Путинократия. Человек власти и его система

БИЗНЕС БЕЗ ГАРАНТИЙ

У Уильяма Ф. Браудера есть проблема[205]. По всему миру мужчина лет тридцати пяти с проседью в редких волосах и широкой улыбкой, как в рекламе зубной пасты, хвалит российского президента Путина. Только в самой России американцу больше нельзя хвалить главу государства. Судьба сыграла злую шутку с миллионером. А если сказать точнее, некоторые чиновники с самыми лучшими «выходами наверх» виноваты в его несчастье.

Браудер всегда был послушным и верным своему долгу. По крайней мере, он всегда держался в узких рамках, которые на данный момент установлены в России для свободного выражения мнения. Московские оппозиционные политики в шутку называли этого порядочного мужчину «ходячим PR-агентством Кремля». На самом деле основатель хедж-фонда[206] Hermitage Capital Management, сколотивший в России огромный капитал, называет вещи своими именами, когда речь идет о бесхозяйственности или коррупции. Однако при этом строго придерживается традиционного русского принципа, гласящего, что это чиновники — злые, а царь — хороший. Бывший брокер с Уолл-стрит с ухоженной внешностью и очками без оправы всегда находил слова похвалы для президента: «Путин единственный защищает права акционеров», — уверяет крупнейший инвестор в России как раз в апогее развития дела «ЮКОСа», в октябре 2004 г.[207] Теперь все олигархи послушны, как собаки, и согласны с тем, что тон в стране задают не они, а правительство[208].

Браудер — убежденный оптимист. Ему приходится быть таковым: его фонд инвестировал в Россию 4 млрд долларов, и успех его бизнеса, его подъемы и спады напрямую связаны с авторитетом Путина. Здесь скепсис неуместен.

На мировом экономическом форуме в Давосе в 2005 г. Браудер наступает на западные СМИ. Сообщения о России слишком мрачные, осуждает Браудер: «Запад всегда предполагает самое худшее, когда речь идет о России». Разрушение «ЮКОСа», заверяет он, не приведет к волне национализации[209].

Скорее всего, он говорил все это от чистого сердца. Благодаря своему огромному состоянию он может компенсировать деньгами и персоналом ту или другую неприятность российских будней, ему, например, вряд ли придется стоять в длинной очереди. Без этих привилегий миллиардер, проводящий выходные где-то высоко над облаками между Москвой и Лондоном, сидя в синем широком кресле бизнес-класса «Аэрофлота», был бы вполовину меньшим оптимистом.

Напряжение от поездок, длящихся неделями, наконец-то спало. В хорошем настроении и не подозревая ничего плохого, 13 ноября 2005 г., сразу по прибытии в московский аэропорт Шереметьево, Браудер дает стюардессе свой загранпаспорт и ждет, пока она поставит штамп о въезде. Напрасно![210] Сотрудник иммиграционной службы сообщает озадаченному менеджеру, что он может пройти по VIP-коридору не в направлении выхода в город, а в направлении к посадочному переходу: он должен сесть в следующий самолет в Лондон. Уильям Ф. Браудер, «мистер Россия», как его называют в Лондоне, был объявлен персоной нон грата, представляющей угрозу национальной безопасности. Буквально за ночь. Без предварительного предупреждения.

Что же произошло? Почему именно он? Браудер не менял свой курс в поддержку Кремля, о его критических заявлениях о Путине или грязных сделках ничего не известно. Однако вместо того чтобы наслаждаться с 18-го этажа московской башни на Павелецкой видом на Садовое кольцо и крыши домов российской столицы, Браудер с этих пор наслаждается видом на обратную сторону здания Ковент Гарден Маркет. В разговоре с журналистом он то и дело пугается своих слов и просит: «Не пишите этого ни в коем случае!»[211] Его клиенты не понимают, что случилось, видимо, Браудер и сам себе не может толком этого объяснить, однако уверяет, что лишь некоторые из 6000 вкладчиков разнервничались и забрали свои деньги.

Четкого обоснования этого запрета на въезд по сегодняшний день не существует. То, что Браудер, как ему было заявлено, представляет угрозу для национальной безопасности, звучит бредом. Угрозу американский инвестор, наоборот, представлял для многих сомнительных предпринимателей и аппаратчиков, которых он, будучи акционером, осуждал. Так, до сих пор на слуху его обвинения Газпрома в кумовстве и коррупции. В Москве поговаривают, что в запрете на въезд в страну могут быть замешаны как раз сотрудники Газпрома.

С того момента почти треть своего рабочего времени Браудеру приходится тратить на борьбу за выдачу новой визы — и пока безрезультатно: все старания британского министерства иностранных дел напрасны. Браудер сам себя подбадривает: курсы акций за первые четыре месяца после его выдворения повысились на 43 %. Надеясь на своего менеджера в России, он и дальше упражняется в оптимизме[212]. В апреле 2006 г., спустя почти полгода после введения запрета на въезд, он дает интервью официальному РИА «Новости», в котором, как и прежде, остается приверженцем президента Путина и хвалит события в России[213].

Дело Браудера, в известном смысле типичное для современной России, демонстрирует риски, которые грозят иностранным инвесторам. Несмотря на вдохновенные гимны и оды в адрес президента, американец вдруг ощутил произвол бюрократии. Он, расхваливавший авторитарное государство как гарант противостояния мафии, сам, судя по всему, стал жертвой мафиозных махинаций. Безо всякого намека на защиту, без уведомления о причинах, без возможности даже предстать перед судом со всеми своими бонусами примерного поведения Браудеру отказали в жизненно важном для него праве — въезда в страну, для которой он — крупнейший иностранный инвестор.

Это просто трагикомедия: Браудер, который так громко поддерживал произвол судебных органов в отношении «ЮКОСа», теперь сам не находит никакой защиты от российского «правосудия». Опрометчиво сделав ставку исключительно на человека, который для него является гарантом права и порядка в России, он не учел, что этот гарант может обеспечить его права не посредством закона и судопроизводства, а только личным прямым вмешательством. И только в исключительных случаях. Случай с Браудером — поучительная басня, а мораль такова: в системе, в которой вместо права и закона решающими факторами являются личные отношения и протекция, даже благосклонность главы государства не является гарантией защиты от несправедливости и произвола.

Законодательство является не только главным оружием борцов за права человека, но и необходимой предпосылкой для нормального экономического развития. Только наивные люди могут полагать, что в недалеком будущем Россия превратится в правовое государство по западному образцу. Однако воспринимать огромные масштабы произвола, коррупции и бесправия как неизбежное наследство Советского Союза было бы еще большей глупостью. Именно при Владимире Путине пресса была унифицирована, и в таких случаях, как, например, с Браудером, едва ли можно быть уверенным, что об инциденте не станет известно за пределами России и участникам не придется давать объяснения, а это уже представляет собой идеальный повод для юридических нарушений.

Перед высылкой Браудер предположил, что для России наиболее вероятны только две возможности, — «авторитарная власть президента или жизнь по законам мафии»[214]. Вводит в заблуждение то, что приверженцы Путина опровергают эти слова. После хаоса времен Ельцина государство определенно нуждалось в сильном авторитетном руководителе, так что, когда Путин начал завинчивать гайки, к этому отнеслись с пониманием. Но со временем власть в государстве стала похожа не на авторитетную, а на авторитарную, в чем, как считает Браудер, и заключается проблема. Он спускает нас с небес на землю, называя вещи своими именами. По его мнению, Россия еще не созрела для свободы, поэтому было бы непростительно наивным ожидать в ней такого же развития демократии, как на Западе. Но, как бы цинично это ни звучало, в сегодняшней России авторитарные меры оправдываются — они воспринимаются как благородная борьба против мафии. Непонятно только, как могут служить борьбе с организованной преступностью манипулирование средствами массовой информации, подавление критики и общественных споров, вынужденное молчание оппозиции и прекращение действия принципа разделения властей. На самом деле все должно происходить наоборот: те, кто занимается темными делами, должны бояться света общественного мнения.