Пошла вторая неделя, а Гордей так и оставался на свободе. Дознаватель Ронья вновь собрал всех деревенских во дворе храма.
— Сегодня, из крепости Соловьиная, было прислано подкрепление. — хрипловатым голосом объявил он. — Мы поставим стражу на всех дорогах и возвышенностях. Гордей будет окружен! Жители Белых Лип продолжайте охоту днём и ночью. Я повышаю награду за поимку демона до десяти золотых монет!
По толпе прокатился возбужденный гул:
— Да господарь!
— Да дознаватель!
— Будет сделано!
Доносилось ото всюду — за десять золотых любой из этих людей готов был не только чёрта поймать, но и родную мать продать. И только староста Ивека презрительно сплюнула себе под ноги и, бормоча проклятия в адрес дознавателя, поковыляла к себе домой. Ронья не заплатил ей за провалившуюся ловушку ни гроша.
Маженна теперь жила у Ивеки, но каждое утро, как и прежде, она приходила в храм Даждьбога помочь Берендею по хозяйству.
Она только что прибралась в большой молельной: собрала огарки свечей для переплавки, подмела пол и вычистила узкие домотканые дорожки. Девушка вышла из молельной на террасу, в её руках была охапка растрёпанных, чрезмерно распустившихся роз. Маженна хотела спуститься в сад, нарезать свежих бутонов. Букеты у алтаря нужно было освежить. Денёк был пригожий и Маженна, как обычно за работой, негромко напевала песенку. Не успела она пройти несколько шагов, как дверь на террасу отворилась и перед нею возник дознаватель.
— Куда так спешишь, пташка? — наигранно беспечным тоном обратился к Маженне Ронья. — Залетай ко мне в комнатку, почирикаем вместе.
— Не могу, господарь Ронья, мне ещё многое нужно сделать. Пропустите, пожалуйста, мне надо срезать свежие розы для алтаря Даждьбога.
— А вот и не пропущу! Обождет твой Даждьбог.
Ронья схватил Маженну за плечи, девушка почувствовала, что от дознавателя опять пахнет брагой.
— Зачем носить к алтарю вянущие через день цветы, когда в храме уже цветёт такая сладкая роза?
Маженна едва увернулась от влажных губ Роньи.
— Пустите! У меня есть жених! — розы выпали из её рук, усеяли пол лепестками.
— От чего же тогда он не вернулся к тебе? — насмехался Ронья. — Поди, нашел себе другой цветочек?
— Это неправда!
Маженна со всех сил оттолкнула Ронью, тот не удержавшись на ногах шлёпнулся задом о дощатый пол террасы.
— Храмовая девка! Чего ты артачишься, дура? Плетей захотела? — обиженно и пьяно протянул Ронья, к кувшину с брагой он начал прикладываться ещё с утра.
— Что здесь происходит? — это на шум вышел из своих покоев Берендей.
Волхв неодобрительно посмотрел на смущенного господаря дознавателя, потом перевёл взгляд на испуганную Маженну.
— Твоя служанка, нерасторопна, волхв. Рассыпала тут всюду эти лепестки, я вышел и поскользнулся. — обиженно буркнул Ронья, но поспешил скрыться в своей комнате.
Берендей подошел к Маженне:
— У тебя всё хорошо, девочка моя? — спросил ласково.
Маженна кивнула.
— Смотри, что пришло вместе с почтой из столицы, сегодня утром. Это письмо для тебя. — Берендей протянул девушке сложенный треугольником лист бумаги.
— Иди в свою комнату, прочти его. Может там добрые вести о Любомире.
— А как же… — Маженна поглядела на дверь комнаты Роньи, потом на разбросанный на полу цветочный мусор.
— С этим я справлюсь сам. — заверил её Берендей.
Как только девушка ушла, дознаватель Ронья снова вышел наружу.
— Эй, волхв, оставь метлу, нам потолковать надо. — позвал он Берендея.
Берендей оторвался от работы, его лицо было безмятежно спокойно.
— Я слушаю тебя, дознаватель.
— Тут такое дело… — начал Ронья. — Деревенские олухи верят, что этот Гордей — демон. Мои люди сначала потешались над их словами, но вот уже вторую неделю облава не даёт никаких плодов. Мои люди начинают роптать, думают, что деревенские могут быть правы. Что скажешь? Этот мальчишка, он действительно не человек?
Берендей загадочно улыбнулся, помолчал и ответил:
— Я видел как мальчик рос и ничего демонического в нём никогда не было. А твоим людям я бы посоветовал пить меньше браги и меньше прислушиваться к деревенским сплетням. Люди тут такие — они верят, что молоко скисает от-того, что в него домовой ссыт, что мыши родятся из прелой соломы и что взгляд кривого мужика может навести порчу на скот.
— А ты разве не веришь в это?
— Я — волхв, а не слуга суеверий. Мой удел развивать и множить познание о мире и мой бог помогает мне найти и увидеть истину.
— Тогда, если бог действительно открывает тебе глаза, помоги нам изловить Гордея! Ты получишь золото и благодарность князя! — с жаром воскликнул Ронья.
— Хорошо, но мне не нужно твое золото. Обещай, что больше не тронешь Маженну и пусть твои люди отстанут от деревенских. Довольно им участвовать в облавах. Они люди простые, довольно посылать их в горы и избивать за отказ. Деревне пора приниматься за собор урожая. Верни крестьян на поля и огороды и я помогу тебе.
— Согласен.
Тем временем Маженне открылась правда, от которой её хотел уберечь Гордей.
Девушка распечатала и прочла письмо в своей маленькой комнатке, в дальней части храма. Оно было совсем коротким. Сначала она не поверила написанному на листе бумаги, потом перечитала и разрыдалась. На чернильные руны падали горячие слёзы, превращая их в безобразные кляксы.
В письме из Артоса было следующее:
" От Любомира и Арины.
Если ты читаешь это письмо, знай, что ты свободна от данной Любомиру клятвы. Я Арина, пишу тебе, чтобы сообщить, что Любомир после битвы при Бродах стал моим мужчиной. Перед богами и людьми мы заключили священный союз брака. Не жди его больше, Маженна. Да, я знаю о тебе и о вашей помолвке. Любомир поминал твоё имя во сне, но теперь это в прошлом. Не печалься. Прощай и забудь Любомира.
Арина."
Маженна хотела порвать письмо подлой женщины, укравшей у неё любимого, но сил у неё не осталось и она повалившись на узкую койку, горько заплакала о себе и их с Любомиром потерянном счастье.
Маженна не знала сколько часов она так проплакала, когда в её дверь постучали.
— Оставьте меня в покое!
Берендей приоткрыл дверь, заглянул внутрь комнатушки. На волхве, помимо его обычной серой одежды, был надет шерстяной дорожный плащ, на ногах полуботинки из мягкой кожи, в руках шест на конце которого крепилась котомка с провиантом.
— Не бойся, Маженна, это всего лишь я. Пришёл попрощаться.
— Дядюшка Берендей, вы куда-то уходите? — Маженна вытерла слёзы.
Волхв встревожился, он не спешил отвечать. Берендей зашёл в комнату, поставил шест у стены и прикрыл за собою дверь. Подошёл к койке Маженны, присел рядом, погладил девушку по светлым волосам. Спросил:
— Почему ты плачешь, дочка? Это из-за приставаний этого грязного Роньи, да? Обещаю он больше пальцем тебя не коснётся.
— Нет, это не из-за него. Вот. — Маженна протянула письмо.
Берендей быстро прочёл руны, покачал головой.
— Вот оно как, значит.
Маженна кивнула, горько вздохнула.
— Теперь у меня ни жениха, ни семьи, ни дома. Тут я оставаться одна, без вас дядюшка, опасаюсь. К Ивеке я больше пойти не могу, теперь, когда Любомир женился, я ей никто. А своего дома у меня нет.
Помолчали, а потом волхв предложил:
— Послушай, Маженна, я иду в горы чтобы привести Гордея в Белые Липы. Пора заканчивать с этими облавами. Пойдём со мною. Уверяю в пути твоё горе немного поутихнет, да и Гордей тебе доверяет, вместе нам будет проще уговорить его перестать прятаться.
Маженна первый раз за весь разговор улыбнулась, прильнула к Берендею. Этот старик заменил ей отца и мать, рядом с ним ей всегда было спокойно.
— Я пойду с вами, дядюшка Берендей. Я с радостью помогу вам.
Вот уже которое утро Гордей просыпался до рассвета. Серые клубы тумана укрывали его как толстое одеяло, влажная от обильной росы трава служила периной, а замшелый камень или вылезший на поверхность корень сосны — подушкой. Теперь он спал чутко, поднимаясь раньше, чем ветер приносил со стороны деревни звуки набата облавы. Он начал привыкать к холоду терзавшему его неприкрытое ничем тело снаружи и голоду донимавшему изнутри. Сегодня ему приснилось, что он ест хвою. Счищая грубый верхний слой с длинных сосновых игл он с упоением жевал горьковато-вяжущую сочную мякоть. Гордей тряхнул головой отгоняя навязчивые мысли о еде. Если он рискнёт спуститься по склону чуть ниже, то сможет порыбачить в горном ручье. Вчера уходя от облавы он видел, как солнце золотит серебряные бока, выскакивающих из воды форелей. Вот только чем ловить? Осмотревшись вокруг Гордей приметил длинную раздвоенную ветку, росшую на старом кедре, на три головы выше его роста. Подняв меч, как можно выше над головой, Гордей замахнулся и срубил ветку, а потом зачистил её под острогу. Теперь можно было отправиться на рыбалку.
Вода в ручье была ледяная, она обжигала кожу, пока Гордей осторожно ступая по скользким камням дна, пробирался на середину потока. Меч, который теперь стал его единственным другом и сокровищем, Гордей оставил на берегу, подальше от воды.
Сначала было тяжело, большие рыбины кружили вокруг Гордея, но были слишком проворны, что бы попасть под удар остроги. Измучавшись и добрую сотню раз обругав рыбу, Гордей наконец насадил одну из скользких вертихвосток на острые зубья. Победно воскликнув, он вытащил трепещущую добычу из воды.
В этот момент кто-то позади него захлопал в ладоши.
Всё внутри Гордея похолодело от ужаса. Какой дурак! Он расслабился и забылся, сейчас на него нападут, скрутят и отведут в деревню. Меч слишком далеко — он не успеет ни сбежать, ни дать отпор. Выронив из рук самодельную острогу вместе с добычей, Гордей развернулся на звук.
На берегу ручья стоял маленький человечек с огромной вязанкой хвороста за спиной. Он глупо улыбался беззубым ртом, а в его руках был меч Гордея.
— Положи где взял. Это мой меч! — грозно закричал Гордей.
Мужичок отрицательно мотнул плешивой головёнкой и повторил за юношей.
— Мой меч.
— Делай, что говорю! А иначе я сейчас вылезу из воды и вломлю тебе, дурак! — прикрикнул Гордей.
Он спешно начал выбираться на берег, но скользкий камень под ногой подвёл его и Гордей, не удержав равновесие, упал лицом в бурный поток, подняв тучу брызг.
Мужичок отскочил от кромки воды и, указывая пальцем на ошалелого, мокрого Гордея, начал приплясывать и выкрикивать:
— Дурак! Дурак! Дурак!
Гордей зарычал, как волк, оскалился и ринулся на берег.
Мужичонка завопил и бросился наутёк в высокие заросли папоротника орляка. Меч он и не думал бросать.
Далеко он не убежал — помешал тяжелый груз за спиною. Гордей свалил неудавшегося вора с ног, ударил наотмашь по лицу, разбив мужичку нос. Тот тонко и жалобно заскулил, прося пощады, но у Гордея накопилось столько злости и ненависти к людям, что пред его глазами снова встала алая, туманящая сознание, пелена ярости.
— Ты пришёл, что бы украсть последнее что у меня осталось! Ты один из них! Один из тех, кто хочет меня поймать! — кричал он раз-за-разом нанося удары по лицу и ребрам мужичка.
Гордей не слышал криков о пощаде, он осыпал это тщедушное и визжащее существо градом ударов, вымещая на бедном сборщике хвороста всё свое отчаянье и горе. Только, когда голоса загонщиков и звуки ударов в жестяные гонги стали отчётливо слышны, Гордей прекратил избиение и, подхватив меч, бросился наутёк.
Отовсюду доносился шум прочёсывающих горный склон отрядов. Но волхв не стал идти проторенной сотнями ног дорогой. Он хорошо знал эти места и выбрал одинокую крутую тропу, ведущую к ручью на безлюдном левом склоне горы.
Берендей бодро поднимался по горной тропе, ему было далеко за шестой десяток, но годы не смогли одолеть волхва. Оставив Берендею ловкость и силу, время отступило.
Вокруг алыми и рыжими в крапинку зёвами покачивали головками на тонких стеблях горные лилии, дикий лук выбросил высокие мясистые стрелы, увенчанные лиловыми шарами соцветий. По обеим сторонам тропы кучерявились резные листья папоротника. В воздухе черно-золотыми каплями гудели дикие пчёлы, высоко в ветвях деревьев на разные голоса перекрикивались птицы.
Но Маженна не замечала всего этого великолепия горной природы, она следовала за своим наставником не поднимая глаз от перепаханной узловатыми корнями сосен красной земли.
— Думаешь о Любомире? — спросил девушку Берендей.
Маженна кивнула.
— Всё что тебе нужно знать, что он оказался просто неверен. Забудь его. Всё уладиться, ты ещё молода, у тебя впереди ещё много хороших дней. Ты снова полюбишь.
— Я так не думаю. — покачала головой девушка из глаз её снова потекли слёзы. — Моё сердце разбито, я больше никогда и никого не смогу так полюбить, как любила Любомира.
— Прости меня, девочка. Я старый дурак, снова заставил тебя плакать. Я уже и забыл как это больно, когда тебе разбивают сердце. — вздохнул волхв.
— Вы тоже любили, дядюшка Берендей? Кто разбил ваше сердце? — удивилась Маженна.
— Ну, я ведь не всегда был волхвом. — усмехнулся старик. — И не всегда был старым. Однажды, это было очень давно, тогда я жил в столице, я полюбил девушку. Она была очень красивая, покладистая нравом и добрая, совсем как ты. Но её родители решили, что она должна выйти замуж за человека высокородного, а я придворный писарь, был совсем не подходящей партией для Свенталии.
— Свенталия, какое редкое и красивое имя. — задумчиво произнесла Маженна. — А она любила вас, дядюшка Берендей?
— Больше всего на свете. Но она была хорошей дочерью и пожертвовала нашей любовью ради блага семьи и княжества. А я ушёл с должности писаря, что бы больше не бередить ей сердце своим видом, покинул Артос и приехал сюда, в Белые Липы, что бы забыть мою любовь и научиться мудрости у прежнего волхва.
— Это так печально. И вы больше никогда не виделись со Свенталией?
— Виделись и не раз, но для нас и наших чувств уже было слишком поздно, девочка моя.
— Я тоже хотела бы ещё хоть раз увидеть Любомира. Только на секундочку — попрощаться! — прошептала Маженна.
— Будь осторожна Маженна, боги всё слышат и твоё желание может исполниться. — предупредил девушку волхв.
Они еще немного поднялись вверх по склону и Берендей объявил:
— Ну вот, смотри какая добрая поляна! Здесь мы сделаем привал. Ручей совсем рядом, я поймаю нам рыбы на ужин. Разведи огонь и можешь накопать корней рогоза, чтобы после запечь их в углях.
Вечерние сумерки подступили быстро, в котелке на огне булькала ароматная похлёбка, жарилась на прутьях форель.
Увидев, что Маженна опять загрустила, Берендей протянул ей только что вырезанную из камыша свирель:
— Вот, попробуй сыграть, музыка отлично лечит сердце от тоски. А тем временем будет готова еда.
Маженна приняла из рук волхва дудочку, попробовала взять несколько нот. Над ручьём, в след за ароматным дымком костра, полетела к звёздам нежная мелодия. Маженна очень старалась, вкладывая в каждый аккорд свою душу, она изливала, вместе с мелодией, свою невысказанную грусть. Казалось всё вокруг замерло вслушиваясь в эти звуки. Всё кроме сердца, человека, окутанного темнотой, стоявшего на другом берегу ручья и внимательно ловившего каждую ноту.
Берендей поднял лысую голову:
— Добрый вечер. Сейчас в лесу холодно и сыро, не стесняйся, подходи к нашему огню, согрейся — вежливо предложил он темноте.
— Ах-ха-ха! дядюшка Берендей, вы сами с собою разговариваете? — рассмеялась Маженна, после игры на дудке ей и правда, стало легче на душе.
— Совсем нет. — возразил волхв. — Смотри, там в камышах сидит Гордей.
Маженна ахнула, спряталась за спиною волхва. Гордей попятился, готовый в любую минуту убежать прочь, но Берендей был совершенно спокоен.
— Тихо, Гордей. Здесь только я и Маженна. Иди к огню, мы не причиним тебе вреда, обещаю. У нас есть еда и я дам тебе свой плащ, что бы согреться. Мы тебе не враги, наоборот, я пришел к тебе чтобы прекратить эту идиотскую облаву. Хватит тебе бегать по горам, как дикому зверю.
Гордей всё еще сомневался, он молчал, но убегать передумал.
— Давай поговорим у огня. Давай к нам, не упрямься. — продолжал увещевать его волхв. — Маженна, положи ему похлёбки в миску.
Девушка налила в глиняную миску похлёбку поставила напротив себя на землю.
Немного поколебавшись, Гордей крикнул.
— Ладно, я иду. Надеюсь ты не врёшь старик, потому ка мой меч ещё со мною.
Стоило Гордею пригубить горячее ароматное варево, как весь его воинственный запал иссяк. Он съел большую часть похлёбки, целую рыбину прямо с головой, половину большого ржаного хлеба и только после этого перевёл дух и отставил миску в сторону. Маженна смеялась раз за разом наполняя его миску едой, Берендей — искренне улыбался.
— Фух! Теперь можно и поговорить, пока я ещё могу держать глаза открытыми. Зачем вы здесь? — широко зевнул юноша
Он с головой укутался в предложенный ему Берендеем шерстяной плащ и уже почти не дрожал, вот только от тепла костра и обильной еды его немилосердно клонило в сон.
— Чтобы поймать тебя. — спокойно ответил волхв, помешивая угли в костре. — Если сдашься мне, волхву, к тебе отнесутся снисходительнее. Ты будешь под защитой Даждьбога.
— Никогда!
— Мальчик, ты надеешься выйти победителем из этой игры в кошки-мышки? — рассмеялся Берендей.
— Конечно! — самоуверенно ответил Гордей.
— Пока ты разрушаешь только себя. — покачал головою волхв.
— Возможно, но я не сдамся. Я воин и готов умереть с честью, а перед смертью готов пролить немного своей и чужой крови.
— А как же люди деревни, в которой ты вырос? Их принуждают охотиться на тебя, а тех кто отказался высекли розгами и держат под стражей. Не уже ли тебе не жаль их?
— Кто они мне? — вспылив подорвался с места Гордей. — Что хорошего они мне сделали? Да пусть хоть до смерти их забьют! Мне то что?
— Но среди них есть женщины и дети. Тебе совсем их не жалко, Гордей?
Юноша отвернулся, по его небритым щекам текли жгучие слёзы гнева:
— Пусть все подохнут! Пусть страдают, как страдал я! Пусть узнают, что такое одиночество, голод, холод и боль! — воскликнул Гордей.
Его плечи содрогались от сильных рыданий, он упал на колени, закрыв лицо руками.
Берендей подорвался с поваленного дерева, на котором сидел, ухватил Гордея за волосы и пару раз крепко приложил его ладонью по голой спине.
— Как смеешь ты говорить о воинской чести! — вскипел Берендей. — Ты дурак, дикарь, глупый мальчишка! Разве воины обрекают слабых и беззащитных на страдание ради собственного тщеславия? Нет, Гордей, я не отдам тебя в руки княжеского правосудия! Пора покончить с твоей глупостью. Клянусь богами, я сам накажу тебя!
На следующее утро деревню Белые Липы разбудил переполох. С полей бежали рано вышедшие на покос крестьяне, они кричали:
— Вставайте люди! Идите скорее и смотрите сами! Гордей! Гордея поймали! Волхв Берендей ведёт Гордея в деревню!
Народ повалил к околице, увидеть своими глазами, как волхв приведёт в деревню лихого Гордея. Толпа собралась большая, шум стоял невероятный, все друг-друга перекрикивали, все старались протиснуться в первые ряды, что бы посмотреть и пощупать "горного демона".
— Гордей пойман! — верещала выскочившая на дорогу встречать неуловимого "демона", ребятня.
Гордей шёл добровольно, со связанными руками, а позади него шли Берендей и Маженна.