Прятки

Глава седьмая

Джекс

Откинувшись на спинку кресла, я смотрю на изображение на экране, где Майлз открывает банку энергетика и делает большой глоток, одновременно печатая на клавиатуре другой рукой.

Он сидит за компьютером уже почти пять часов, и, судя по тому, как он хлебает напиток, будто кто-то может вырвать его из рук, если он не поспешит, он не собирается ложиться спать в ближайшее время.

— Он уже делает что-нибудь интересное? — спрашивает Джейс из другого конца комнаты.

— Определи, что значит «интересное» — говорю я, когда раздается глухой стук, за которым следуют еще три.

— Что-то, кроме того, чтобы смотреть на компьютер как зомби, — отвечает Джейс.

— Тогда нет.

Я оглядываюсь на него через плечо.

— Твоему парню нужно завести жизнь, — сообщает мне Джейс, вытаскивая четыре лезвия из мишени, которую он установил, пока я был отвлечен.

— Наверное, трудно иметь жизнь, когда ты беспокоишься о том, что в любой момент тебя могут убить несколько человек.

Джейс машет мне ножами.

— Нас это никогда не останавливало.

— Он не такой, как мы. — Я снова быстро смотрю на экран, затем кладу наушники на стол.

— Нет, он не такой, — говорит Джейс, когда я встаю. — Но, с другой стороны, не многие люди такие. — Уголок его рта поднимается в ухмылке, когда я беру у него ножи. — Жаль их.

— Ты действительно хочешь это сделать после того, как я вчера надрал тебе задницу на утесах? — спрашиваю я, ухмыляясь в ответ.

— Отвали. Ты не надирал мне задницу, ты едва меня победил, — ворчит он.

— Это ты называешь уничтожением своего предыдущего рекорда?

— Полторы секунды — это не побитие рекорда. — Он бросает на меня пристальный взгляд. — Но если тебе нужно преувеличивать, чтобы почувствовать себя лучше, то кто я такой, чтобы спорить?

— Это было 1,8 секунды, — поправляю я и переворачиваю один из ножей в руке. — И учитывая, что ты не затыкался месяцами после того, как установил этот рекорд и побил мой старый менее чем на полсекунды, я бы сказал, что мое злорадство более чем оправдано.

— Я по-прежнему считаю, что ты сжульничал.

— Как я мог сжульничать? — Я не скрываю улыбку, видя разочарование Джейса.

— Ты использовал тот же маршрут, что и я. Ты бы никогда не побил мой рекорд, если бы не скопировал меня.

— Такого правила никогда не было.

— Значит, ты признаешь, что не смог бы обойти меня без обмана. — Он торжествующе улыбается.

— Нет. — Я показываю ему свою лучшую имитацию невинной улыбки. — Я просто указал, что не нарушил никаких правил. Ты не можешь сказать, что я обманул только потому, что ты вышел из себя и злишься, что тебя обогнали.

— Ты будешь продолжать болтать или начнешь бросать?

Вместо ответа я ухмыляюсь брату и быстро бросаю все четыре ножа в мишень, не обращая внимания на то, как каждый из них с удовлетворительным стуком впивается в мягкую поверхность.

Когда последний достигает цели, я смотрю на мишень. Все четыре ножа сгруппированы вокруг центра.

— Показуха, — ворчит Джейс, подходя к мишени.

Я улыбаюсь и жду, пока он вытащит ножи.

Джейс всегда был лучше в ближнем бою с ножами, и его умение вращать их и выполнять с ними трюки не имеет себе равных, но я всегда умел метать их точнее.

— Хочешь, я буду называть мишени? — спрашиваю я, когда он снова стоит рядом со мной.

Мишени, которые мы используем, имеют обычный силуэт человека с пронумерованной мишенью, напечатанной на груди фигуры, и еще одной над лицом. На мишени также есть маленькие цветные кружки над жизненно важными зонами, и именно на них мы сосредотачиваемся, когда тренируемся.

Он кивает, не отрывая глаз от цели.

— Красный, зеленый, синий, желтый.

Он уже бросает их, прежде чем я заканчиваю, и ножи впиваются в центр каждой из цветных мишеней, которые я назвал одну за другой.

— Неплохо, — говорю я ему, подходя к мишени, чтобы вытащить ножи.

— Надо дать тебе немного конкуренции, чтобы твоя голова не раздулась так, что не пролезала бы в дверь. — Он улыбается мне дерзко.

— Где бы я был, если бы не ты, чтобы умерить мою гордыню, — говорю я сухо и протягиваю ему ножи.

— Застрял бы снаружи, потому что твоя голова была бы слишком большая, чтобы пройти в дверь?

Я бросаю на него бесстрастный взгляд.

— Зеленый, желтый, фиолетовый, розовый.

Он бросает ножи немного неаккуратно, так как не успел принять правильную стойку, но все четыре ножа попадают в цель.

— Нам нужно поговорить о твоем желании играть в героя, — серьезно говорит он, подходя к мишени, чтобы вытащить ножи.

— Что ты имеешь в виду? — небрежно спрашиваю я.

Я ждал этого разговора с тех пор, как рассказал ему о том, что произошло.

— Каковы правила наблюдения за кем-то? — спрашивает он, вытаскивая лезвия.

— Наблюдать с расстояния.

— И… — подталкивает он, бросая на меня пристальный взгляд, когда подходит ко мне.

— И не раскрывать себя.

— И? — Он протягивает мне ножи.

— И не вмешиваться в то, что происходит, если это не касается меня и не подвергает никого из нас опасности. — Я беру у него ножи.

— И сколько из них ты нарушил?

Я не отвечаю.

— Желтый, синий, розовый, красный, — говорит он.

Я бросаю ножи с гораздо большей силой, чем нужно, и последний отскакивает от мишени и с грохотом падает на пол.

— Ага, — говорит он с пониманием и возвращается к мишени. — Скажи мне еще раз, что ты совсем не вовлечен и не заинтересован, и что для тебя это просто работа?

— Так я должен был позволить этим ублюдкам убить его?

— Я этого не говорил. — Он вытаскивает ножи. — Я только сказал, что ты нарушил свое собственное правило, когда вмешался и остановил их.

— Может, я немного вовлечен, — признаю я. — Но это не имеет большого значения.

Он ухмыляется и пересекает комнату, чтобы поднять тот нож, который упал.

— Конечно, не имеет. Вот почему ты нарушил все правила, которыми всегда руководствовался, потому что это не имеет большого значения, и ты только немного вовлечен. — Он поднимает руку, так что его указательный палец и большой палец находятся на расстоянии около четверти дюйма друг от друга. — Как ты думаешь? Ты настолько вовлечен? — Он разводит руки в стороны, чтобы они были как можно дальше друг от друга. — Или это больше похоже на это?

— К чему ты клонишь? — спрашиваю я, не утруждаясь опровергать то, что он только что сказал. Он не ошибается, но это не значит, что я должен дать ему удовлетворение, сказав ему об этом.

— Я хочу сказать, что тебе нужно либо сделать несколько шагов назад и переоценить ситуацию, либо признать, что эта работа отличается от других, и перестать притворяться, что это не так, — говорит он, протягивая мне ножи. — Синий, желтый, розовый, зеленый.

На этот раз все четыре лезвия попадают в цель.

— Она отличается только потому, что он другой, — говорю я брату, подходя к мишени, чтобы забрать ножи. — Но это изменится, как только я разберусь в нем, и мы точно узнаем, представляет ли он угрозу. Ты меня знаешь, как только я решаю головоломку, мне становится скучно, и я перехожу к чему-то другому.

По выражению лица Джейса видно, что он не убежден, но он не спорит со мной, когда я возвращаю ножи и передаю их ему.

— Лучший из трех? — спрашивает он.

— Мы будем соревноваться в скорости или точности?

— Очевидно, что и то, и другое.

Я киваю.

— Игра началась.

Он улыбается и подбрасывает один из ножей в руке.

— С риском или нет?

— Очевидно, что и то, и другое, — говорю я с ухмылкой.

— Тогда будь добр, принеси кобуры. — Он катает рукоятку одного из ножей по костяшкам пальцев. — Не думаю, что мы хотим повторения ситуации, когда Ксав хвастался и пытался засунуть свой нож в карман спортивных штанов.

Я хихикаю и подхожу к шкафу Джейса.

— Я бы не отказалась посмотреть, как ты разрезаешь бок своих брюк и полностью промахиваешься, как он.

Джейс смеется.

— С брюками было забавно, но ему действительно стоило признать свою неудачу, а не делать вид, что ничего не произошло, и все равно пытаться сделать бросок.

— По крайней мере, его промах был столь же эпичным, как и разрез на брюках. — я открываю ящик внизу его шкафа, в котором хранятся различные кобуры и наши тренировочные клинки. — Представь, что ты не только промахиваешься с расстояния трех метров, но и полностью промахиваешься мимо цели. — я беру то, что ищу, и закрываю ящик. — Это гораздо хуже, чем провести остаток дня с брюками, развевающимися на ветру.

— Я никогда не прощу ему этого, — говорит Джейс, после того как я закрываю дверцу его шкафа. — Я буду пересказывать эту историю до последнего вздоха, только чтобы поиздеваться над ним.

Я бросаю ему кобуру.

— Он это заслужил.

Джейс ловит ее свободной рукой.

— Готов к тому, что тебе надерут задницу?

— Ага. — Я обвязываю пояс кобуры вокруг бедер и застегиваю его. — Так же, как я был готов получить по заднице вчера на утесах. Вопрос в том, сможешь ли ты действительно это сделать, или это тебе достанется по заднице?

— Продолжай меня дразнить, и я могу промахнуться специально. — Он машет ножами в мою сторону. — Сделай как Ксав, но без разрезания штанов и с большим количеством ударов ножом.

— Не угрожай мне хорошим времяпрепровождением. — Я делаю жест «поторопись» рукой. — Ты уже сдаешься?

— Черт, нет. — Он бросает ремень так, что конец обвивается вокруг его талии, и ловит его свободной рукой. — Теперь достань свой телефон, чтобы засечь время моего трюка, — приказывает он и защелкивает зажим.

— Какой властный. — Я достаю телефон. То, как он надел кобуру, было чертовски впечатляющим, но я не собираюсь ему это говорить.

— Не моя вина, что тебе нужен микроменеджмент. — Он вставляет лезвия в кобуру и поворачивается к мишени. — Ты готов? Или мне тоже нужно засекать время?

— Все в порядке? — спрашиваю я.

— Конечно. — Он бросает на меня бесстрастный взгляд.

Я поднимаю телефон.

— Лучший из трех? Убийственные выстрелы, четыре угла, потом цвета?

— Звучит неплохо. — Он встряхивает руками. — По твоему сигналу.

— Сначала убийственные выстрелы. — Я навожу палец на кнопку, чтобы запустить таймер. — Старт, — говорю я и нажимаю кнопку.

Ножи вылетают из рук Джейса, и я останавливаю таймер, как только последний из них оказывается в воздухе.

— Четыре и семь десятых, — говорю я ему.

Он кривит лицо.

— Я могу лучше.

— Да, можешь, — соглашаюсь я.

Джейс что-то бормочет, но я слушаю его вполуха, собирая ножи.

Он ошибается насчет Майлза. Я не вкладываю в это свои силы, я просто заинтересован. И единственная причина, по которой я заинтересован, — это то, что Майлз — самый загадочный человек, которого я когда-либо встречал.

Обычно я могу понять мотивацию людей за несколько минут наблюдения за ними, и мне никогда не требовалось больше пары дней, чтобы понять человека, почувствовать, какой он и можно ли ему доверять.

Майлз — другой. Он похож на одну из тех головоломок, которые он выставил в своей комнате: сложный и интересный, но это все. Он — блестящая новая игрушка, и как только он перестанет быть блестящим и интересным, я заскучаю, и мы разберемся с ним так, как нам нужно.

Это действительно не имеет большого значения, и Джейс зря волнуется.

Уже за два часа ночи, когда Майлз наконец выключает компьютер и заканчивает работу. Я наблюдал за ним с перерывами с самого начала, и, кроме перерывов, которые, как я предполагаю, были для туалета, и одного раза, когда он пошел в шкаф за закусками, он ни разу не вставал из-за стола.

Около часа назад я переключился с наблюдения за ним на компьютере на телефон и последние тридцать минут лежал в постели, ожидая, когда он закончит работу.

В комнате вокруг меня темно и тихо, слышно только ровное дыхание Джейса, лежащего в своей постели. На всякий случай, если он спит не так крепко, как я думаю, я переворачиваюсь на бок и кладу телефон на подушку.

Как и вчера вечером, Майлз подходит к шкафу, достает из него сумку с туалетными принадлежностями, а затем исчезает на десять минут, вероятно, чтобы пойти в ванную и выполнить свои вечерние процедуры.

Когда он возвращается в комнату, он убирает туалетные принадлежности, а затем подходит к своей кровати, поднимая руки над головой, чтобы потянуться. От этого движения нижняя часть его футболки поднимается вверх, обнажая ямочки на его спине над полной попкой.

Эти две маленькие впадинки завораживают меня, и я не могу отвести от них взгляд, когда он наклоняется над кроватью и разглаживает простыню и одеяло.

Когда он заканчивает поправлять постель, футболка снова опускается на место, и я увеличиваю изображение, когда он обходит кровать с другой стороны и выключает прикроватную лампу.

В камере включается ночное видение, и мягкое зеленое свечение экрана моего телефона странно успокаивает, когда Майлз снимает футболку и бросает ее на кресло у стола.

Что-то в моей груди сжимается и сдавливает, когда Майлз проводит рукой по своим растрепанным волосам и зевает. Странно то, что это один из тех зевков, которые изматывают до мозга костей, искажают лицо и создают впечатление, будто ты пытаешься вывихнуть челюсть. Я не должен был бы испытывать никакой физической реакции на это, но я испытываю. И это не первый раз, когда такое происходит, пока я наблюдаю за ним, занимающимся повседневными делами.

Игнорируя реакцию своего тела, я сосредотачиваюсь на экране, когда Майлз зацепляет большими пальцами пояс своих спортивных штанов. Но вместо того, чтобы спустить их, он останавливается и переводит взгляд на окно напротив. Его шторы открыты, и я мог бы видеть его целиком, если бы сидел на своем месте за окном.

Изображение с камеры кристально четкое, но я еще больше увеличиваю его, чтобы его лицо заполнило экран моего телефона.

Он выглядит задумчивым и даже немного любопытным, глядя в окно.

Он делал это и раньше, как когда я наблюдал за ним снаружи, так и с тех пор, как я начал смотреть камеры. Иногда это просто быстрый взгляд, а иногда, как сейчас, он смотрит вдаль с любопытным выражением лица.

Он пытается посмотреть, есть ли я там, когда делает это? Он не выглядит испуганным или даже обеспокоенным, и никогда не прячется. Он мог бы закрыть шторы и не пускать меня, или, по крайней мере, мог бы это сделать до того, как я установил камеры, но он оставил их открытыми, зная, что я наблюдаю.

Похоже, он постоянно выбирает переодеваться или готовиться к душу на глазах у всех, потому что хочет, чтобы я видел его таким.

Майлз делает движение, когда он проводит зубами по нижней губе, и что-то низко в моем теле сжимается, когда пульс жара распространяется от моего живота.

Игнорируя реакцию своего тела, я наблюдаю, как он отворачивается от окна, качая головой, и спускает спортивные штаны с бедер, так что они скатываются к его лодыжкам. Плавным движением он подбрасывает штаны в воздух, ловит их и бросает на кресло вместе с футболкой.

Я провожу глазами по его длинному, стройному телу, пока он быстро снимает носки, и мой взгляд задерживается на его накаченных бедрах и мощных икрах. Майлз в отличной форме, но, кроме тех случаев, когда он носит свою беговую экипировку, он обычно скрывается под просторной одеждой, поэтому никто не может увидеть, насколько он силен и подтянут.

Никто, кроме меня.

Он еще раз оглядывает комнату, его взгляд останавливается в общем направлении комода и камеры, которую я установил, затем он забирается в постель.

Я переключаюсь на камеру на его столе, чтобы видеть, как он переворачивается на бок и смотрит на компьютер. Его счастливый вздох и легкая улыбка, которая появляется на его губах, когда он прижимается к подушке, странно милы, и я улыбаюсь в экран телефона, когда он сворачивается калачиком и снова вздыхает от счастья.

Я жду несколько минут, чтобы убедиться, что он уснул, затем выключаю трансляцию и кладу телефон на прикроватный столик.

— Не вовлечен, да? — говорит Джейс с другого конца комнаты.

— Заткнись.

Я не удивлен, что он не спит, но меня чертовски раздражает, что он застал меня за просмотром камер так поздно.

— Мне кажется, дама слишком сильно протестует, — напевает он.

— Тебе нужно, чтобы я подошел и сделал себя единственным ребенком? Или ты заткнешься, блядь?

— Какой ты обидчивый. — Он притворяется, что зевает. — Можешь подойти и попробовать убить своего брата, если тебе это по душе, но это не изменит того факта, что ты вовлечен.

— Может, и нет, но, по крайней мере, здесь станет тише. И я не вовлечен, — говорю я ему.

— Как скажешь, брат. — Его кровать слегка скрипит, когда он переворачивается.

— Интересоваться — не значит быть вовлеченным, — говорю я, или, вернее, резко отвечаю ему.

— Ты сейчас очень эмоционален, — замечает он. — Это не похоже на тебя, и ты это знаешь.

— Возможно, — признаю я. — Но ты лучше всех знаешь, что то, о чем ты говоришь, даже невозможно.

— Многие вещи, которые мы считали невозможными, в итоге оказались вполне возможными, — замечает он. — И может быть, я ошибаюсь во всем этом, но есть и вероятность, что я прав. Его кровать снова скрипит, когда он переворачивается обратно.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — отвечаю я, все еще обиженный тем, что меня поймали и уличили.

Джейс ошибается насчет того, что я эмоционально вовлечен, но он не ошибается насчет того, что я веду себя не так, как обычно. Мне просто нужно разобраться с этим парнем и решить все проблемы, которые он может нам создать, а потом я смогу забыть о нем и перейти к следующему делу, которое нужно решить.

Когда я закрываю глаза, в глубине души меня одолевает беспокойство, и, засыпая, я вижу перед собой образ Майлза, свернувшегося калачиком в своей постели.