?

— Ты дал мне все подсказки, чтобы я понял, кто ты. Хижина, вопрос о недостатке в моем коде. Это не было случайностью.

Я качаю головой.

— Нет. Не случайно.

— Но почему?

— Почему я должен был давать тебе подсказки о том, кто я?

Он кивает.

— Потому что я хотел, чтобы ты это понял.

Уголки его губ поднимаются в улыбке.

— Да?

Я киваю и нежно провожу большим пальцем по его нижней губе.

— Все то, что ты говорил раньше о иерархии и о том, что мы живем в разных мирах. Ты действительно в это веришь? — Я прижимаю большой палец к его щеке, но не отпускаю его.

— Да, конечно.

— Я открою тебе маленький секрет. — Я прижимаюсь губами к его уху. — Ничего из этого не является правдой.

Он поднимает на меня глаза, когда я отстраняюсь.

— Но…

Я заставляю его замолчать поцелуем.

— Я не буду лгать тебе и притворяться, что у меня нет привилегий в этой школе, потому что они у меня есть. Но разница между мной и другими придурками в моем положении в том, что мне все это по фигу. Ты говоришь, что у меня миллион друзей, но у меня только трое, и все они мне родственники.

Я нежно провожу большим пальцем по коже под его нижней губой.

— Да, я член Мятежников, но только потому, что моя семья входит в это братство с момента его основания. Членство в братстве дает мне преимущества, я не отрицаю этого, но я вступил в него только потому, что этого от меня ожидали.

Он тихо вздыхает, когда я провожу большим пальцем по его верхней губе.

— Когда я смотрю на тебя, я не вижу тройку, четверку или даже десятку. — Я прижимаю большой палец к центру его губ, чтобы заставить его замолчать. — Я не оцениваю тебя по какой-то произвольной шкале того, что я должен хотеть, и я не сравниваю тебя с другими, чтобы решить, что я о тебе думаю. Знаешь, почему я не делаю ничего из этого? — Я убираю большой палец с его губ и провожу по его скуле.

Он качает головой.

Я наклоняюсь, пока наши губы почти не соприкасаются.

— Потому что ты не поддаешься сравнению. Потому что, когда я смотрю на тебя, я вижу единственного человека, который когда-либо меня интересовал. Я думаю, что ты великолепен, но твоя внешность — это только фасад. Именно то, кто ты есть, заставляет меня хотеть, чтобы ты был моим, и мне плевать, что думают обо мне или моих выборах другие, потому что они для меня ничего не значат.

— Но…

Я снова прижимаю большой палец к его губам.

— Ничто из этого не имеет для меня значения. Я играю свою роль и делаю то, что от меня ожидают, потому что это легко, и мне не хватает сил сопротивляться, потому что я нашел моменты, когда могу сбросить маску и просто быть собой. Мои кузены и брат знают настоящего меня и принимают меня. Они дают мне пространство, необходимое мне, чтобы быть собой, чтобы я мог играть в мире, который мне безразличен, за исключением защиты тех, кто мне дорог. Единственный другой человек, который когда-либо делал это для меня, — это ты. Ты действительно думаешь, что я откажусь от этого из-за таких мелочей, как ожидания общества или социальная иерархия?

Он медленно качает головой, и я вижу, как его сомнения тают, когда он прижимается ко мне, как нуждающийся котенок.

— Ты мой, Майлз, — говорю я ему. — И я вызову любого, кто попытается изменить мое решение, потому что гарантирую, что для него это закончится плохо.

Он снова широко улыбается мне.

— Я?

Я снова целую его в губы.

— Да.

— Это значит, что ты тоже мой? — Он просовывает руки под мое худи и гладит меня по бокам.

— Да. — Я убираю руку с его щеки и запускаю ее в его волосы и крепко сжимаю пряди.

Он задыхается и позволяет мне откинуть его голову назад и обнажить его шею.

— Я все еще не могу поверить, что все это происходит, — шепчет он.

— Поверь, потому что это так. — Наклонившись, я покрываю поцелуями его шею.

Он расправляет руки по моей спине и притягивает меня к себе, так что наши тела соприкасаются, а его твердый член прижимается к моему бедру.

— Так это не только на одну ночь? — спрашивает он, задыхаясь, и наклоняет голову в сторону, чтобы мне было удобнее.

— Нет. Не только на одну ночь. — говорю я между поцелуями, поднимаясь по его шее к его губам.

Он начинает что-то говорить, но я прерываю его глубоким поцелуем. Он отвечает громким стоном и сразу же открывается для меня, затем снова стонет, когда я переплетаю наши языки и наконец целую его так, как хотел с того момента, как он впервые вошел в свою комнату после душа.

Он хнычет и вздыхает, пока я граблю его рот и держу его на месте, так что у него нет выбора, кроме как принимать все, что я ему даю.

Мне нравится, как легко он доверяет мне, особенно когда у него есть все причины бояться меня, и как он ни разу не сдерживался.

Когда я наконец прерываю поцелуй, он не дает мне отойти дальше, чем на сантиметр, прежде чем обхватывает мою шею рукой и тянет меня обратно, чтобы продолжить.

Его поцелуи глубокие, сильные и настолько чертовски властные, что в моем мозгу происходит короткое замыкание. Я всегда знал, что у Майлза есть такая сторона, и его явное нетерпение возбуждает меня не меньше, чем его покорность и застенчивость.

Я планировал просто поцеловать его и посмотреть, как он себя почувствует после этого, но теперь, когда он цепляется за меня и трется своим твердым членом о мое бедро, как тот нуждающийся мужчина, к которому я привык, эти альтруистические мысли улетучиваются из моей головы и заменяются одним словом: мой.

Майлз мой, и мне все равно, даже если понадобится вся его жизнь, чтобы доказать ему это; он всегда будет моим.

Поддавшись желанию и потребности, горящим во мне, я хватаю его за бедра и поднимаю, так что он вынужден обхватить мои бедра своими мускулистыми ногами, пока я держу его.

Он издает удивленный звук, прижавшись к моим губам, но не перестает целовать меня, обнимая меня за плечи и держась за меня. В этой новой позе он становится выше меня, и он использует это небольшое преимущество, чтобы овладеть моим ртом так же, как я только что овладел его.

Желая его еще больше, я делаю несколько длинных шагов и прижимаю его к стене рядом с окном. Я использую наше новое положение, чтобы прижать свой твердый член к его и разминать его полные ягодицы руками.

Он отрывает свои губы от моих и с громким стоном откидывает голову назад, прижимаясь к стене. Я прижимаюсь губами к его яремной вене и нежно провожу языком по его коже, которая ритмично пульсирует.

Майлз вскрикивает и одной рукой прижимает мою голову, прижимая меня к одной из самых уязвимых частей своего тела, и моя грудь сжимается от чего-то, что я не могу определить, от проявления доверия.

— Джекс, — шепчет он, и еще больше этих неопределенных чувств пронизывают мою грудь от благоговения в его голосе, когда он произносит мое имя, как молитву.

Я отрываю рот от его пульса и оставляю засос на стыке его плеча и шеи.

— Да, — поощряет он, пробегая пальцами по моим волосам и откидывая их с моего лица. — Еще.

Жадно я поднимаюсь по его горлу, оставляя на каждом месте сильный, сосущий поцелуй, который оставляет на его измученной коже розовый след.

Он рвет мою одежду, хватая и дергая мое худи, пока раскачивает бедрами и трется об меня с диким неистовством, которое поднимает мое собственное желание до небес.

С рыком, который даже не похож на человеческий, я оттаскиваю его от стены, чтобы отнести к его кровати. Он цепляется за меня и издает тихие скулящие звуки, которые пробуждают во мне инстинкт защитить его ценой своей жизни и разорвать его на мелкие кусочки, пока он не станет ничем иным, как хныкающим, измученным клочком под мной.

Мои голени ударяются о край его матраса, и вместо того, чтобы бросить его на кровать, я ставлю одно колено на край и опрокидываю нас, так что падаю на него и накрываю его тело своим.

Он сразу же обхватывает мои бедра ногами и прижимается ко мне. Я прижимаю его бедра к матрасу и надавливаю на него. Он скулит под моими поцелуями и проводит руками по моей спине, его ногти скользят по ткани моего худи, как будто он одержим.

Засунув одну руку под его тело, я прижимаю его к себе, одновременно поднимаясь с кровати и поднимаюсь, чтобы мы оказались в центре большого матраса. Он падает на одеяло с удивленным криком, когда я отпускаю его и окружаю его руками по обе стороны от плеч и коленями между бедрами, заставляя его широко раздвинуть их для меня. Его грудь поднимается от быстрых, неглубоких вздохов, а приоткрытые губы красные и опухшие от моих поцелуев. Его глаза безумны и полны отчаянной потребности, но вокруг него витает атмосфера шока, которая делает его похожим на пьяного.

Это заставляет меня улыбнуться, и моя улыбка становится еще шире, когда он кладет руки на кровать рядом с моими. Понимая намек, я хватаю его за запястья и прижимаю их к матрасу.

Его глаза закатываются, и его прерывистый вздох заставляет мой и без того твердый член пульсировать от раскаленной страсти.

Снова прижавшись к его губам, я целую его сильно и глубоко и использую свою силу, чтобы прижать его к кровати. Он отвечает мне поцелуем за поцелуем, и я глотаю непрерывный поток вздохов и сдавленных стонов, которые вырываются из его губ.

Его член твердый как камень, прижимается к моему, и он скулит в знак протеста, когда я отрываю свои губы от его и сажусь, чтобы оказаться между его ног на коленях.

Он смотрит на меня с удивлением. Жар, который вспыхивает в его глазах, когда он проводит языком по нижней губе, заставляет мой член пульсировать от воспоминаний о том, как хорошо этот язык чувствует себя на моем члене. Не желая ждать ни секунды больше, чтобы получить от него больше, я снимаю худи и отбрасываю его в сторону. Затем я делаю то же самое с футболкой, оставаясь только в легких брюках и ботинках.

Глаза Майлза расширяются, когда он проводит взглядом по моей верхней части тела, и тогда я понимаю, что он никогда не видел ни одной части меня, кроме моих рук и члена.

Я остаюсь неподвижным и позволяю ему смотреть на меня, и восхищение в его взгляде вызывает еще больше странных ощущений в моей груди. Я знаю, что хорошо выгляжу. Я много работаю над своим телом, и нам с Джейсом повезло с генами. Мы привыкли, что на нас смотрят, особенно когда мы вместе, но с Майлзом все по-другому.

Жажда в его взгляде неоспорима, но есть еще что-то, что подозрительно похоже на одержимость, когда он поднимает руку, как будто хочет дотянуться до меня, но опускает ее обратно на кровать. Я беру его за запястье и прижимаю его ладонь к своему животу.

Его пальцы сжимаются на твердых мышцах моего пресса, пока он скользит взглядом по моему торсу. Я сижу неподвижно, пока он нежно проводит рукой по центру моего живота, следуя за моей полосой волос, пока она не исчезает под поясом моих брюк. Вместо того, чтобы трогать меня через брюки, он проводит рукой обратно по моему животу и по одной из моих грудных мышц.

— Боже мой, — бормочет он, опуская руку.

— Не совсем. Но ты можешь называть меня так, если хочешь.

Он бросает на меня бесстрастный взгляд, но его портит похотливый блеск в глазах и легкий румянец на щеках.

— Нравится, что видишь? — спрашиваю я с дразнящей интонацией в голосе.

— А ты как думаешь?

— Я думаю, что на тебе слишком много одежды, и нам нужно это исправить.

Искра в его глазах гаснет, и он защитно кладет руки на живот.

Я наклоняюсь вперед и снова окружаю его руками.

— Ты не хочешь, чтобы я увидел то, что принадлежит мне?

Он дрожит под моим взглядом, но не может скрыть беспокойство, промелькнувшее на его красивом лице.

— Дело не в том, я просто…

Я прижимаюсь к нему всем телом, и он расслабляется под моим весом.

— Я уже все это видел, — напоминаю я ему. — Помнишь, как ты дрочил для меня у окна?

Он кивает.

— Ты знал, что я слышал тебя в ту ночь, а не только видел?

Его дыхание прерывается, и он тихо вдыхает воздух, приоткрыв губы.

— Смотреть на тебя было чертовски возбуждающе, но слышать тебя было всем. — Я прижимаюсь губами к его уху. — Ты заставил меня кончить так сильно, что я чуть не упал с того чертового дерева. — Он дрожит под мной, и я нежно прижимаюсь щекой к его подбородку. Шуршание наших щетин вызывает во мне волну мурашек. — Теперь ты позволишь мне увидеть то, что принадлежит мне?

Он практически вибрирует, когда я поднимаюсь на колени, и не протестует, когда я хватаю его футболку за подол и снимаю с него.

Его член твердый и выпирает из передней части спортивных штанов, и я хватаю пояс, чтобы аккуратно спустить их. Он приподнимает бедра, чтобы помочь мне, и я отбрасываю их в сторону, когда его член выскальзывает на свободу, а капля предъэякулята скатывается по его стволу.

Он смотрит на меня своими широкими, невинными глазами, которые станут моей гибелью, и я обхватываю его основание рукой, чтобы долго и медленно погладить его.

Он громко и безудержно стонет, поднимая бедра навстречу моим ласкам. Я поглаживаю его еще несколько раз, перемещая взгляд между его лицом и членом, а свободной рукой прижимаю его бедра к кровати.

Он скулит и стонет для меня, но замирает, когда я раздвигаю его ноги коленями.

— Я не подготовился, — шепчет он. — Я не знал, что ты…

Я прерываю его быстрым поцелуем.

— Я знаю.

Он выглядит так, будто хочет сказать что-то еще, но я просто даю ему еще один быстрый поцелуй и еще несколько поглаживаний по члену.

Он стонет, прижавшись к моим губам, но его стон быстро превращается в вздох, когда я отпускаю его член и поднимаю его ноги, чтобы его колени оказались у груди.

Не задумываясь о том, что я делаю, я спускаюсь по его телу и опускаю рот к его заднице.

— Что ты… о боже!

Я не теряю времени и провожу языком по его трепещущему отверстию.

Его стон настолько громкий, что эхом разносится по комнате. Я прижимаю его бедра к кровати и делаю это снова.

Видеть его раскинувшимся и находящимся в моей власти чертовски возбуждает, но есть что-то особенно сексуальное в том, чтобы доставлять ему удовольствие таким образом.

От меня не ускользнуло, что все наши встречи до сих пор сводились к тому, что я использовал его. Это было то, чего мы оба хотели, но теперь, когда, между нами, все изменилось, я не просто хочу большего, я нуждаюсь в этом.

Я хочу увидеть его расслабленное от удовольствия лицо, когда я впервые возьму его член в рот. Я хочу слышать, как он кричит от удовольствия, когда я трахаю его дырочку языком. Я хочу, чтобы ему было хорошо, потому что осознание того, что я доставляю ему удовольствие, делает все намного лучше не только для него, но и для меня.

До Майлза я никогда особо не заботился о том, что чувствуют мои немногие сексуальные партнеры. Я делал то, что от меня ожидали, и следил за тем, чтобы они кончили, но мне было все равно, продлевать ли их удовольствие, потрясать их мир или что-то в этом роде. С ними это был просто секс, но с Майлзом это гораздо больше.

Он извивается и корчится подо мной, но я просто держу его и атакую его дырочку своим ртом. Его стоны настолько громкие, что я бы беспокоился, что нас услышит половина общежития, если бы мне было не все равно, но мне все равно, поэтому я продолжаю лизать его и наблюдать за его реакцией, чтобы быть уверенным, что доставляю ему максимальное удовольствие.

Майлз просовывает руку в мои волосы и обхватывает длинные пряди пальцами, чтобы слегка потянуть их. Я игнорирую предупреждение и вставляю язык в него так глубоко, как только могу.

Смогу ли я заставить его кончить только своим ртом? Эта мысль заставляет мой член пульсировать и биться, и я удваиваю усилия, чтобы посмотреть, сколько он сможет выдержать.

— Джекс, — предупреждает он задыхающимся криком, и звук моего имени в этом разбитом тоне заставляет меня улыбнуться, прижавшись к его коже. — Я близок, — предупреждает он между стонами. — Я собираюсь… ты заставишь меня… — Он дергает меня за волосы, но я продолжаю. — О боже, о боже, о боже, о боже, — повторяет он, когда все его тело напрягается, и он вплетает другую руку в мои волосы.

Вместо того, чтобы оттолкнуть меня, он притягивает меня ближе. Я отпускаю его бедра и держусь за колени, чтобы его ноги оставались поднятыми, а тело — открытым.

Крики Майлза превращаются в задыхающиеся рыдания, когда он начинает дрожать под мной. Его член твердый как камень и подпрыгивает в воздухе, а капли предъэякулята стекают по его стволу, когда он течет для меня. Он близок, и я хочу его оргазма больше, чем своего собственного, когда я снова и снова вгоняю в него свой язык, трахая его им так, как я обычно трахаю его своим членом.

Он полностью замирает и умолкает, а затем взрывается, его член брызгает, когда он кончает для меня, и он кричит мое имя в задыхающемся рыдании, которое пронизывает меня пульсом желания.

Когда я наконец отрываю от него рот, он лежит на кровати, как безвольная куча. Его грудь поднимается, когда он тяжело дышит, а его торс покрыт полосками спермы.

— Черт возьми, — бормочет он и опускает взгляд, чтобы встретиться с моим. — Я не знал, что могу так. Это было… вау. — Он хихикает, затем прикрывает рот рукой, и его возбужденное выражение лица сменяется шокированным.

Я фыркаю от смеха. Похоже, он не возражал против того, чтобы кричать, пока мой язык был в его заднице, но решил, что хихиканье — это уже перебор.

Из любопытства я провожу пальцем по беспорядку на его животе. Раньше у меня никогда не было желания попробовать сперму, но я хочу узнать, каков его вкус.

Глаза Майлза расширяются, когда я облизываю палец.

На вкус она такая, как я и ожидал: немного соленая, с нотками мускуса и послевкусием, которое я не могу точно определить. Но в ней есть оттенки чего-то мрачного и дикого, чего-то, что, как я инстинктивно понимаю, присуще только ему.

— Ты вкусный, — говорю я ему и беру его член в руку.

Он только что кончил, но уже наполовину возбужден, когда я держу его на месте и провожу языком по гребню его головки.

Он вскрикивает и зарывается руками в мои волосы, когда я наклоняюсь над ним, беря его в рот все глубже с каждым движением головы. Есть что-то невероятно возбуждающее в том, что я чувствую, как он становится все тверже, пока я сосу его, и я с неохотой отрываюсь, когда он снова становится твердым как камень.

— Боже мой, черт возьми, — бормочет он в оцепенении, когда я сажусь на пятки. — Сколько раз ты это делал? — Он качает головой. — Нет, постой, не говори мне. Мне не нужно знать, как ты стал так хорош в этом.

— Ты хочешь знать, со сколькими парнями я трахался? — спрашиваю я. — Скольким я делал минет? — Не отрывая от него глаз, я провожу пальцем по остаткам спермы на его груди, а затем подношу его ко рту.

Он открывает рот без подсказки, и я вставляю палец между его губами.

— Один, — говорю я, пока он сосет мой палец и обволакивает его языком.

Его глаза расширяются, а рот открывается от шока.

Я вытаскиваю палец из его рта и провожу им по его нижней губе.

— Ты единственный.

— Как это возможно? — шепчет он.

— Как это возможно, что ты единственный парень, с которым я был?

Он кивает.

— Потому что ты единственный, кого я когда-либо хотел. — я достаю из кармана пакет со смазкой.

Он облизывает губы, пока я разрываю упаковку зубами.

— Я тоже никогда не был с парнем до тебя, — говорит он, пока я капаю немного прохладной жидкости на пальцы.

Это заставляет меня замереть.

— Совершенно ни с кем?

Он качает головой.

Я никогда не верил в риторику о том, что первый раз должен быть особенным или что девственность — это подарок, который ты даришь кому-то, но думает ли он так? Упустил ли Майлз то, чего всегда хотел, когда позволил мне лишить его девственности грубым сексом в лесу?

Мысль о том, что я его единственный парень, невероятно возбуждает и радует моего внутреннего пещерного человека, но мне не нравится идея, что я, возможно, лишил его чего-то, чего он хотел испытать.

— Что не так? — спрашивает он. — Я сказал что-то не то? Я не должен был тебе этого говорить?

— Ты не сделал ничего плохого. — Я потираю пальцы, чтобы согреть смазку, пока она не соскользнула с моей руки. — В ту первую ночь в лесу…

— Была именно такой, какой я хотел, — перебивает он. — Ты сказал мне, что будет, и я подготовился. Я бы не стал этого делать, если бы не хотел.

Я не совсем уверен, но верю ему на слово и потираю его отверстие скользкими пальцами.

Он стонет и раздвигает ноги для меня, и я прижимаю палец к его смягченному входу.

Он издает ободряющие звуки, когда я раскрываю его одним, затем двумя пальцами, но качает головой, когда я начинаю вводить третий.

— Мне нравится, когда я все еще чувствую тебя после, — говорит он, когда я делаю паузу.

Издавая стон, я вытаскиваю из него пальцы и расстегиваю свои штаны. Мой член настолько твердый, что подпрыгивает и бьет меня по животу, когда я спускаю штаны, и я быстро снимаю их, а также носки и ботинки, затем снова забираюсь на него и устраиваюсь между его раздвинутыми бедрами.

Он тянется ко мне, но я отталкиваю его руку и поднимаю пакет со смазкой, который я уронил на кровать.

Он бросает на меня сбитый с толку взгляд.

— Ты не хочешь, чтобы я тебе отсосал?

— Не в этот раз. — Я выливаю остатки смазки на свой член и несколько раз поглаживаю его, чтобы он стал скользким. — Я должен трахнуть тебя, пока не сошел с ума.

Это заставляет его улыбнуться, и он все еще улыбается, когда я направляю свой член к его ожидающему отверстию и прижимаюсь к нему головкой.

Трахать его в лесу было чертовски возбуждающе, но это ничто по сравнению с возможностью наблюдать за его лицом в такой момент.

Взгляд ожидания в его глазах превращается в удивление, когда я вхожу в него, и переходит в чистое блаженство, когда я медленно погружаюсь в него, пока мои бедра не касаются его задницы.

Он выгибается мне навстречу, и я двигаю бедрами в долгом, медленном толчке. Я не отрываю от него глаз, пока трахаю его, постепенно ускоряясь, пока не начинаю входить в него так сильно, что он скользит по кровати с каждым толчком.

Он обхватывает мои бедра ногами, прижимая меня к себе, и жадно проводит руками по моей спине и бокам, исследуя мое тело. Я позволяю ему развлекаться, наслаждаясь огненными следами, которые он оставляет, когда проводит ногтями по моей коже и впивается пальцами в мои мышцы.

В его глазах вспыхивает что-то, почти как безмолвный вызов, когда он скользит руками к моей попке и сжимает ее так сильно, что мой ритм сбивается.

— Вызов принят, — говорю я ему тихим голосом.

Он улыбается и открывает рот, как будто собирается что-то сказать, но я не даю ему возможности. Он вскрикивает в знак протеста, когда я выхожу из него, но этот крик превращается в крик удовольствия, когда я переворачиваю его и ставлю на четвереньки.

Он сразу же выгибает спину, демонстрируя свою упругую попку и накаченные бедра, а я встаю за ним и хватаю его за бедра.

Я не щажу его, когда вхожу в него, и Майлз отвечает мне толчком за толчком, отталкиваясь от меня и прося меня двигаться сильнее и быстрее.

Кровать трясется так сильно, что тяжелая спинка кровати ударяется о стену, и никто из наших соседей не может не заметить, чем мы занимаемся.

Эта мысль щекочет властного ублюдка во мне, который хочет, чтобы все знали, что Майлз мой и что я его завоевал.

Просто потому, что я знаю, что ему это нравится, а не потому, что я беспокоюсь о дополнительном шуме, я поднимаю его, чтобы он встал на колени. Обхватив одной рукой его талию, я прижимаю его к себе и закрываю ему рот другой рукой, чтобы заглушить его крики.

Он сразу же откидывается назад и кладет голову мне на плечо, сжимая руку, которой я его обнимаю, удерживая меня на месте, пока я трахаю его так сильно и быстро, как только могу.

Обычно я могу пережить Майлза без особых усилий, но сегодня все по-другому. Я уже близок к кульминации и не собираюсь заканчивать, не вызвав у него второй оргазм.

Крепко прижимая его к себе, я поворачиваю нас и ползу на коленях к краю кровати. Я сажусь на край матраса с ним на коленях и твердо ставлю ноги на пол.

Мой член выпал из него, когда мы принимали новую позу, и он протягивает руку между нами и вставляет меня обратно в себя, как только я сажаю его на колени.

Как только я устроился, я просовываю руки под его ноги, затем подтягиваю их, чтобы его бедра прижались к груди, и я могу обхватить его шею руками в захвате «фулл-нельсон».

Его крик полон шока и возбуждения, когда я наклоняюсь назад, чтобы иметь достаточно рычага, чтобы войти в него, одновременно тяну его вниз, чтобы трахать его так глубоко, как только могу.

Поза дает потрясающие ощущения, и контроль, который она мне дает над ним, так же невероятен, как и само проникновение в него, но я знаю, что не смогу удержаться слишком долго. Я выше его примерно на пять сантиметров и вешу на сорок килограммов больше, но он все равно высокий, крепкий и тяжелый, и поднимать его таким образом утомительно для меня гораздо быстрее, чем я бы хотел.

Я держусь, сколько могу, но вынужден вытащить из него через несколько минут. Он издает невнятный звук протеста, когда я отпускаю его, но он обрывается, когда я бросаю его на кровать и ложусь между его раздвинутыми бедрами, так что мы возвращаемся к тому, с чего начали.

Он выглядит совершенно разбитым, с покрасневшим лицом и дикими глазами. Я понимаю, что он близок к оргазму по тому, как он сжимается вокруг меня, и я засовываю руку между нашими телами, чтобы схватить его член, когда мы соединяемся в глубоком поцелуе.

Я делаю несколько сильных движений, целуя его со всей страстью и жаром, на которые я способен. Я на грани того, чтобы кончить, когда он напрягается подо мной, затем его задница сжимается вокруг моего члена, и он кончает, его член пульсирует и брызгает на мою руку.

Мой оргазм накрывает меня как разрушительный удар, и мир на несколько секунд исчезает, пока я кончаю глубоко в него.

Я никогда раньше не терял сознание от секса, даже когда мы были в лесу, и мне нужно несколько минут, чтобы туман моего освобождения рассеялся настолько, чтобы мои мысли прояснились.

Когда это происходит, я осторожно переворачиваю нас, чтобы лечь на спину и прижать Майлза к своей груди. Он прижимается ко мне и издает самый милый вздох, когда я провожу рукой по его волосам и позволяю ему насладиться послевкусием.