Путь воина: Неофит

Глава 3

Гордей и Любомир поселились в одном из пустующих домов. Соломенная крыша была относительно цела, она почти не пропускала дождь, а и над входом игриво скрестили головы два резных конька.

Две женщины, живущих по соседству, оказались родственницами: старшую звали Ариной, а младшую, её дочь, — Софийкой. Обе женщины были южанками, обе невысокого роста с длинными и пушистыми волосами цвета воронового крыла, с круглыми, немного навыкате, глазами, маленькими ступнями и ладонями, но сочными женственными формами. Если бы Гордей не знал, что Арина мать Софийки, то мог бы поклясться богами, что они сёстры.

Софийка вышла из дома, в руках у неё был поднос накрытый рушником. Под расшитой крестом материей спрятались румяные пироги с визигой и глиняные плошки, в которых дымилась полбяная каша. Девушка направилась к дому с коньками на крыше, на поправленном недавно крыльце сидел, греясь в лучах позднего августовского солнца, Любомир.

Подходя к крыльцу Софийка обернулась, за околицей хутора раздавались крики и понукания — это неугомонный Гордей объезжал норовливого молодого конька.

Конёк прибился к хутору около недели назад, сначала он дичился людей, но голод и любопытство взяли верх над осторожностью. Когда, дня через четыре, Гордею удалось поймать сильную шею жеребца верёвочной петлёй, юноша увидел следы жестокой доли постигшей зверя — на золотисто-рыжем крупе конька белели шрамы от шипованной плети.

С того дня они, человек и конь, почти не расставались: с песней жаворонка Гордей поднимался с соломенного ложа и шёл проверить Огонька (такое имя он дал жеребцу не только за цвет шерсти, но и за непокорный характер). С утра и до обеда они гоняли по окрестным полям и лугам, ходили на водопой к реке, привозя к обеду то подстреленную в поле куропатку, то пойманную на мелководье рыбину.

Софийка почувствовала тонкий укол ревности. Вот бы ей уметь оборачиваться кобылицей!

— Извините, что запоздала. — учтиво пропела девушка.

— Угу. — отстранённо кивнул Любомир.

Когда Софийка поставила поднос на крыльцо и сняла рушник Любомир даже не взглянул на еду.

— Что-то не так? — удивилась девушка.

— Да всё не так. — буркнул Любомир. — И каша эта, как же она надоела!

— Но вы же поправляетесь! — возразила Софийка. — Матушка говорит, что надо кушать много каши, что бы набраться сил. Гордей вот, съедает всё под чистую и никогда не отказывается от добавки.

— Уже два с половиной месяца прошло. — Любомир потёр раненую ногу и спросил. — А где он, Гордей? Отчего не пришёл на обед?

Софийка пожала плечами и мечтательно улыбнулась:

— Опять куда-то ускакал. Вы же его знаете. Он так любит коней.

— Дело не в любви. — поджал губы Любомир. — Гордей просто укрощает коня, будет ездить на нём пока не загонит.

Его красивое лицо сделалось капризным. Софийка внимательно посмотрела на Любомира: статный, грудь широкая, пшеничные усы красиво обрамляют кайму верхней, похожей на изгиб лука губы, глаза светлые и в мягких послушных кудрях мелькает золотая искра. Совсем не то, что Гордей. Того, сколько не чеши, всё будь-то вороны на голове гнездо свили и взгляд зелёных глаз такой горячий, злой, как у волка.

— Он всегда был таким и с людьми и с животными. — вздохнул Любомир.

Софийка поднялась, отряхнула подол вышитого маками платья, поглядела в сторону околицы.

— А мне как раз такие мужчины и нравятся!

Любомир молча поднялся вошёл в сени, присел на кучу соломы. Он старался не смотреть на Софийку, не думать о её задевающих сердце словах.

Вздохнул:

— Как же я скучаю по дому, но сначала нужно поправиться.

Софийка достала из-за пазухи маленький стеклянный флакон, внутри маслянисто поблёскивала густая и тёмная жижа.

— Матушка приготовила новую мазь — присела возле, откинула полу длинной рубахи Любомира, сняла повязку. — Рана ещё не полностью затянулась, вам ещё рано напрягаться.

— Я уже могу ходить, мы не можем оставаться здесь вечно. — возразил Любомир.

Тонкими пальчиками Софийка выдернула пробковую затычку, в воздухе разлился густой хвойный аромат.

— Мы с матушкой рады вам! Понимаете, мы тут совсем одни, оставайтесь пока не поправитесь.

— Но воины Зимовита могут найти нас даже тут.

— Бросьте! — рассмеялась Софийка. — Вряд ли кому-то вы нужны!

Она тут же прикрыла рот рукой, смутилась, потупила глаза:

— Простите, я совсем не это хотела сказать!

— "Вряд ли кому-то нужны" — повторил за девушкой Любомир. — Это верно.

Он хотел взять флакон с мазью из рук Софийки, но та учтиво попросила:

— Позвольте мне. — Софийка принялась лечить Любомира.

Тот продолжал вспоминать о прошлом:

— Уходя мы думали, что легко покроем себя славой, станем дружинниками князя. Дурацкая мечта! Ай!

— Больно?! Потерпите немного.

Девушка нанесла мазь на подживающую рану на бедре Любомира, легонька провела по бледной коже и, склонившись ниже, ласково подула.

Глаза Любомира сверкнули, он перехватил запястье Софийки, потянул на себя, увлекая на солому. Опрокинул на спину и навалился всем телом. Софийка почувствовала, как её обдало жаром. Разгоряченное желанием тело Любомира пахло хмелем и потом. Она сдавленно пискнула, как мышонок, и крепко зажмурилась, не в силах противостоять натиску парня. Пшеничные усы почти приятно щекотали, когда Любомир начал страстно целовать тонкую белую шею девушки. Его рука уже скользнула ей под юбку, когда с наружи, со двора, донеслось ржание Огонька. Это, должно быть, Гордей вернулся к обеду.

Любомир отвлёкся от девушки, обернулся на звуки и Софийка смогла воспользоваться шансом. Рыбкой она выскользнула из объятий Любомира и поспешила прочь из дома.

Гордей гарцевал на спине Огонька, заставляя того то вставать на дыбы, то опускаться наземь, взбивая клубы пыли и вырывая клочья травы.

Софийка поправила платье, вытряхнула из волос пару соломинок и радостно помахала Гордею. Закричала:

— Гордей! Гордей, покатай меня на Огоньке! — побежала навстречу.

Любомир с досадой повалился обратно в солому, закрыл глаза и зарычал. Гордей вновь отбирал у него, то, что, казалось, само шло в руки Любомиру.

Потом он вспомнил о Маженне, оплакивающей, на пару со старушкой-матерью, его память, далеко отсюда, в Белых Липах и ему стало стыдно. Едва слышно Любомир прошептал:

— Маженна, прости меня!

На лугу качались под лёгким дуновением ветерка алые, розовые и белые головки диких маков, высокая трава иссохла под опаляющим солнцем, растрепались золотистые соцветья сурепки и белой таволги.

Огонёк горделиво вышагивал по ведущей через луг тропе, неся на своей спине Гордея и Софийку.

— Кто такая Маженна? — с интересом спросила девушка. — Это твоя невеста, Гордей?

— Не моя. Она — невеста Любомира. Очень хорошая и добрая девушка, к тому же отлично умеет ездить без седла. Она смелая.

— Я тоже умею! — подхватила Софийка. — И я ничего не боюсь!

— Если я пущу Огонька вскачь ты испугаешься! — рассмеялся Гордей.

— А вот и нет! — запальчиво возразила Софийка. — Давай! Или ты трус?

Гордей фыркнул:

— Кто трус? Я? Не на того напала, малявка! А ну, держись крепче!

Юноша пришпорил коня пятками и Огонёк понесся через луг, мимо тополиной рощи прямо к реке. Впереди высоким барьером на их пути, стремительно приближалось поваленное грозою дерево.

— Сейчас ты закричишь от страха! — прокричал на ухо Софийке вошедший в раж Гордей.

Девушка зажмурила глаза, ей стало действительно страшно, но в ответ она прокричала:

— Никогда!

Конь взмыл в небеса беря преграду, Софийка вцепилась в рубаху Гордея, пряча бледное личико у него на груди. Казалось, время застыло, как застыло в зените над их головами полуденное солнце.

Они перемахнули через преграду успешно, но соскользнули с потной конской спины и кубарем покатились в высокие заросли пырея. Огонёк не заметив, как его спину покинуло двое наездников, продолжил нестись по песчаному берегу реки. Влетев в прохладную воду он весело заржал и принялся шумно утолять жажду.

— С тобой всё в порядке? Не ушиблась? — Гордей обнял Софийку за плечи, заглянул девушке в лицо, она покачала головой.

Гордей дёрнулся подняться, он был разгневан:

— Вот сумасшедшая скотина!

— Конь не виноват!

— Хочешь сказать я виноват?!

— Не сердись, Гордей! — Софийка держала юношу в объятиях крепко.

Не смотря на свой юный возраст, она была сильной и ловкой, а по другому и быть не могло, ведь девушка почти всю свою сознательную жизнь провела в горах.

Гордей выдохнул "скотина!", Огонёк заставил его поволноваться. Он обернулся к Софийке, та подняла подбородок и прикрыла глаза, вытянула тонкую шейку стремясь поцеловать Гордея в губы.

На секунду Гордей застыл. Софийка была такая юная, всего тринадцать лет, но сейчас с разметавшимися по плечам волосами, с раскрасневшимися от дикой скачки щеками, она источала непреодолимую силу женственности. Гордей тряхнул головой, отгоняя пленительный морок.

Последнее время, после битвы при Высоких Бродах, он был сам не свой. Тяжелые и странные сны, о незнакомых землях и странных людях на железных конях, живущих в каменных дворцах, преследовали его по ночам, а по утрам он не всегда мог понять где он и что произошло. Вот и сейчас, что-то заставило его отступить.

Прежний он, наверное ответил бы Софийке на поцелуй, но нынешний Гордей не мог так поступить с малышкой.

— Гордей, почему ты не хочешь обнять меня? — дрогнул голосок Софийки.

Резко оторвав руки девушки от своей рубахи, он легонько оттолкнул её.

— Отцепись.

С непроницаемым выражением лица он сказал:

— Если бы твоя мать узнала, что я позволил себе катать тебя на необъезженном звере, она бы открутила мне голову.

Лицо Софийки скривилось, словно у обиженного ребёнка, она выпятила пухлую нижнюю губку, скрестила на груди руки и плюхнулась на попу в траву, но уже через минуту Гордей услышал звонкий и заливистый смех.

Гордей обернулся. Девчонка каталась по траве давя ромашки и маки и смеялась, словно её щекотали бесенята.

Плюнув себе под ноги, Гордей направился к воде, забрать коня.

Не успел он ступить в воду, как с того берега подъехала группа из семи вооружённых и добротно одетых всадников. Старший — кряжистый мужчина лет сорока с лихо подкрученными смоляными усами, пустил коня в воду, когда тот зашел в реку по брюхо, закричал:

— Эй! Девчонка!

Софийка подбежала к воде, спряталась за широкой спиной Гордея.

— Передай своей матери, что бы была готова платить дань господарю Ваньше. — продолжал усатый. — Я скоро приеду её навестить. И пусть всё соберёт без глупостей! Если что-то пойдёт не так я вас живо выгоню с этой земли. Поняла?

Софийка быстро-быстро закивала. Гордей заметил, что девушка побаивается черноусого.

Передав послание, черноусый пришпорил своего коня и всадники унеслись обратно.

— Кто это был? — встревоженно спросил Гордей. — Почему твоя мать должна платить дань?

— Разбойники. А Ваньша у них за старшего. — неохотно ответила Софийка. — Пойдём обратно, Гордей. Любомир и матушка, поди, волнуются куда мы пропали.

В доме Арины кипела бурная деятельность. Все были заняты тем, что перепрятывали на чердак ценное добро. Арина, вопреки тому, что жила с дочерью в глухомани и уединении, скопила за долгие годы не мало ценных вещей. Она подала из подпола Любомиру пару дорогих лаковых сундучков, а сама вытащила посеребрённый шлем чудесной работы и пробитую на груди кирасу.

— Скорее, Любомир, Гордей, прячьте добро, они скоро вернутся. — подгоняла Арина юношей.

Гордей подхватил из рук женщины доспехи, примерил шлем, тот был ему впору.

— Ух ты, какая славная штука! — восхитился юноша и спросил. — На что же ты живёшь, Арина?

Арина лукаво улыбнулась:

— Делаю вид, что с огорода, а ещё меня все в округе знают как травницу и колдунью. Могу даже порчу навести, коли будешь приставать.

— А если честно? — не унимался юноша, пряча шлем и доспех в кучу сушащегося на чердаке дома травницы сена.

Женщина засмеялась и махнула рукой.

— Ты связана с разбойниками? — предположил Любомир.

— Что-то вроде того. — уклончиво ответила Арина. — Да и зачем вам знать правду? Разве это так важно?

— Мама! — Софийка сидела за столом перебирая на тряпице, вынутые из ларчиков, украшения. — Она золотая?

Арина подошла к дочери, попробовала протянутую пряжку на зуб. Кивнула и погладила Софийку по голове.

Любомир заглянул через плечо Арины. На тряпице лежали кольца, браслеты, амулеты на шелковых шнурах. Тут было много золотых вещей. А ещё серебро, кость и дерево: что-то из драгоценностей было совсем новое, что-то древним и покрытым патиной. Среди всех этих безделушек взгляд юноши наткнулся на тяжелый костяной браслет с вырезанной на кости девой-птицей Алькорой. Погребальный. В старину с такими браслетами на запястьях хоронили прославленных воинов.

— Вы обираете старые могилы! — воскликнул Любомир, догадавшись.

— Да. А ещё тех, кто пал на поле брани. — спокойно ответила Арина.

— И ты, Софийка? — потрясенно спросил Любомир.

Девушка беспечно кивнула.

— Конечно. Они же мёртвые. А нам, с матушкой, надо на что-то жить.

— Хватит болтать. — перебила Арина. — Софийка, вы с Любомиром, отвезёте эти цацки и монеты в тайник. Помнишь, я водила тебя на Тихую Могилу, там они будут в сохранности. А мы с Гордеем, соберём зерно для дани.

На улице было темно, небо затянуло тучами, не было видно ни зги. Софийка шла первой, за нею следовал, ведя под уздцы Огонька, Любомир.

— Твоя мать не боится кары мёртвых? Вы их обкрадываете. — вернулся к беспокоившему его вопросу Любомир.

— Ты забыл, что моя мать — колдунья, она умеет договорится с мёртвыми.

Он не хотел признавать, что ему было страшно идти ночью к неизвестной могиле, прятать ворованное у мертвецов золото.

— Софийка, это как-то неправильно. Не ужели ты не боишься? Скажи, а до этой Могилы ещё далеко?

Девушка шла ровно держа спину и явно была не в настроении говорить большего. Молчание и темнота вокруг угнетали Любомира, да ещё начала ныть рана на ноге.

— Ну поговори со мною! Не уже ли ты так сильно обиделась на то что днём было?

Софийка вдруг резко обернулась, даже в темноте Любомир увидел, как сверкнули её глаза.

— Забудь! У тебя Маженна есть! — отрезала девушка и больше до самого тайника не произнесла ни слова.

Тем временем Гордей принёс в дом колдуньи хворост, он был обнажён по пояс, спину, грудь и руки покрыл равномерный золотистый загар. Юноша занялся разведением огня в очаге.

Арина сидела за столом, перед зеркалом, она углём она подрисовывала свои широкие соболиные брови. Волосы женщина убрала в причудливую высокую причёску, заколов бронзовыми шпильками с агатовыми бусинами.

— Он не имеет права трогать нас, я хозяйка этого хутора и могу делать, что пожелаю на этой земле. Этот Ваньша называет себя господарем. Он — мерзавец и убил моего мужа. Так люди говорят, но я сама в это не верю. Мой муж был силён, как бык и ловок, как волк, его не так просто было одолеть. Он был добр ко мне, хотя тоже был разбойник.

Арина повернулась к Гордею, красуясь выгнула спину, подняла к румяной щеке ладонь.

— Я ведь не простая горная крестьянка. Мой батюшка был зажиточным купцом в Артосе, а матушка его любимой наложницей родом с юга. Когда мне исполнилось двенадцать вёсен, мой будущий муж увидел меня на ярмарке и так возжелал, что однажды ночью похитил из отчего дома и увёз сюда, на Север.

Травница поманила Гордея к себе, приглашая сесть рядом на лавку.

Гордей послушно опустился подле Арины. Женщина налила в латунный кубок красного вина, предложила Гордею, но он отказался.

— Я видел, среди твоих вещей этот добрый меч. Дай мне его, Арина.

Женщина кивнула, отхлебнула глоток рубиновой жидкости и сказала:

— Ты можешь его взять, Гордей, но при одном условии. Я скоро собираюсь ехать в Артос, меня долго не будет дома, присмотри за Софийкой и моим хутором. Не хочу, что бы моим отъездом воспользовались Ваньша и его люди.

Гордей поднялся с лавки, взял в руки полюбившийся меч, пару раз взмахнул проверяя баланс, провёл ногтем по острию клинка, проверяя заточку. Меч был практически идеален — старая, добротная работа давно почившего мастера.

— Кажется, ты ждёшь новой битвы, Гордей? — усмехнулась Арина. — Разве ты не соскучился по дому?

Гордей отрицательно мотнул головою.

— Я не могу вернуться домой сейчас. Зимовит разбил Изибора, теперь Белые Липы принадлежат людям Великого Князя. Да и как я могу вернуться если ещё не заслужил почёт и славу?!

— О! А как же родители, родственники? Не уже ли ты по ним не скучаешь?!

— Мой отец — старый пьяница, в деревне мало кто хочет иметь с ним дело, а я для деревенских слишком шальной. Наверное они выдохнули с облегчением, когда узнали о моём отбытии на войну.

Гордей несколько раз взмахнул мечом, его крепкое молодое тело бугрилось стальными мускулами, буйная шевелюра плыла в воздухе русым облаком.

— Тебе не одиноко?

— Совсем нет. — всё внимание Гордея занимало новое оружие, он не заметил, как расширились зрачки Арины, как часто вздымается под тонкой рубахой пышная грудь.

— Тогда я выпью за твою удачу, Гордей. — рассмеялась Арина. — Пусть этот меч принесёт тебе славу, которой ты так жаждешь.

— Спасибо. — поклонился Гордей.

Арина осушила кубок до дна.

Внезапно, за окнами послышался стук копыт, но это был не Огонёк. Много всадников спешило к дому травницы. Арина подхватилась с места, лицо её стало встревоженным.

— Это они — люди Ваньши. — ступила к дверям, на крыльцо.

Гордей опередил её, положил руку на плечо, останавливая.

— Пришло время опробовать этот меч. — решительно произнёс юноша.

— Только не спеши, Гордей. Не стоит рисковать собою ради пары пудов зерна и репы. — нежно произнесла Арина.