Глава 10

— Я припугнул ее, — презрительно скривился Шторос. — Но ей и этого, видимо, хватило.

— Что ты сделал с Ладой?! — завопила Динка, вскакивая и отшвыривая от себя стул. Наивная доверчивая Лада, которая смотрела на него ясными влюбленными глазами… Как у него вообще рука поднялась дотронуться до нее?

— Динка, подожди… — Хоегард тоже вскочил и, схватив Динку за плечо, попытался привлечь ее внимание. Но Шторос сделал ему знак рукой, чтобы он не вмешивался, и, сощурив глаза, изучающе смотрел на Динку.

— Я объяснил ей что будет, если она продолжит ходить за мной по пятам. Разве не этого ты хотела?

Но Динка почти не слышала его. Она видела его надменную хищную улыбку, и перед ее глазами проносились видения несчастных окровавленных девушек, растерзанных безжалостным чудовищем. Свой собственный страх, от которого, казалось, она избавилась у клеток с плененными варрэнами, снова топил ее сознание мутной волной.

— Ты… сделал это с Ладой… моей подругой… — слезы жгли ей глаза, и в груди пульсировала боль.

— Я ничего ей не сделал, — спокойно ответил Шторос, но глаза его опасно сощурились. — Почему мне никто не верит? Почему ты мне не веришь, Динка?

— Динка, он не… — Хоегард попытался притянуть ее к себе, но Динка яростно оттолкнула его от себя, приложив к толчку импульс силы так, что Хоегард с грохотом отлетел к противоположной стене.

Тирсвад попытался вскочить, но Дайм пригвоздил его к месту одним взглядом.

— Потому что ты — злобное похотливое животное! — выделяя интонацией каждое слово, выплюнула Динка ему в лицо.

Взгляд прищуренных глаз Штороса стал острее ножа.

— Значит, вот что ты обо мне думаешь, — процедил он, сверкнув клыками.

— Динка, он не делал этого! — вскричал Хоегард, с трудом поднимаясь с пола, — Не говори так! Я был там. Он просто что-то сказал ей и отпустил. Девчонка в слезах убежала.

— Не надо, Хоегард. Все, что мне было нужно, я уже услышал, — горько усмехнулся Шторос, поднимаясь из-за стола.

Динка растерянно стояла, прижимая руки к груди, чтобы хоть как-то унять колотящееся сердце. Слова Хоегарда медленно доходили до ее сознания, и облегчение неподъемной плитой придавило ее. Лада жива, с ней все в порядке. А слова… Что ж, слова можно и забыть со временем.

— Шторос, постой, — Хоегард попытался перехватить Штороса, обманчиво расслабленной походкой направившегося к выходу из кают-компании. — Она, не подумав, сказала. Она так не считает.

— Именно так она и думает, — ледяным тоном проговорил Шторос. — Просто обычно она держит свои мысли при себе. Вслух говорит о том, что мы ей дороги. А про себя до сих пор считает нас… Ну вы все слышали…

«Почему мне никто не верит?» — Динку словно током ударило. Она вспомнила, как Вожак наказал Штороса за то, чего не было. За то, что Шторос якобы обидел Динку, хотя на самом деле ничего плохого он ей не сделал. Наоборот, подарил моменты, которые стали одними из самых приятных ее воспоминаний. Но тогда ему тоже никто не поверил… А она, Динка, умышленно промолчала.

За его спиной с грохотом захлопнулась дверь.

Первой опомнилась Динка и, сломя голову, бросилась следом за ним. Она не знала, что скажет ему, но она обязана была быть с ним рядом.

Динка выбежала на палубу в тот момент, когда Шторос, словно хищный кот, грациозным движением вскочил на ограждения палубы.

— Шторос, стой! — крикнула Динка, бросаясь к нему.

— А то что? — издевательски отозвался он, прогуливаясь по ограждению, лениво поглядывая за борт. — Что ты сделаешь, если я прыгну? А Динка? Прыгнешь следом?

Высота борта была достаточной, чтобы оказаться далеко друг от друга. Расстояние, на котором действует Динкина защита, они так и не выяснили. Если он упадет за борт быстро идущего на попутном ветру судна, то Динка могла и не успеть.

— Я прошу тебя… — прошептала она, не обращая внимания на текущие по щекам слезы.

— Знаешь почему люди становятся рабами? — вдруг спросил он, слегка покачнувшись и тут же восстановив равновесие.

Динка сжалась, словно от удара.

— Потому что им жизнь дороже, чем свобода, — продолжал Шторос. — Вот только это не про меня! — жестко закончил он. — Мне не нужна такая жизнь, в которой я для тебя всего лишь злобное похотливое животное!

— Вот как! — взвилась Динка, сжимая кулаки. Боль и страх за его жизнь сменился злостью. — А кто тогда для тебя я?

Он удивленно наклонил голову на бок, прожигая ее взглядом.

— Криллу ты любишь. А я? Кто для тебя я? — выкрикнула она, угрожающе приближаясь к нему.

— Ты та, за кого я отдал жизнь… — хрипло ответил он и качнулся от нее в пустоту.

Динка пронзительно завизжала.

Все произошло в одно мгновение. Хоегард обхватил Динку за плечи и прижал к себе. Тирсвад птицей взлетел на перила и отвесил Шторосу удар такой силы, что тот слетел с ограждения и кубарем покатился по палубе. А внизу Дайм подхватил его и мгновенно скрутил в болевой захват, в котором Шторос едва мог дышать.

— Отпусти! — Динка рванулась от Хоегарда, но в этот раз он держал крепко, не давая пошевелиться.

— Отвяжитесь от меня! — зарычал Шторос и забился в захвате, но Дайм навалился на него всей своей массой, блокируя любое движение.

Тирсвад спрыгнул с перил и встал между ними, готовый вмешаться в любой момент.

— Динка, — обратился к ней Вожак. — Сейчас же извинись перед Шторосом за свои слова. Ты была несправедлива к нему.

— И не подумаю! — зашипела Динка и оскалилась. У нее теперь тоже были клыки.

— Я приказываю тебе извиниться, — жестко потребовал Дайм и так посмотрел на нее, что Динка вмиг поняла почему именно его избрали Вожаком. Сопротивляться этому властному взгляду было невозможно.

— Мне не нужны эти извинения, — зарычал Шторос. — Плевать я хотел…у-у-ы-ы, — его тирада была прервана болезненным стоном. Дайм усилил захват, выкручивая обе руки под немыслимым углом.

— Шторос, прости меня, пожалуйста, — обреченно прошептала Динка. — Я была неправа. Я обидела тебя незаслуженно.

— Хорошо, — кивнул Дайм. — А теперь ты, Шторос, прекратишь эти истерики. Ты не ребенок, чтобы так себя вести. Ну?

— Отпусти меня, — процедил Шторос.

— Ты не будешь отходить от Динки, чтобы ей не пришлось за тобой бегать. Хватит уже действовать на нервы всем нам.

— Как будто для вас это имеет значение, — буркнул Шторос уже почти беззлобно.

— Имеет. Ты нужен мне, ты нужен твоим друзьям, нужен Динке. А еще дома есть те, кому ты нужен, — проговорил Вожак, внимательно наблюдая за выражением лица рыжего варрэна.

— Дома? — горько усмехнулся он. — Во-первых, нам туда не попасть. А во-вторых, тем, кто там остался, я нужен лишь для того, чтобы убить меня окончательно.

— Значит доставишь им это удовольствие, когда мы туда вернемся, — успокоенно отозвался Вожак, выпуская его.

Шторос окинул его нечитаемым взглядом и отвернулся, потирая суставы на руках. Динка с тревогой смотрела, на него, но он, казалось, вообще перестал замечать ее существование. Однако сел поблизости, опираясь спиной о мачту.

Динка уткнулась в грудь Хоегарда, все еще удерживающего ее в своих объятиях и разрыдалась, как ребенок. Хоегард бережно поглаживал ее по голове, шептал на ухо какие-то нежности, пока Динка не перестала вздрагивать.

— Я все-таки поговорю с Ладой, — произнесла она, выскальзывая из его рук и протирая кулаками заплаканные глаза. — Даже если не получиться остаться на корабле, то надо хотя бы извиниться.

Хоегард кивнул и отступил. Динка побежала искать подругу. Она не оборачивалась, но знала, что Шторос неслышной тенью идет за ней.

На палубе, как всегда было многолюдно. Но с появлением варрэнов, матросы побросали свои дела и рассредоточились по укромным уголкам, коих на корабле было предостаточно. Однако Динка кожей ощущала направленные на нее настороженные взгляды. Матросы и раньше не решались подходить к ней, а сейчас и вовсе смотрели на нее так, словно это она была змеем, напавшим на корабль, а теперь принявшим человеческий облик и вышагивающим по кораблю как ни в чем не бывало. Это злило. Как же это злило! Динка с трудом сдержалась, чтобы не оскалиться и не зарычать при виде юнги мышью заметавшегося, пытаясь убраться с ее пути. А ведь этому парню, наверное, столько же лет, сколько и ей.

— Эй, красавчик, — окликнула она белобрысого наемника, задумавшегося у перил и не успевшего улизнуть при ее приближении. Он с первого дня знакомства проявлял к ней симпатию. Быть может удастся с ним нормально поговорить и выяснить, что о них думают остальные матросы? Ели бы узнать, что именно их пугает, то можно было бы подобрать веские доводы в разговоре с капитаном.

— Привет, русалка, — осторожно проговорил наемник. Динка силилась вспомнить его имя, но ничего не приходило в голову. Вспоминалось только, что его одноглазого напарника зовут Рекс.

— Я — Динка, — поморщилась она, вставая рядом с ним к перилам и глядя в бекрайние просторы. Не верилось даже, что меньше, чем через сутки на горизонте появится земля.

— Как скажешь, Динка, — поправился наемник.

— Скажи, что говорят про нас на корабле, — без обиняков перешла она сразу к делу.

— Разное говорят, — уклончиво ответил он.

— Ты тоже нас боишься? — в лоб спросила Динка. — Ведь ты сражался против пиратов и против змея бок о бок с моими парнями. Ты пил с Тирсвадом, хохотал со Шторосом и слушал сказки Хоегарда, заигрывал со мной. Что изменилось то?

Мимо них быстрым шагом прошмыгнул матрос, прижимаясь спиной к стене напротив и с опаской глядя на Динку и остановившегося в пяти шагах от нее Штороса. Динка проводила матроса задумчивым взглядом, а затем снова обернулась к своему собеседнику.

— Знаешь, русалка, я не из пугливых, — проговорил мужчина, задумчиво разглядывая ее лицо. — Я много где побывал и чего только не видел. Но в тот день вы действительно нагнали жути. Матросы считают, что вы слуги самого Аримана.

— Даже, если и так, то что? — с вызовом ответила Динка, пропустив «русалку» мимо ушей.

— А то, что все равно вам жизни тут не будет. Да и зачем вам это? Каждую ночь караулить, чтобы однажды вас не повязали и не выбросили за борт, — он скептически покачал головой.

— А что собирались так сделать? — набычилась Динка.

Наемник расхохотался.

— Вторую ночь уже собираются, да духу не хватает. Мой тебе совет — забирай своих мужиков и сваливай отсюда. Так всем будет лучше…

— Ясно, — угрюмо отозвалась Динка, разглядывая шелковые переливы морской воды за бортом.

— Хотя, случись чего… — начал он, растягивая слова, словно бы был не уверен стоит ли говорить вслух то, о чем он подумал. — Я бы предпочел сражаться на вашей стороне, чем против вас.

Динка невесело усмехнулась и ничего не ответила. Но он, воодушевившись, продолжал:

— Может у вас в отряде и для меня место найдется? Я бы не отказался войти в ваш отряд и… может быть… в твою постель, — он усмехнулся, но глаза глядели цепко, оценивая насколько опасной может быть ответная реакция.

Динка услышала, как в пяти шагах от них хрустели деревянные перила под руками Штороса и, назло ему, ласково улыбнулась наемнику. За такое замечание можно было бы и разозлиться, но вся злость израсходовалась на варрэнов. На чужого мужика жалко было тратить душевные силы. Да и что с этих мужиков возьмешь, если у них у всех мысли только об одном?

— Увы, постель моя уже занята. А насчет отряда разговаривай с Вожаком. Я такие вопросы не решаю, — пожала она плечами и отвернулась. Разговор ей тут же наскучил, и она вспомнила, что собиралась найти Ладу.

— Ты что, спишь со всеми четырьмя? — окликнул ее белобрысый. Динка скрипнула зубами и ничего не ответила. Какое им всем дело с кем она спит?

Лада нашлась на корме за кубриком. Она сидела в огромной бухте каната в тени большого треугольного паруса и держала в руках книгу. Однако ее глаза были красные, а взгляд застыл в одной точке.

— Привет, — Динка втиснулась в бухту рядом с ней.

— Привет, — Лада с улыбкой подняла глаза и вдруг порывисто обняла подругу. — Прости меня, пожалуйста.

— За что? — удивилась Динка. Она сама искала ее, чтобы просить прощения, а тут такое.

— Да так, — Лада неопределенно повела плечом, и взгляд ее снова устремился вдаль.

— У тебя глаза красные. Ты плакала? Что-то случилось? — осторожно спросила Динка, в свою очередь обнимая Ладу за плечи.

Лада покачала головой и покосилась Динке через плечо. Динка не стала оборачиваться. Она и так знала, что где-то там позади, прислонившись к мачте, стоял Шторос.

— Расскажи мне все, — шепотом попросила Динка. — Он не услышит.

— А зачем он здесь? — тоже шепотом спросила Лада, поверив в то, что расстояния в десять шагов достаточно, чтобы их тихое перешептывание не было услышано.

Динка не была в этом так уверена. Но выяснить чувства Лады все-таки было важно. И пусть подслушивает, если хочет. Больше Динка не позволит ему даже приблизиться к Ладе.

— Надзирает за мной, — хихикнув, шепнула Динка. — После того, как я прыгнула в пасть змею, его приставили ко мне, чтобы я больше не творила глупостей.

— О! — негромко фыркнула Лада. — Тогда понятно, что он делал ночью у твоей каюты.

— А ты что делала ночью у моей каюты? — удивилась Динка.

— Я шла мимо и… мы с ним… поговорили, — вздрогнув прошептала Лада и бросила еще один, в этот раз затравленный, взгляд Динке за спину.

— Поговорили? — строже спросила Динка. — Он что-то сделал тебе? Скажи мне? Ты из-за этого плакала?

— Нет, — Лада с грустной улыбкой помотала головой. — Я просто вела себя, как дура. И мне это наглядно объяснили. Вот и все.

— И все? — с сомнением переспросила Динка. — Почему ты тогда плакала?

— Прости меня, Динка, — снова вздохнула Лада. И Динка даже растерялась. Что же там такое произошло?

— Ты же знаешь, как он мне нравится. И я надеялась… Да что теперь об этом говорить. Вчера я просто поняла, что его сердце уже занято, — едва слышно произнесла она, опустив глаза. — Поэтому и плакала.

Сердце Динки сжалось. Он просто сказал Ладе, чтобы не приближалась больше к нему. И ничего не сделал. Возможно, он сказал это грубо, с использованием нецензурных слов и грязных оборотов. Но… Ничего непоправимого не произошло.

— А ты почему плакала? — спросила Лада, разглядывая ее опухшее от слез лицо.

— Не хочу уходить с вашего корабля, — хмуро сказала Динка.

— Уходить? Вы уходите? — Лада в изумлении уставилась на нее.

— Ты не знала? Отец тебе не говорил, что велел нам сойти с корабля в Эрасте? — настала очередь Динки удивляться.

— Отец велел? — еще больше изумилась Лада. — Пойдем скорее, я не поверю тебе, пока не услышу это из его уст.

Схватив подругу за руку, Лада потащила ее в каюту капитана.

— Отец, — Лада влетела в каюту без стука и втащила следом за собой неловко упирающуюся Динку. — Почему ты выгоняешь наших охранников? Они же…

Каюта капитана была зеркальным отражением каюты Динки, с одним лишь отличием — у окошечка был небольшой откидной столик, на котором сейчас были разложены карты. Капитан стоял у столика и, с помощью карандаша и линейки, чертил на карте будущий маршрут. Он смерил девушек тяжелым взглядом и снова отвернулся к карте.

— Я не могу позволить им остаться, — жестко произнес он.

— Ну почему? — жалобно воскликнула Лада. Динка молча стояло у нее за плечом. Если дело не в том, что они обидели Ладу, то может быть на решение капитана еще можно повлиять.

— Дочь, — устало произнес капитан. — Через пару часов мы прибудем в Эраст и охранники сойдут на берег. Это — вопрос решенный.

— Они дважды отбили атаки пиратов, уничтожили морского змея, спасли меня… — Лада умоляюще сложила руки на груди.

— Они убили двоих матросов, захватили наш корабль, приставили мне кинжал к горлу… — холодно продолжил капитан. — и они… не люди, — добавил он, бросив быстрый взгляд на Динку.

Лада набрала было в грудь воздуха и… ничего не сказала. Возразить было нечего.

— Мы не знаем кто они такие и на что они способны. Команда боится их, и ни один матрос не желает оставаться на одном корабле с ними. Если мы не уволим их, то мы останемся без команды.

Динка попятилась и тихонько покинула каюту. Дело было даже не в том, что они что-то сделали не так. Просто они не люди, и люди не желали иметь с ними дело. Все эти веселые совместные вечера в кают-компании были лишь иллюзией. Они навсегда останутся в этом мире чужими, не такими, не людьми.

На плечо ей легла тяжелая ладонь, и Динка машинально накрыла ее своей рукой. Как глупо было ссориться между собой из-за человеческой девчонки. Динка вдруг ощутила острое одиночество в огромном мире, где они впятером словно крошечная лодка в бесконечном океане, чужом и враждебном.

— Пора собираться, — сказала она Шторосу хрипло. — Через пару часов мы сходим с корабля.

Его рука на миг сжалась на ее плече. И Динка подумала, что не променяла бы его одного на тысячу подружек.

Через два часа Динка и четверо варрэнов стояли у борта, наблюдая как приближается берег, знаменуя начало новой жизни и новых приключений. Будет ли у них когда-нибудь дом, в который они могли бы вернуться. В котором можно вечерами сидеть в тени раскидистой яблони и читать книгу со сказками, вырезать деревянные фигурки, точить ножи, любуясь отблесками солнца на сияющей стали и валяться на траве, глядя в пробегающие в небе облака. В котором каждый из них мог быть самим собой.


На берег они сошли, не обернувшись напоследок. Каждый из них нес за спиной сумку с немногочисленными пожитками. Золото было поделено поровну между всеми и спрятано на груди под куртками. Сейчас им даже не надо было думать о том, чтобы заработать. Золота, взятого с пиратского корабля и заработанного на охране торгового судна, должно было хватить на пару лет безбедной жизни.


Подыскав приличную харчевню, они расположились за большим столом.

— Нам надо решить несколько вопросов и я предлагаю разделиться, — начал совет Вожак.

— Я иду искать лекарку для Динки, — вызвался Хоегард.

— Мне нужно пополнить запасы оружия. У меня почти не осталось метательных кинжалов после боя со змеем, — сообщил Тирсвад.

— Надо подумать о ночлеге, — задумчиво добавил Вожак. — Боюсь, что в таком большом городе это может вызвать определенные трудности. Как бы не пришлось ночевать на улице.

— Мне надо кое-что из вещей, — высказалась Динка. — Мой сменный комплект одежды сгорел в брюхе змея.

Шторос промолчал. Его ждала почетная миссия сопровождать Динку, куда бы она не пошла.

— Тогда давайте разделимся и встретимся здесь на закате, — предложил Вожак. Время едва перевалило за полдень и до заката у всех было достаточно времени, чтобы уладить свои дела.

— Может не разделяться, а пройтись по всем делам всем вместе? — неуверенно предложила Динка. После того, как о них отзывался капитан «Элегии», в душе появилось неясное беспокойство. Люди стали казаться чужими враждебными существами. Разделяться в этом большом городе не казалось хорошей идеей.

— Динка, — Дайм облокотился о стол и посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом. Динка смутилась и опустила глаза. Несмотря на то, что он говорил ей о том, что любит ее, Динка продолжала чувствовать словно бы преграду между собой и Даймом. Он держался на расстоянии, не впуская ее в свою душу. Он равноценно распределял свое внимание между членами стаи, не выделяя Динку. Он не демонстрировал ревности и, убедившись, что остальные не причинят ей вреда, больше не пытался «присвоить» ее себе. Наоборот, следил за тем, чтобы ее внимание равномерно доставалось всем остальным, и никто был не в обиде. Вот только сам проводил с ней все меньше времени…

— Ты будешь не одна. Тебе нечего боятся, Шторос позаботится о тебе, — проговорил Дайм.

Динка хотела бы выкрикнуть, что совсем не со Шторосом она хотела бы провести это время, а с ним, с Даймом. Что Штороса в ее жизни и так слишком много, больше, чем она может вынести. Что она всем сердцем желает, чтобы Дайм перестал быть строгим «отцом», отчитывающим ее, словно ребенка, за шалости, а обратил, наконец, внимание на ее чувства. Но кожей чувствуя острый взгляд Штороса, направленный на нее, и помня утреннее происшествие, Динка прикусила язык. Над столом повисло неловкое молчание, наполненное невысказанными эмоциями.

Разрядил обстановку Тирсвад. Он развязал свою суму, достал оттуда десятидюймовый кинжал и отправил его в сторону Динки по столу. Его глаза вспыхнули радостью, когда он увидел реакцию Динки.

— Мой ножичек! Я думала, что он сгинул на морском дне, — воскликнула она, прижимая к груди оружие, с которым она столько прошла. Тирсвад довольно усмехнулся, глядя на Динку. Она подняла на него сияющие глаза. Вот он единственный ее всегда понимает. Вот с ним, наверное, было бы комфортно провести день наедине. Без Хоегарда с его удушающей заботой, без Штороса с его непредсказуемыми выходками, без Дайма с его приказами и резкими замечаниями… Динка поймала себя на том, что оттягивает момент, когда останется со Шторосом наедине. После утренней ссоры он вел себя как ни в чем не бывало. А вот Динка все еще чувствовала вину за свои опрометчивые слова и не знала как себя вести с ним.

— Что ж, до вечера, — сказал Шторос, поднимаясь и потянув Динку за собой. Динка, не без сожаления кивнув остальным, поспешила за ним, пристраивая кинжал в пустые ножны у себя на поясе. Точно такой же, только в два раза длиннее, висел на поясе Штороса.

Несмотря на восторженные отзывы Лады, город Динке не понравился. Солнце немилосердно пекло с небес, и даже трудно было представить, что в родной деревне Динки уже, вероятно, укрыл землю снег.

На портовых улицах лежали горы мусора: рыбные потроха, овощные очистки, обглоданные кости. Мусор источал душную отвратительную вонь, которая привлекала своры облезлых бродячих собак и рои жирных мух с зелеными, блестящими на солнце брюшками. Не обращая внимания на грязь под ногами, по улице толкалось просто несчетное количество людей. Деловито пробегали навьюченные тюками грузчики, конвоиры гнали цепочки рабов в кандалах, вразвалочку небольшими группами праздно шатались матросы, женщины в косынках и передниках несли в корзинках еще живую рыбу, трепещущую жабрами. На улицу открывались двери многочисленных лавок и харчевен. От ярко-намалеванных вывесок рябило в глазах.

Шторос уверенно шагал сквозь толпу в направлении от пристаней, Динка держалась у него за спиной, стараясь не потеряться в толкучке. Постепенно улицы стали чище и шире. Кроме пешеходов стали попадаться всадники и экипажи. Покосившиеся лачуги сменились высокими каменными домами, обнесенными решетчатыми заборами, сквозь которые были видны цветущие клумбы и усыпанные морской галькой подъездные дорожки. Широкие двери попадающихся лавочек тоже были украшены живыми цветами и зеленью. Однако людей на улицах меньше не становилось.

Они свернули в магазин готового платья, где Динка выбрала себе практичные кожаные штаны, свободную рубаху из грубого хлопка и парусиновую куртку с широкими рукавами. Шторос стоял, прислонившись спиной к косяку и скрестив на груди руки, и задумчиво разглядывал ее скромную и удобную одежду.

— Что? — не выдержала Динка его молчаливого взгляда. Шторос с загадочной улыбкой приблизился и аккуратно заправил ей за ухо выбившуюся из косы прядь.

— Ты мне кое-что обещала… — проговорил он, скользя откровенным взглядом по вороту ее рубахи.

Динка с недоумением посмотрела на него.

— Ты хочешь этого прямо здесь? Не дожидаясь, пока меня осмотрит лекарь? — осторожно спросила она. Что творится в его голове для нее до сих пор оставалось загадкой.

— Свидание… — обронил он. — У нас еще много времени до заката, а ты обещала мне день наедине со мной. Или я обещал тебе… Уже не вспомню.

Динка помрачнела, вспомнив, как в лодке пыталась узнать побольше о его прошлом. Он так и не закончил свой рассказ. Но спрашивать об этом прямо сейчас… Быть может во время свидания он решится рассказать ей всю правду о том, что же там произошло на самом деле?

— Ну как? — спросил он как будто равнодушно, но в глазах вспыхнул озорной огонек.

— А почему бы и нет, — улыбнулась Динка, отбрасывая невеселые мысли. — До заката времени много. Надеюсь, нам с тобой скучно не будет.

— О нет! — довольно засмеялся он. — Скучать я тебе точно не дам.

И тут же обернулся к хозяйке лавки, копошившейся за стойкой.

— Уважаемая, не подскажете нам как предпочитают проводить свидания влюбленные вашего города? — обратился он к ней вежливо, разом включив все свое обаяние.

— О! — хозяйка заведения, полная, но еще не старая женщина, залилась краской от того, что он обратился напрямую к ней. До этого она общалась только с Динкой, а Шторос с видом охранника стоял у входа и зорко следил за происходящим на улице.

Динка с интересом наблюдала за женщиной. Что же такое находят в нем все женщины? Динке казалось, что она не ощущает ничего подобного. Сначала она его боялась до смерти, а потом он, без перехода, вдруг стал принадлежать ей, а она ему. Она отдалась ему и Хоеграду, чтобы вытащить их из тюрьмы, потом еще на отмели, и еще… Побыть просто влюбленными, как поют об этом бродячие музыканты, чтобы глаза в глаза и рука в руке… Чтобы перехватывало дыхание от восторга, а в животе порхали бабочки… Такого шанса судьба им до сих пор не давала.

— Сначала влюбленные нанимают экипаж и катаются по городу, — запинаясь начала перечислять женщина после ободряющего кивка Штороса. — Затем идут в театр, если у них есть деньги. А потом…

— Потом? — заинтересовано переспросил ее Шторос.

— Потом гуляют в парке тысячи фонариков, — закончила хозяйка лавки, в волнении прижимая руки к груди.

— Хорошо, — протянул Шторос, покосившись на Динку. Та стояла, не веря своему счастью. Он действительно собирается сводить ее в самый настоящий театр? Бродячие музыканты, заходившие к ним в деревню, рассказывали, что самые прекрасные сказки оживают на подмостках театра. Как бы она хотела это увидеть! Ожившая сказка, где прекрасный принц спасает свою возлюбленную из рук злодея, а затем ведет ее к алтарю и нежно целует ее в сахарные уста…

— Нам надо как-то приодеться для свидания, не так ли? — продолжал он расспрашивать хозяйку лавки. — У вас найдется что-нибудь подходящее для меня и для моей возлюбленной?

— Ох да, конечно! — снова смутилась хозяйка и бросилась в подсобное помещение.

Шторос торжествующе посмотрел на Динку, а она робко улыбнулась ему в ответ.

— Вот, примерьте, пожалуйста, — вернулась продавщица и разложила перед ними на прилавке нарядную одежду. Пока Шторос задумчиво вертел в руках черный камзол с блестящими пуговицами, Динка не могла оторвать взгляд от платья. Яркое, серебристое, из нежного струящегося шелка, оно казалось воплощением всего женственного, прекрасного, возвышенного. Даже то платье, которое она когда-то выменяла на бутылку вина, не могло сравниться с этой красотой.

— Тебе помочь облачиться или сама справишься? — голос Штороса отвлек ее от созерцания платья. Динка непонимающе моргнула, выныривая из сказочных грез. Шторос уже стоял одетый, словно лорд, в узкие черные брюки, заправленные в высокие сапоги, черный длинный камзол с позолоченными пуговицами, из-под которого выглядывала белоснежная сорочка из тончайшего льна, и изумрудный платок, повязанный на шее хитрым узлом.

— Сию секунду, господин, — суетилась вокруг него хозяйка лавки, поправляя складки камзола и одергивая штанины брюк. — Сейчас я помогу вашей даме облачиться.


Она подхватила Динку под руку и повела в подсобное помещение.

— Постойте, уважаемая, — окликнул ее Шторос. — А где мне найти экипаж?

— Эй, не уходи никуда без меня! — встревожилась Динка. Но Шторос наградил ее снисходительным взглядом. Конечно же он не забыл про невидимую цепь, сковывающую его прочнее железной.

— А поймайте какого-нибудь мальчишку на улице и дайте ему медяк. Он живо приведет вам экипаж, — посоветовала продавщица, увлекая Динку в подсобку и задергивая за собой шторку.

— Ну смотри же, какая красавица! — восхищалась она спустя несколько минут, поворачивая Динку то правым, то левым боком. Динка чувствовала себя двояко. С одной стороны, в этом платье она была настоящей принцессой из сказки. А другой стороны, словно и не Динка это была вовсе.

Динка, которую она знала, могла таскать тяжелые ведра от колодца и убирать навоз тупыми вилами. Еще, Динка могла скакать на лошади без седла и узды, резать глотки бандитам и совращать тюремщиков. Динка могла спалить лес на версту, вместе с армией гвардейцев и рыбацкой деревушкой, и прыгнуть в пасть морскому змею. И это все была Динка. Но чтобы одеть шелестящее шелковое платье, спрятать руки с мозолями от узды и обкусанными от тревоги ногтями в белоснежные кружевные перчатки, одеть на ноги изящные бархатные туфельки с хрустальной пряжкой и сесть в экипаж… О ней ли это? Для нее ли?

Хозяйка лавки, получившая от Штороса не то золотой, не то целых два, суетилась вокруг Динки, завивая пряди волос горячими щипцами и прикалывая их наверх в замысловатую прическу. В довершение туалета, она притащила шкатулку с разноцветными порошками и мазями. Мазнула Динке по губам, отчего они сразу налились алым и заблестели, а затем прошлась пуховой кисточкой по щекам и носу, вызвав у Динки приступ чихания.

Наконец, лавочница удовлетворенно оглядела Динку и распахнула занавеску, приглашая выйти. Динка с досадой подумала о том, что если свидание подразумевает каждый раз такие тщательные приготовления, то она, пожалуй, в будущем обошлась бы и без свиданий. Так она размышляла ровно до того момента, пока не подняла глаза и не наткнулась на взгляд Штороса.

Он смотрел на нее почти всегда. Он смотрел на нее по-разному: с нескрываемой похотью, с нежной страстью, с досадой или насмешкой, с обидой или разочарованием, иногда даже с ненавистью. Ей казалось, что она знает все его взгляды наизусть. Но оказалось, что она ошибалась. Так, как сейчас, он на нее еще никогда не смотрел.

Его глаза распахнулись, а зрачки стали такими широкими, что скрывали почти всю радужку. Он смотрел на нее так, словно впервые увидел и это зрелище вышибло из него дух. Он смотрел так, словно ему вдруг стало трудно дышать. Динка тоже смотрела на него, боясь пошевелиться. Что он сделает следующим шагом? Накинется и сорвет с нее платье или снисходительно усмехнется? Она не знала, как понять выражение его лица.

Шторос шагнул к ней и протянул ей руку, которая тоже оказалась затянута в белую лайковую перчатку. Динка робко коснулась его ладони кончиками пальцев и тоже сделала шаг к нему навстречу. Их лица оказались совсем близко, и разделяло их лишь расстояние в разницу их роста.

— Пошли, моя принцесса, — бархатным голосом проговорил он, не сводя с нее странного взгляда. — Нас ждет экипаж.

Принцесса? Да? Динка не могла поверить своим ушам. Но сделала вид, что так и надо. Если это такая игра, то почему бы и не побыть немного принцессой? Она величественно склонила голову в знак согласия.

На улице действительно стоял экипаж, достойный самой настоящей принцессы. Карета, выкрашенная в белый цвет, с высокими колесами и нарядным кучером на козлах, запряженная двумя белыми же лошадьми. Дверцы и наличники окошек были украшены хитрой резьбой и инкрустированы разноцветными стеклышками, блестевшими на ярком солнце, словно драгоценные камни. В окошках видны были занавески, тонкие, воздушные, ясно-голубого цвета.

Шторос молча открыл дверцу экипажа и протянул руку, чтобы Динка могла опереться. Динка попыталась грациозно войти в карету, опираясь на его руку, однако прекрасное, но чересчур длинное платье, попало под туфлю, Динка об него запнулась и, пытаясь удержать равновесие, с силой приложилась бы головой об низкий проем дверцы, если бы Шторос во-время не подставил ладонь второй руки. А затем он перехватил ее за талию и, удержав от того, чтобы она носом не пробороздила пол кареты, усадил на мягкий диванчик внутри. И сам сел напротив, захлопнув дверцу. Экипаж тронулся с места.

— Не успели начать свидание, я уже все испортила, — смущенно пробормотала Динка, потирая неушибленную макушку.

— Просто моя принцесса еще не привыкла ездить в экипажах. Но скоро мы это исправим, — усмехнулся Шторос без ехидства и сарказма.

— Когда это коза стала принцессой? — пробубнила Динка, все еще не веря в такую разительную перемену в своем спутнике.

— Станет обратно козой, если не прекратит ворчать, — фыркнул Шторос.

Карета мягко покачивалась на булыжной мостовой. Если бы ехали на телеге, то трясло бы неимоверно. А тут лишь легкие убаюкивающие колебания, да медленно проплывающие за окошком утопающие в цветах домики.

Динка решила не отвечать, глядя в окно. Ссориться опять не хотелось, но ничего, кроме очередной колкости в голову не приходило.

— Я никогда не ходил на свидания, а ты? — проговорил Шторос, тоже выглядывая в маленькое окошко.

— Не может быть! — удивилась Динка.

— Ну если совместная охота или набег на лагерь врага можно считать свиданием, — задумчиво сказал Шторос, — то ходил. А так, как сейчас — впервые.

— У нас, в деревне, девушки ходили на свидания с парнями. Ночью, когда стемнеет, они ходили гулять к реке, любовались звездами, держались за руки…

— А после этого у них рождались дети, — хохотнул Шторос.

— Ты только об одном думаешь, — фыркнула Динка. — Рождались, конечно. Но, как правило, успевали сыграть свадьбу раньше.

— А ты почему не ходила к реке, держась с кем-то за руку? — спросил Шторос, протягивая обе руки и обхватывая ее кисть, обтянутую кружевной перчаткой.

Динка посмотрела на него, но он спрашивал серьезно, без тени насмешки.

— Я об этом не задумывалась, — проговорила она. — И не особенно к этому стремилась. В отличие от других девушек, я не мечтала выйти скорее замуж. И надеялась, что на меня как можно дольше никто не обратит внимания.

— И парни не обращали на тебя внимания? — удивился Шторос. — Замечала, что когда ты идешь по улице, мужчины оборачиваются на тебя?

— Замечала, — улыбнулась Динка. — Особенно тогда, когда вы сидели в тюрьме, и от лишнего внимания приходилось отбиваться ножом. Но, с другой стороны, именно это помогло мне проникнуть в тюрьму. Будь я страшилищем, Рях ни за что бы не показал мне тайный ход.

— А дома?

— Дома… — она прикусила нижнюю губу, погрузившись в воспоминания. — Наверное, меня просто боялись и избегали. Уже тогда все чувствовали, что я не такая, что я не человек. Одна я этого не замечала.

— Грустишь от того, что ты оказалась не человеком, — проницательно заметил Шторос.

— Немного, — вздохнула Динка. — Это очень одиноко быть не такой. Но если бы я была такой, как все, то вы бы меня и не взяли с собой.

— Из-за нас у тебя в жизни одни испытания, — горько проговорил Шторос. — Жила бы в своей деревне, вышла бы замуж, нарожала детишек…

— Нет, — Динка с улыбкой покачала головой. — Вас четверых я не променяю ни на что. Даже если бы мне предложили жить во дворце и каждый день кататься на карете, я бы вас не отдала!

Она с нежностью посмотрела на варрэна, а он поднес к губам ее руку, которую держал в своих ладонях, и нежно коснулся губами кончиков пальцев, обтянутых перчаткой.

У Динки внутри все затрепетало. В этом жесте было столько любви, сколько она за всю свою жизнь не получала.

— Приехали! — послышался окрик кучера, и карета остановилась.

Шторос выскользнул из узкой дверцы, даже не задев проем своими широкими плечами. Динка предусмотрительно подобрала подол длинного платья, наклонила голову и ухватилась за его протянутую руку.

Они оказались посреди огромной площади. Прямо перед ними стояло величественное каменное здание, поражающее воображение своим убранством. Входную арку, через которую мог пройти великан высотой с дом, подпирали колонны, выполненные в виде скульптур прекрасных обнаженных мужчин и женщин. На втором этаже витражные окна, выложенные разноцветным стеклом в виде картин, чередовались с балкончиками, украшенными резными ограждениями. На крыше здания по четырем ее углам сидели каменные скульптуры диковинных птиц с женскими головами.

К дверям прекрасного здания один за другим подъезжали экипажи, из которых выходили нарядные, словно королевы, женщины со своими кавалерами.


— Это театр? — шепотом спросила Динка, прижимаясь к его боку от растерянности.

— Думаю, что да. Пошли? — Шторос предложил ей свой локоть, как делали это остальные кавалеры, выходя из экипажей и направляясь в театр.

Динка аккуратно положила свою ручку в белой перчатке ему на предплечье, стараясь не цепляться за него и выглядеть непринужденно, и кивнула головой.

Внутри все оказалось еще роскошнее, словно они попали в настоящий дворец. Динка почему-то думала, что театр — это что-то вроде сарая с помостом, где желающие стоят и смотрят на этот помост. Только вместо казни там разыгрывают сказку. Но на самом деле все оказалось куда как роскошнее.

Сразу при входе их ожидал лакей, который проводил их к столику приема оплаты. Спектакль стоил целый серебренник с каждого человека. А сразу за столиком открывался огромный мраморный зал с высокими лепными потолками и стрельчатыми окнами. С потолка свисали огромные хрустальные люстры, искрящиеся в солнечных лучах. А по обе стороны зала начинались широкие мраморные лестницы, изогнутые дугой и покрытые красными ковровыми дорожками.

По центру зала прогуливались парами дамы с кавалерами. Некоторые пары встречались, заводили недолгий разговор и снова расходились.

— Я чувствую себя неловко, — шепотом сказала Динка. — Словно из хлева прямо во дворец попала.

— Из хлева, говоришь? — задумчиво протянул Шторос, огляделся и уверенно повел ее в противоположную сторону зала. Динка сразу и не заметила, что там вместо стены огромное зеркало, в котором отражались все посетители театра, прогуливающиеся в фойе. А не догадываясь, что перед ней зеркало, она не сразу узнала себя. Лишь увидев отражение Штороса, она поняла, что они стоят перед зеркалом, и в этом зеркале видно, что они со Шторосом со стороны смотрятся настолько же пышно и величественно, что и все остальные.

— Ну как? Поверила теперь, что ты словно настоящая принцесса? — спросил Шторос, хитро улыбаясь. — Держу пари, любая из этих дам потратила на подготовку вдвое больше времени, чем ты.

— Только внутри я себя все равно чувствую собой, — улыбнулась ему Динка.

Она хотела сказать еще что-то, но тут на верхних ступеньках обеих лестниц появились лакеи и одновременно зазвонили в колокольчики.

Посетители театра потянулись к распахнувшимся справа и слева дверям в сердце театра. Но Шторос придержал Динку, шагнувшую было вслед за всей публикой.


К ним подошел лакей в белом камзоле, расшитом золотистыми нитками и кивком предложил следовать за ним на лестницу, покрытую красной ковровой дорожкой.

Динка вопросительно взглянула на Штороса, но тот лишь удовлетворенно кивнул.

Когда лакей распахнул перед ними тяжелую дубовую дверь на втором этаже, Динка ахнула от изумления. Они стояли на небольшом уютном балконе, с которого открывался изумительный вид на полукруглую сцену, скрытую тяжелым бархатным занавесом, углубление в полу под сценой, в котором сидели музыканты с инструментами, названия которых Динка не знала, и на ряды кресел, в которых располагались гости в пестрых нарядах, похожие на больших заморских бабочек. Дверь за ними закрылась и они остались наедине. Динка встала у самых перил балкона, жадно разглядывая все вокруг. Шторос встал позади нее, положив руки на перила по обе стороны от нее. И Динка вдруг остро ощутила его близость, тепло его тела, его дыхание на макушке…

— Нравится? — спросил он, наклоняя голову и прислоняясь щекой к ее виску.

— Очень нравится! — выдохнула Динка. — А тебе?

— Знаешь, люди удивляют меня все больше. Когда мы только оказались в этом мире и увидели убогие деревеньки, где крестьяне проводят свою жизнь в обнимку с мотыгами, я думал, что люди ничтожнейшие создания из всех, кого я встречал. Но сейчас я готов изменить свое мнение. Каменные дома, подземная канализация, огнестрельное оружие, корабли под парусами, театр… Какие еще чудеса скрывает мир людей? И если бы вдруг мне предстояло выбрать жить в моем мире или в мире людей, я не уверен, что выбрал бы свой собственный мир.

Динка вздохнула. Свой родной мир она никогда не видела, но и мир людей она открыла только сейчас. Девятнадцать лет вся ее жизнь была в обнимку с мотыгой.

Прозвенел второй звонок. Люди заканчивали устраиваться в своих креслах. Музыканты вразнобой издавали звуки, настраивая свои музыкальные инструменты.

— Хочешь присесть? — спросил Шторос. — С кресла тоже все прекрасно видно. Я попросил дать нам самые лучшие места.

— Да, давай сядем, — Динка вдруг ощутила, что она устала. День был такой длинный, столько событий приятных и не очень. И Шторос, с которым они успели поссориться, помириться и пойти на свидание, так бережно держит ее за руку.

На балконе вместо отдельных кресел с подлокотниками был установлен уютный диванчик с бархатной обивкой красного цвета. Шторос усадил Динку, помогая ей расправить пышное платье и устроился рядом. Динка подвинулась поближе и прислонилась к его боку, позволяя обнять себя за плечи. Как же хорошо, как уютно тут с ним. Наблюдающие за всем происходящим, и скрытые от посторонних глаз, они словно оказались на небесах рядом с богами. Внизу ходили служители с металлическими колпачками на верхушках длинных жердей. Ими они одну за другой гасили свечи в хрустальных люстрах, погружая зал в темноту.

— А ты веришь в богов? — шепотом спросила Динка, замирая в его объятиях.

— Каких богов? Которые сидят где-то в небе? — с насмешкой спросил Шторос. — Нет, конечно. Не верю.

— Я вот тоже не верю. И в демонов не верила, пока они не разорили мою деревню и не перевернули мою жизнь с ног на голову, — в тон ему отозвалась Динка.

— Ну демоны — это выдуманные существа, а мы — настоящие, — проговорил Шторос.

— Может быть и не на пустом месте выдумали демонов… — задумчиво проговорила Динка. — Может кто-то из варрэнов и раньше попадал сюда, кто-то из людей их видел и потом пересказывал всем. Может и про вас теперь в тех краях будут страшные сказки складывать.

— Может быть, — согласился он.

— А может же такое быть, что есть не только этот мир и тот. Что есть еще какие-то другие миры: третий, четвертый, пятый. Может там обитают боги, и трехголовые змеи, и эльфы, и русалки. Как ты думаешь?

Шторос слегка отстранился, чтобы взглянуть ей в лицо, а затем с улыбкой взъерошил ей волосы.

— Все может быть. Кто мы такие, чтобы все знать?

Прозвенел третий звонок. Оставшиеся свечи погасили и в зале стало совсем темно, словно в чулане.

— А о чем будет сказка? — спросила Динка.

— Я даже не узнал, — ответил Шторос. — Ну тем лучше, так даже интереснее. Верно?

Динка кивнула и приготовилась смотреть вниз на сцену. Занавес дрогнул и разъехался в разные стороны, открывая ярко освещенную масляными лампами сцену. Представление началось.

Это было просто невероятно — сказка разворачивалась прямо на глазах. На сцене люди жили настоящей жизнью: ссорились, мирились, враждовали и влюблялись. Динка позабыла обо всем на свете, переживая за прекрасную юную девушку, полюбившую юношу из враждебной семьи. И сердце сладко замирало от их редких, но таких желанных встреч, от их нежных взглядов и мимолетных касаний кончиками пальцев.

До чего же было несправедливо разлучать их! Как же горько и больно полюбить так неистово, чтобы никогда не быть вместе! Какие же жестокие родители, запретившие юным влюбленным свидания! Она настолько окунулась в сказку, что уже не помнила себя.

Не было во всем мире ни Динки, ни варрэнов, ни корабля, с которого их выгнали. Были лишь несчастные возлюбленные, которые не сдавались и собирались бороться за свою любовь. Динка очень хорошо знала эти чувства. И она знала о том, что любовь стоит того, чтобы за нее бороться, поставив на карту жизнь.

Ведь мир справедлив, жизнь и любовь обязательно должны победить. Прелестная девушка, бесстрашно принявшая яд, чтобы оказаться в объятиях своего возлюбленного, вызвала в душе Динки целую бурю эмоций. Она ни минуты не поколебавшись, поступила бы также. И смелый юноша, не побоявшийся спуститься в склеп за своей прекрасной возлюбленной. Динка ощутила, как дрогнули руки Штороса, сжимавшие ее ладони, и сжала их в ответ.

Но то, что происходило на сцене дальше, не должно было произойти.

— Нет! — закричала Динка, не помня себя и соскакивая с дивана. — Нет! Не делай этого!

Но юноша, как будто не слыша ее, вскочил и занес над грудью кинжал.


— Т-ш-ш, — Шторос притянул ее к себе и сжал в объятиях.

— Он же… Нет! — всхлипнула Динка, забившись в его руках и заливаясь слезами.

Но сказка продолжала идти своим чередом. Прекрасный возлюбленный умер так глупо и бессмысленно, так и не узнав, что его любимая всего лишь спит.

— Я не буду больше смотреть, не буду, — рыдала Динка, прячась в объятиях своего мужчины от жестокого и несправедливого мира. Шторос успокаивающе гладил ее по спине своей широкой горячей ладонью, но у него самого грудь часто вздымалась от волнения, и вздрагивающие руки непроизвольно сжимались в кулаки.

Но не досмотреть оказалось невозможно. Пришлось испить эту боль до конца, наблюдая за страданиями девушки, проснувшейся и обнаружившей, что возлюбленного больше нет. Прижимавшейся губами к его холодным губам и тщетно пытающейся услышать стук навек остановившегося сердца.

— Нет! Только не это! — шептала Динка, дрожа всем телом. Она лучше кого-либо в этом зале знала, как распахивается в груди черная бездна безнадежности, как боль заполняет душу и тело, парализуя и лишая способности дышать. Вот только Динка тогда не умерла, а, словно сказочная птица феникс, воскресла на пепелище совсем другим существом. Уже не человеком. Однако героиня сказки этого не смогла. Она сломалась и, вонзив в свое сердце кинжал, упала рядом со своим возлюбленным, разметав по каменному полу склепа свои прекрасные золотые волосы.

«Нет повести печальнее на свете…» — провозгласил голос с небес, и занавес медленно стал смыкаться.

Люди внизу зашумели, стали хлопать ладонями друг о друга, что-то кричать. Но Динка со Шторосом потрясенно сидели, глядя на бархатный занавес и сжимая друг друга в объятиях.

— Пожалуй, это стоило того, чтобы отдать два серебра, — нарушил молчание Шторос охрипшим голосом.

— Я никогда больше не пойду в театр, — Динка разразилась новой порцией рыданий, уткнувшись ему в грудь.

— Это всего лишь представление сказки, — попытался утешить ее Шторос. — Смотри, на сцену вышли актеры и кланяются.

— Не хочу ни на кого смотреть, — помотала головой Динка, не отрываясь от его груди. — Пошли отсюда скорее.

Шторос поднялся и повел плачущую Динку к выходу. Пока все чествовали актеров, в фойе было пустынно и проход был свободен. Они быстро выбрались на улицу и остановились у фонтана в центре площади, стоявшего как раз напротив театра.

Динка подняла заплаканные глаза на Штороса.

— Это неправильная сказка, — сказала она с надеждой вглядываясь в его изумрудные глаза. — Так не должно было закончится. Должно быть, чтобы они остались вместе и жили долго и счастливо. Верно?

Шторос грустно покачал головой.

— Это очень жизненная сказка, — ответил он печально. — В жизнь плохое случается гораздо чаще, чем в сказках. И никто не будет обещать тебе, что ты будешь жить долго и счастливо с тем, кого ты полюбила.

— Но это не про меня, — упрямо возразила Динка, прижимаясь к его груди и глядя в небо, раскрашенное закатом в алые и золотые оттенки. — У меня все будет по-другому. И я буду жить долго и счастливо с теми, кого я люблю.

— Конечно. Так и будет, — ответил Шторос, и Динка почувствовала по его голосу, что он улыбается.

— Нам пора возвращаться? — спросила она, глядя на солнце, скрывшееся за морем уже наполовину. Возвращаться в таверну прямо сейчас не хотелось. Хотелось побыть еще немного с этими чувствами, которые пробудило в ней представление. Прожить их, прочувствовать и отпустить. Хотелось еще немного побыть принцессой, держась за руку своего принца. Хотелось чего-то особенного, что утешило бы ее. А вовсе не решать насущные проблемы.

— Давай еще немного погуляем, — словно услышав ее мысли, предложил Шторос. — Наймем экипаж, поедем в парк тысячи фонариков.

— Остальные будут волноваться, — Динке отчаянно хотелось согласиться, но ведь они обещали вернуться к закату.

— Подождут немного. Они же знают, что мы вдвоем. Догадаются, что нам захотелось подольше побыть наедине, — уговаривал Шторос. Ему тоже хотелось продлить волшебное очарование? Динка взглянула ему в глаза, увидела, как сверкают в них последние лучи заходящего солнца, и кивнула.

На площади в ожидании окончания представления уже собрались лучшие экипажи города, так что найти карету для путешествия в парк тысячи фонариков оказалось совсем нетрудно.

Шторос помог Динке забраться, и сам уселся в экипаж напротив нее. Динка, все еще испытывая необъяснимое волнение от пережитого в театре, опустила взгляд, чувствуя, что он смотрит на нее в полутьме кареты. Кучер прикрикнул на лошадей и повозка тронулась. Они сидели напротив так близко, что касались коленями друг друга.

Шторос протянул руки и взял в свои ладони обе ее кисти. Динка, как завороженная, смотрела на то, как он скользит пальцами в белых перчатках по ее пальцам, затянутым в белые же кружева. Это прикосновение сквозь двойной слой ткани напоминало о том запретном желании, о котором молчали они оба. О желании прикасаться кожей к коже, беспрепятственно ласкать друг друга, проникать друг в друга, сливаясь в одно целое, быть едиными, быть вместе всегда. Динка подцепила указательным пальцем манжету на его перчатке и потянула вниз, обнажая кожу запястья и проводя по ней кончиком пальца, затянутым в кружево.

Шторос задержал дыхание, не сводя с нее глаз, но Динка была поглощена его медленно обнажающейся ладонью. Повинуясь внезапному порыву, она потянула руку к себе и, склонившись, прижалась губами к ямке между двумя бугорками на ладони чуть ниже запястья. С губ Штороса сорвался шумный вздох.

Динка подняла голову и взглянула в его потемневшие глаза с расширенными зрачками.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — И ни за что не позволю тебе умереть. Что бы ни случилось, я буду рядом, чтобы ты жил.

В эту волшебную минуту казалось время остановилось. Не было ни кареты, ни кучера, ни целого мира. Были только они вдвоем. Только взгляд его изумрудных глаз, только учащенный стук сердца в висках и подрагивающая в ее ладошках большая рука.


— Эй! — дверца внезапно распахнулась и внутрь заглянул недовольный кучер. — Не докричишься до вас, — недовольно проворчал он. — Приехали уже, с вас полтора серебра.

Парк тысячи фонариков днем был обычным парком, с аккуратно рассаженными клумбами цветов, подстриженными кустами и разбегающимися в разные стороны дорожками, вымощенными мелкой морской галькой. Однако с наступлением сумерек он превращался в сказочное место. Служители развешивали закрытые от ветра фонари с толстыми свечами внутри на каждое дерево. И светящиеся дорожки, уходящие в темноту ночи, выглядели словно усеянное звездами небо.

Шторос протянул к Динке ладонь, и они, взявшись за руки, шагнули в темноту, освещенную тысячами огоньков. Прохладный ночной воздух обдувал разгоряченное лицо, принося с собой запах цветов. Небо над головой стремительно темнело, словно укрываясь темно-синим бархатным покрывалом с серебряным звездным узором. Где-то вдали неизвестная птица выводила затейливые трели. В парке было много людей, гуляющих парами, но в тени аллей, сгущенной ярко светящимися пятнами фонариков, они казались не более, чем бесплотными призраками.

Говорить не хотелось. Хотелось просто быть, дышать, чувствовать. Да и не было таких слов, которые могли бы выразить то, что было сейчас на душе. Шторос остановился в одной из безлюдных аллей прямо в пятне света от одного из фонариков и притянул Динку к себе. Она доверчиво прильнула к нему, заглядывая ему в лицо. Он долго смотрел ей в глаза, обхватив ладонью ее шею и поглаживая большим пальцем по щеке, но так ничего и не сказав, опустил ресницы и склонился к ее губам в нежном поцелуе. Его губы едва касались ее губ, а она чувствовала на своей щеке его частое дыхание. Она, как губка, впитывала его всего: его тепло, его запах, вкус его губ, прикосновение его рук к пояснице, его вздымающаяся грудь.

— Нам пора, — прошептал он ей в губы. Динка открыла глаза и взглянула на него. В свете фонарика он выглядел юным и беззащитным со своей вечно растрепанной рыжей шевелюрой, нежным доверчивым взглядом и приоткрытыми раскрасневшимися от поцелуя губами.

— Я не считаю, что ты чудовище или животное, — проговорила вдруг Динка. — Раньше считала, но уже давно так не думаю и…

— Тш-ш-ш, — Шторос улыбнулся и покачал головой, положив палец ей на губы и прерывая поток извинений. — Я верю, можешь больше ничего не говорить.

Снова взявшись за руки, они направились к выходу. Они и так сегодня загулялись и надо было спешить. Уставшие товарищи ждут их в таверне.

— Тебе понравилось сегодня? — спросила Динка, искоса поглядывая на Штороса.

Он мечтательно улыбнулся.

— Благодаря тебе, я вдруг ощутил, как будто опять вернулся в свои десять шегардов, когда мир еще казался светлым и похожим на волшебную сказку.

В экипаже они ехали на одной скамье, тесно прижавшись друг у другу боками и думая каждый о своем.

Загрузка...