Прятки

Глава двадцать первая

Майлз

Я прижимаюсь щекой к крепкой груди Джекса, пока мир вокруг нас снова не становится четким.

Что, черт возьми, только что произошло?

Еще минуту назад я возвращался в свою комнату после душа и жалел себя, одновременно ругая себя за то, что даже допускал мысль о том, что Джекс может быть моим преследователем. А теперь я прижался к Джексу после лучшего секса в моей жизни с ним.

— Ты со мной? — спрашивает он низким, дразнящим голосом.

— Думаю, да, — я прочищаю горло. — Это было…

— Да, — соглашается он. — Это было.

Я жду, пока он отцепится от меня и оденется, теперь, когда я снова в состоянии функционировать, но он просто поглаживает меня по спине, успокаивая и одновременно демонстрируя свою собственность.

— Я не понимаю, что произошло, — говорю я ему после нескольких секунд молчания.

— Что ты не понимаешь?

Он не звучит раздраженным или разгневанным на меня. Это должно быть хороший знак, верно?

— Как все это произошло.

Я знаю, что сейчас говорю не очень связно, но мой мозг все еще в замешательстве не только от оргазмов, но и от того большого откровения, которое произошло перед ними.

— Что ты имеешь в виду? — Теперь он звучит удивленно.

— Все это. Как ты начал наблюдать за мной, как ты, из всех людей, нашел меня интересным. Как мы оказались в такой ситуации.

— Я начал наблюдать за тобой, потому что ты помогал кому-то в покушении на Феликса. Он член нашей семьи, поэтому угроза ему — угроза мне. Как только мы узнали, кто ты, я начал наблюдать за тобой, чтобы понять, участвовал ли ты добровольно в том, что произошло, и остаешься ли ты угрозой для нас.

— Ты не делал этого, чтобы найти способ устранить меня за то, что я сделал?

— Нет. — Он кладет пальцы под мой подбородок и поднимает мое лицо, чтобы я смотрел на него. — Я бы это сделал, если бы считал, что ты действительно представляешь угрозу, но я пошел на это, полагая, что это не так. Бэкдор, который ты встроил в свой код, заставил меня подумать, что ты либо просил о помощи, либо пытался помочь нам поймать настоящих преступников, оставляя нам подсказки. — Он нежно целует меня в губы. — И я был прав в обоих случаях, не так ли?

Я киваю, голова кружится от приятных ощущений и множества вопросов.

— Откуда ты узнал о коде? — спрашиваю я. — Ты знаешь хакера, который возится в моей системе?

Он смеется, его глаза блестят от юмора.

— Ты знаешь! — обвиняю я. — Кто это? Я уже несколько месяцев пытаюсь поймать этого ублюдка, но он всегда на полшага впереди меня.

— Хочешь знать? — дразнит он.

— Да, черт возьми. Скажи мне, пока я не сошел с ума.

— Мой брат.

Весь мир затихает, и я полностью теряю дар речи.

Джекс смеется над моим ошеломленным молчанием.

— Ты издеваешься? — Я качаю головой. — Ты хочешь сказать, что я не подозревал, что один из близнецов преследовал меня, а другой взламывал мою систему? Я месяцами пытался понять, кто вы такие, и, без обид, но пока я не увидел, как ты сегодня обезвредил охранника, я бы никогда не догадался, что кто-то из вас способен на такое.

Я морщусь, услышав, как это звучит, но он только улыбается.

— Мы довольно хороши в том, что делаем, — говорит он мягко.

Я фыркаю от смеха.

— Это точно.

— И чтобы ответить на твои следующие вопросы, я нахожу тебя интересным, потому что ты интересный. И мы оказались в такой ситуации, потому что ты мой.

— Ты уже говорил это раньше, — говорю я нерешительно. — Это не просто слова после секса?

— Подумай об этом так, — говорит он тем же мягким, улыбающимся тоном. — Разве я сказал бы тебе, что у меня и моего брата диагностировали психопатию, если бы ты не был моим? Ты действительно веришь, что я дал бы тебе такой козырь, если бы ты не был моим, когда никто за пределами нашей семьи об этом не знает?

Мой мозг делает что-то вроде ментального скрежета пластинки. Я никогда не думал об этом так, но он прав. Почему бы ему рассказывать мне это и раскрывать себя, если бы он хотя бы не доверял мне и не считал меня чем-то большим, чем просто парнем, за которым он следит?

— Я… я не думал об этом.

— Теперь ты веришь мне, когда я говорю, что я имею ввиду это и что ты мой?

Я смотрю ему в глаза и киваю.

Он снова нежно целует меня в губы, и я не могу сдержать вздох, когда он отстраняется.

— Тебе нужно уходить? — спрашиваю я.

Он качает головой и снова целует меня.

Я хочу спросить его, любит ли он обниматься и нравится ли ему более нежный и интимный секс так же, как тот, которым мы занимаемся в лесу, но не знаю, как сказать это, чтобы не выглядеть идиотом.

Я провел небольшое исследование по поводу антисоциального расстройства личности и того, что отличает социопата от психопата и от человека, который просто подпадает под этот общий термин, но оно не дало ответов на многие мои вопросы.

Он уже сказал мне, что не подходит ни под одно из этих описаний, и он не ведет себя так, как описывается в большинстве литературы, которую я прочитал. Он спокоен, расчетлив и стратегичен, а также невероятно умен и бесстрашен, но, похоже, он испытывает настоящие чувства привязанности к своей семье.

Люди без эмпатии любят обниматься? Им нравятся поцелуи, зрительный контакт и более интимные аспекты секса? Или он просто делал это потому, что у меня день рождения и он думает, что это то, что мне нужно после того, что произошло ранее?

— Ты смотришь на меня, как на головоломку, которую пытаешься разгадать. — Он улыбается мне сексуальной улыбкой, от которой у меня внутри все замирает.

Боже мой, он просто великолепен. Как он может ходить и быть таким сексуальным все время?

— Прости, — быстро говорю я. — Я просто думал.

— О чем?

— Ни о чем.

Он поднимает одну бровь, давая понять, что явно мне не верит.

— Подожди, — говорю я, когда мне приходит в голову одна мысль. — Если ты и Джейс знаете, что я причастен к тому, что случилось с Феликсом, значит ли это, что Феликс и Киллиан тоже знают?

Он кивает.

— И они вместе, верно?

Он снова кивает.

— Тогда как я до сих пор дышу, если Киллиан знает, что я сделал? — спрашиваю я с недоверием. — И почему, черт возьми, Феликс бросился под пулю, чтобы защитить меня, если я одна из причин, по которой он чуть не умер?

— Потому что Феликс не такой, как я или мои кузены. Он такой же, как ты. Он хороший человек, который оказался втянут в какую-то хрень, в которой он не виноват. Он никогда не винил тебя, особенно после того, как мы узнали, что тебя шантажировали. То же самое и с Киллером.

— Киллер?

— Это одно из прозвищ Киллиана.

— Это не очень-то устрашающе.

— Киллиан не винил тебя, потому что ты сделал все, что мог, чтобы помочь нам. Твои подсказки помогли нам понять, что происходит, и ты спас жизнь Феликса, хотя не был обязан этого делать.

— Наверное, это имеет смысл. Но я все еще не понимаю, почему Феликс рискнул своей жизнью ради меня.

— Потому что он хороший человек, — повторяет он и нежно поглаживает меня по руке. — Хочешь поговорить о том, что произошло сегодня днем?

— Нет, — вздыхаю я. — Я просто хочу забыть об этом.

Он нежно целует меня в висок, и этот простой, ласковый жест заставляет меня улыбнуться.

— Тебе станет легче, если я скажу, что охранник получил по заслугам? — спрашивает он.

— Его уволили?

— Да, но это не все, что он получил.

Я смотрю на него, и в его глазах снова появляется тот же интенсивный взгляд, что и раньше.

— Ты что-то с ним сделал?

— Тебя это побеспокоит, если я сделал?

Я качаю головой, и на моих губах появляется улыбка.

— Я показал ему, что бывает, когда угрожаешь кому-то, кто принадлежит мне.

— Он еще дышит?

— Да.

— Он целый?

— Определи, что значит «целый».

Я улыбаюсь.

— Со мной должно быть что-то не так, раз мысль о том, что ты делаешь с ним ужасные вещи, делает меня счастливым.

— Ты счастлив, что я все уладил, или что с ним все в порядке? — спрашивает он.

— И то, и другое может быть правдой.

Он тихо смеется.

— С тобой все в порядке. Если он собирается приставить тебе оружие к лицу, потому что ему нравится чувствовать свою власть, то он заслуживает наказания. То, что ты рад, что он получил по заслугам, не делает тебя плохим человеком. Это делает тебя человеком.

— Да, это правда. — Я прижимаюсь щекой к его крепкой груди и пытаюсь скрыть легкий вздох удовлетворения, который вырывается из моих губ.

Я никогда раньше не обнимался с кем-либо, и тем более не был «маленькой ложкой». Я не думал, что мне это понравится, но я ошибался. Быть обнятым его руками почти так же приятно, как секс. Надеюсь, он думает так же, потому что я не хотел бы быть единственным, кому это нравится.

— Расскажи мне, что произошло, когда он направил на тебя оружие, — говорит он. В его голосе слышится твердость, которая не совсем похожа на приказ, но достаточно близка к нему, чтобы у меня возникло желание подчиниться ему.

— Я замер, — тихо говорю я. — Я переписывался с другом, и в следующий момент он сошел с ума и направил на меня автомат. Потом вы вмешались, а я остался замершим, как статуя, пока вы все улаживали.

— Почему ты сказал, что замер, как будто это плохо?

— Потому что это плохо? — Я смотрю на него. — Я чуть не обмочился, потому что он направил на меня автомат, а Феликс и Киллиан без раздумий бросились передо мной, и ты обезоружил его, как будто делаешь это регулярно. Затем ваша перепалка с Джейсом заставила его и других охранников убежать и спрятаться, хотя они были единственными, у кого было оружие.

— Не единственные, — вставляет Джекс. — Но единственные с видимым оружием.

— Я знаю, что это должно меня пугать, но это не так.

— Всегда лучше быть готовым, — говорит он небрежно. — Но вернемся к тому, что ты сказал. — Его тон снова становится серьезным. — Ты замер, потому что это нормальная человеческая реакция, когда на тебя направлено оружие.

— Ты не замерз.

— Потому что оно не было направлено на меня.

— А если бы было?

— Я бы не замерз, — признает он. — Но я и не нормальный. Я реагирую на вещи не так, как другие люди, поэтому ты не можешь судить себя по тому, как поступаю я.

— Феликс вполне нормальный, и он не замер, — указываю я.

— Он также пережил несколько покушений на свою жизнь, — напоминает он мне. — Это сделало его невосприимчивым к такого рода вещам.

— Наверное.

— То, что произошло, вызвало воспоминания о том, как тебя похитили?

Я поднимаю голову и смотрю на него.

— Ты знаешь об этом?

Он кивает.

— Откуда? — спрашиваю я. — Я удалил все записи и запечатал полицейское дело.

— Ксав нашел бумажную копию статьи в твоем студенческом деле. Он показал ее мне и Джейсу, и Джейс нашел полицейский отчет.

— Он разгадал мой код? — спрашиваю я с недоверием. — Есть ли что-нибудь, что твой брат не делает лучше меня?

Он тихо смеется.

— Джейс не разгадал его. Это сделал я.

— Ты?

— Как я уже сказал, я много знаю о тебе. Я знаю, как работает твой ум, поэтому смог использовать это, чтобы найти ключ.

— Это хотя бы заняло у тебя много времени? — спрашиваю я с надеждой. — Может, несколько дней?

Он улыбается.

— Несколько часов?

Его улыбка превращается в усмешку.

— Ты сразу все понял, да? — спрашиваю я ровным голосом.

— Может быть.

— Конечно, понял.

— Расскажи мне, что произошло, Майлз.

Низкий тембр его голоса помогает успокоить внезапный прилив эмоций, который нахлынул на меня, когда воспоминания начали возвращаться, и я глубоко вздыхаю, чтобы рассказать ему, что произошло.

— Я шел домой из школы, и этот черный фургон появился из ниоткуда и остановился передо мной, когда я переходил улицу. Двое парней выскочили из него, один из них направил пистолет мне в лицо, а другой затолкнул меня в заднюю часть фургона.

— В полицейском отчете не упоминалось о свидетелях, только о звонке в 911. Но это произошло на оживленной улице в час пик?

— О, свидетели были, — говорю я с горечью. — Но эффект постороннего наблюдателя существует, и никто не сделал ничего, чтобы помочь, кроме как позвонить в полицию.

— А что было дальше? — Он медленно поглаживает меня по спине, и я снова начинаю расслабляться.

— Мы долго ездили по кругу. Думаю, они ехали по кругу, потому что постоянно поворачивали направо. Поворотов направо было гораздо больше, чем налево, по крайней мере, в соотношении три к одному.

Он кивает, но ничего не говорит.

— Мы оказались в доме на окраине города. Они припарковались, затащили меня внутрь и заперли в шкафу. На двери была клавиатура, и мне потребовалось некоторое время, но я смог взломать ее и открыть дверь, чтобы никто не заметил. Потом я дождался, пока они уйдут, и выскользнул, как только смог.

— Что произошло после того, как ты сбежал из дома? — спрашивает он, когда я замолкаю.

— Я пошел в ближайший район и начал стучать в двери, пока кто-то не поверил мне и не вызвал полицию.

— Почему ты сказал полиции, что ничего не видел и не слышал?

— Потому что те, кто меня похитил, были полицейскими.

Джекс не реагирует, но в его глазах явно мелькает гнев.

— Они хотели получить выкуп, — продолжаю я. — Они знали, что мои родители внезапно разбогатели, и похитили меня, а не моего брата или сестру, потому что я был более легкой мишенью. Они продолжали обсуждать свои планы в соседней комнате, пока я был заперт в шкафу, как они собираются убить меня, чтобы их не поймали. Я даже не знаю, сколько их было и был ли в этом замешан офицер, который принимал мои показания и вел расследование, поэтому я просто сказал, что ничего не видел и не слышал и что они не причиняли мне вреда.

— Ты знаешь, кто эти полицейские? — Его слова звучат непринужденно, но я слышу в них напряжение.

Я качаю головой.

— Они были в масках, когда были рядом со мной. Я понял, что они полицейские, только по тому, что они сказали, когда я был в шкафу. И я слышал, как они разговаривали с другими полицейскими по рации, когда мы были в фургоне.

— Жаль, — говорит он, и в его голосе слышится гнев.

— Ты бы что-то с ними сделал, если бы я знал, кто они? — спрашиваю я, не зная, что делать с головокружением от этой мысли.

— Тебе было бы все равно, если бы я это сделал?

— Ни на секунду. Эти ублюдки заслуживают того, что их ждет. И я действительно злюсь, что не могу сказать тебе, чтобы они заплатили за то, что со мной сделали.

Он фыркает от смеха и целует меня в лоб.

— Вот это тот мужчина, о котором я всегда подозревал, что он есть в тебе.

— Что ты имеешь в виду?

— Я всегда знал, что у тебя есть темная сторона, но ты не позволял себе ее исследовать до сих пор.

— Ты не ошибаешься, — говорю я с улыбкой. — Ты пробуждаешь ее во мне.

— Рад быть полезным. — Он быстро целует меня в губы. — Готов?

— К чему? — Я несколько раз моргаю, удивленная резкой сменой темы.

— Мы идем в мою комнату. — Он слегка сжимает меня, а затем отрывается от меня.

— Правда? — спрашиваю я, когда он садится и вытягивает руки над головой, заставляя мышцы спины напрягаться и выпячиваться так, что это выглядит слишком соблазнительно. — Я знаю, что уже говорил это раньше, но, Боже мой, ты такой сексуальный.

Он смеется и опускает руки, оглядываясь на меня через плечо с ухмылкой на полных губах.

— Ты что, живешь в спортзале? Ты когда-нибудь в жизни ел углеводы? — Я поднимаюсь на руках. — Как ты можешь ходить и выглядеть так сексуально все время?

— Я большой поклонник углеводов и ненавижу спортзал. — Он поднимается с моей кровати, совершенно не стесняясь своей наготы, и начинает собирать нашу одежду с пола. — Я хожу туда только тогда, когда Киллеру нужен кто-то, с кем можно позаниматься.

— Тогда как ты так выглядишь? — Я провожу взглядом по его упругой попе, когда он наклоняется, чтобы поднять свой худи. — Я знаю, что генетика играет важную роль в том, как люди наращивают и поддерживают мышцы, но это не может быть только благодаря хорошим генам.

— Я лазаю по горам и занимаюсь гимнастикой с Джейсом. И у нас есть другие хобби, которые помогают нам оставаться активными. — Он бросает мне мою одежду.

— Занимаешься скалолазанием? Как альпинизм?

Он кивает.

— Да, это может быть причиной. — Я пробегаю глазами по его телу, как по лифту. — Я раньше бегал кроссы с парнем, который очень увлекался скалолазанием, и он был безумно сильным и подтянутым. Ты занимаешься на скалодроме в спортзале?

— Нет, мы нашли в лесу естественную скалу, на которой занимаемся свободным скалолазанием.

— Подожди, — говорю я, наконец осознав, что он сказал, когда впервые встал. — Мы идем в твою комнату, как в Гамильтон-Хаус?

Он кивает и надевает черные боксеры.

— Но я из первого поколения. Первому поколению не разрешается находиться на территории Мяте… — Мой взгляд застревает на том, как его массивные бедра растягивают тонкий материал его нижнего белья.

— Я наследник основателя. — Он ухмыляется мне. — Хотел бы я посмотреть, как они откажут тебе, если ты будешь там моим гостем.

— Но что, если они не пустят меня на территорию? Они могут просто отклонить мою карту у ворот.

— Они не отклонят. — Он натягивает штаны и застегивает их.

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что Джейс уже предоставил твоему удостоверению полный доступ.

Я открываю рот от удивления.

— Правда? Но почему?

Он смеется и встряхивает футболку.

— Одна вещь, которую ты должен знать обо мне и Джейсе, — это то, что мы неразлучны. Не в каком-то странном смысле или что-то в этом роде, но если ты в моей жизни, то ты и в его жизни. Он не просто мой близнец, он моя вторая половинка, и эта связь никогда не разорвется.

— Да, конечно, — быстро говорю я. — Я полностью понимаю.

— А теперь, — говорит он, надевая футболку, — Ты собираешься одеваться? Не думаю, что сейчас подходящее время года, чтобы ходить голым.

Я фыркаю от смеха и вылезаю из постели.

— Ходить по кампусу в костюме Адама — это мой настоящий кошмар. Ну, один из них, так что этого никогда не произойдет.

— Хорошо.

Я оглядываюсь через плечо на Джекса, направляясь к комоду, чтобы взять более подходящую одежду, чем старые, изношенные спортивные штаны и футболку, которые я надел после душа. — Хорошо?

— Хорошо. — Его глаза темны, и я не могу понять, что в них. Кажется, в них смешались страсть, одержимость и даже немного властности. — Когда я говорю, что ты мой, Майлз, я имею в виду, что ты мой. Никто другой не может видеть тебя так, как я. Никто другой не может разделить с тобой ни части тебя. Понимаешь?

Его пристальный взгляд и властные слова должны были бы меня напугать, но это не так. Мне нравится, что он так заботится обо мне. Это заставляет меня чувствовать себя особенным, но более того, это заставляет меня чувствовать себя в безопасности, а это то, чего я не испытывал, кажется, целую вечность.

— Еще раз спасибо за подарки. — Я быстро улыбаюсь ему через плечо, и мое лицо краснеет от того, как он смотрит на мою попку.

— Не за что.

— Я никогда раньше не видел таких ножей, — говорю я, роясь в комоде. — Почему один из них тупой?

— Это тренировочный нож. Твой настоящий подарок в моей комнате.

— Что такое тренировочный нож? — Я закрываю ящик и несу одежду к кровати.

— Это просто тупая версия настоящего ножа, чтобы ты мог попрактиковаться в его использовании без риска порезаться.

— Я так понимаю, настоящий острый?

— Очень острый. — Он открывает меньшую коробку и достает тренировочный клинок. — Ты когда-нибудь слышал о кирамбите?

Я качаю головой и вытаскиваю влажную салфетку из пакета, который держу в тумбочке, чтобы вытереться перед тем, как одеться.

Джекс не отрывает взгляда, пока я быстро вытираюсь, но он не придает этому большого значения, поэтому его пристальный взгляд не заставляет меня чувствовать себя неловко.

— Вот что это такое. — Он поднимает нож, чтобы показать мне. — Видишь это? — Он указывает на маленькие выступы по обеим сторонам клинка.

Я киваю и надеваю боксеры.

— Это механизмы открывания. Этот — флиппер. — Он указывает на верхний. — Достаточно нажать на него, и лезвие выскочит. — Он поднимает нож и вытаскивает лезвие с помощью выступа. — Другой — это механизм «волна». Он самостоятельно выдвигает лезвие, когда ты достаешь нож из кармана. — Он закрывает нож и сует его в карман. — Просто закрепи его клипсой на стороне, которой ты больше пользуешься. Затем продень указательный палец в кольцо. — Он демонстрирует. — И убедись, что другие пальцы не мешают, чтобы не порезаться. Затем положи большой палец на кольцо, чтобы удержать его, и потяни вперед. — Он вытаскивает его из кармана, и лезвие выскакивает с мягким щелчком. — Затем обхвати его рукой вот так. — Он укладывает рукоятку на ладонь так, чтобы лезвие выходило из нижней части руки, а не держал его так, чтобы лезвие было направлено вверх. — И этим лезвием не колют, а режут. И убедись, что твой палец остается в кольце, чтобы не потерять его или чтобы кто-то не выбил его из твоей руки.

Он делает несколько вращений и ударов, которые выглядят столь же впечатляюще, сколь и пугающе, а затем вращает нож вокруг пальца сложным образом, от которого у меня сердце замирает, и не только от того, как он выглядит сексуально.

Я догадывался, что он умеет обращаться с ножом, после того, что я видел в ночь, когда на меня напали, но легкость, с которой он им пользуется, и плавность его движений столь же прекрасны, сколь и пугающи.

— Да, я понимаю, почему ты дал мне версию с тренировочным ножом, — говорю я. — Я на сто процентов потерял бы палец или отрезал кусок ноги, делая что-либо из этого с настоящей версией.

Он переворачивает нож за рукоятку, а затем резко закрывает его.

— Они хороши для боя и чертовски пугающие, поэтому дают тебе преимущество, даже если ты не очень хорошо с ними обращаешься.

— Это бонус. — Я поправляю переднюю часть футболки. — Не уверен, что кто-нибудь когда-нибудь называл меня страшным. Но если я научусь делать хотя бы половину того, что ты только что продемонстрировал, то у меня по крайней мере будет шанс на победу.

Он кладет нож обратно в коробку.

— Другой — это кинжал цунами. Раны, которые он наносит, разрушительны. Главная проблема с ним в том, что его легче отобрать, и он может быть неудобным и сложным в обращении, если ты не привык к его размеру. Самым большим преимуществом является то, что, поскольку это кинжал, ты можешь держать его на виду и иметь к нему доступ, не вызывая подозрений, если люди его увидят.

— В мою комнату никто, кроме тебя и уборщиков, не заходит, но мне нравится идея держать его на виду и выглядеть крутым на случай, если кто-то, кроме тебя, вломится в мою комнату.

Он ухмыляется и подходит к шахматной доске. Он изучает ее около десяти секунд, затем перемещает свою ладью.

— Шах.

— Черт возьми, нет, — я бросаюсь к доске. Он не может поставить мне шах. — Как я это пропустил? — бормочу я, когда вижу, что он сделал. Это не традиционный ответный ход, и я был так сосредоточен на том, чтобы поставить его в шах, что не заметил, что его ладья находится в идеальном положении, чтобы сначала поставить меня в шах.

Все еще страдая от своего очевидного упущения, я снимаю своего короля с шаха.

— Готов? — спрашивает он.

Я киваю.

— Это прозвучит очень странно, но как ты входишь и выходишь из моей комнаты, когда пробираешься сюда?

— Через дверь. — Он обнимает меня за плечо.

— Спасибо, — без выражения говорю я. — Сам бы я никогда не догадался.

— Охрана в этом месте ужасная, — говорит он, выводя меня из комнаты. — Журнал проходов можно обмануть с помощью поддельной карты, а в камерах достаточно слепых зон, чтобы я мог легко проскользнуть внутрь и выйти, не будучи замеченным. А твои дверные замки смехотворно легко взломать. — Он ждет, пока я закрываю за нами дверь. — Каковы правила общежития в отношении установки собственных замков? Мне не нравится, что ты остаешься беззащитным, когда меня нет рядом.

— Не знаю. Никогда не проверял.

— Я позабочусь об этом, — говорит он и ведет меня по коридору к главной лестнице. — И я разберусь с теми, кто может возразить против повышения твоей безопасности.

— Мы не выходим через задний выход? — спрашиваю я. Этот путь приведет нас прямо через главный вестибюль.

— Нет.

— Тебе не все равно, если люди увидят нас вместе?

Он открывает дверь на лестницу и держит ее для меня.

— Конечно, нет. Я хочу, чтобы все нас видели.

Я бросаю ему сбивающий с толку взгляд через плечо и спускаюсь по первому пролету лестницы.

— Ты мой, Майлз. И это не только в твоей комнате или когда мы наедине. Чем раньше это станет известно, тем лучше, потому что я хочу, чтобы все знали: кто свяжется с тобой, тот свяжется со мной, и с ним будет покончено соответственно.

Я пытаюсь скрыть улыбку не только от его слов, но и от того, как серьезно он их произнес. Для меня очень важно, что он не хочет скрывать меня или держать все в тайне.

Моя улыбка исчезает в тот момент, когда мы переступаем порог фойе. Здесь гораздо больше людей, чем обычно, и все головы поворачиваются в нашу сторону, когда Джекс обнимает меня за плечи в знак своей собственности.

Я не люблю быть в центре внимания и действительно ненавижу, когда на меня смотрят. Но, с другой стороны, я бы тоже смотрел, если бы увидел Джекса в нашем общежитии, независимо от того, с кем он был.

Джекс не обращает внимания на зрителей, когда ведет меня через фойе, как будто он здесь хозяин, и выходит за дверь.