Рандеву

19

Дом Петера и Клаудии, как и наш, был расположен далеко в стороне от проезжей дороги. Длинный въезд поднимался, извиваясь между старыми каштанами, и заканчивался большой круглой площадкой с фонтаном посередине. Этот загородный дом был больше похож на маленький замок. Две темные башни резко выделялись на фоне яркого синего неба, на котором вырисовывались широкие оранжевые полосы заходящего солнца. Из окон с частыми переплетами на дорожку лился мягкий теплый свет. На большей части автомобилей, припаркованных возле дома, были французские номера.

Бастиан и Изабелла расшалились. Они чуть ли не кувыркались друг через друга, выскакивая из машины. По случаю праздника я нарядила детей: на Изабелле было розовое платьице из хлопка, в белокурых волосах — белая лента, а на Бастиане — штанишки ниже колен и белая рубашка, пробор в его волосах держался с помощью геля. Из дома доносились приглушенная музыка — Give me the Night, Джорджа Бенсона[32] — и гул голосов.

— У нас тоже так будет, — сказал Эрик.

Одетый в темно-синий костюм, он шел рядом со мной, одобрительно разглядывая дом.

— Потерпи еще немного. Заживем и мы припеваючи!

— А здесь и правда будут голландские дети? — спросила Изабелла.

Она вприпрыжку бежала рядом со мной по бежевому гравию к двустворчатой входной двери.

— Да, — ответила я и крепко взяла дочь за руку. — Так сказал Петер. У него есть комната с телевизором и всякие лакомства специально для вас.

При входе я высматривала Мишеля. Прошедшая неделя была пасмурной, мрачной, беспокойной и пустой, и не только из-за погоды. Я надеялась, что он здесь, а если это так, то мы, наверное, сможем минуточку поговорить, у меня будет возможность побыть с ним рядом. Уж если не получится, мы в любом случае обменяемся понимающими взглядами, и это меня успокоит.

Множество людей в теплом желтоватом свете — нарядные (сверкают драгоценности!), старые, молодые, шепчущиеся и смеющиеся, блондины и брюнеты. Но Мишеля в этой толпе видно не было.

— Клаудиа, смотри, Симона и Эрик!

Широко улыбаясь, к нам шел Петер. На нем была рубашка в синюю и белую полоску, расстегнутая у ворота. Его рыжеволосая коротко остриженная жена, крепко сбитая и излучающая энергию, протянула мне руку. Одета она была в белый костюм с черным кантом — похоже, от Шанель.

Краешком глаза я увидела, как Петер ласково погладил Бастиана по голове своими грубыми ручищами и испортил безукоризненный косой пробор моего сына.

— Сначала я помогу тебе устроить детей, — сказала Клаудиа.

Она протянула руку Изабелле, и та робко подала свою.

— Пойдем.

Мы последовали за хозяйкой. Ее старинный дом был прекрасен — стены из валунов, много грубой штукатурки и темного дерева, роскошные каменные арки. Я улавливала обрывки разговоров, которые велись по-французски, по-голландски, по-фламандски, по-английски и по-немецки. Оркестр звучал на весь дом. Еще не увидев, где располагаются музыканты, я поняла, что это мастера диско-музыки семидесятых годов. У певца был чудесный голос. Во всех комнатах царила приподнятая атмосфера.

Мишеля нигде не было.

— Прошу сюда, — Клаудиа открыла тяжелую дубовую дверь. — Наша телевизионная комната. Петер проводит здесь немало времени, он помешан на старых фильмах.

Это было роскошное помещение с дубовыми полами и двумя большими черными кожаными диванами. На стенах — картины с изображениями лошадей. В комнате было пятеро детей в возрасте от четырех до десяти лет. Четверо расположились на диване, а один улегся на ковре перед телевизором. Все с любопытством воззрились на нас. Изабелла и Бастиан замерли на пороге, слушая наставления Клаудии.

— Папа и мама будут с взрослыми гостями. Мы все в доме.

Я слегка подтолкнула своих детей вперед.

— Ну как вам здесь? Нравится? Остаетесь?

Оба кивнули. Кто-то из малышей протянул Изабелле блюдечко с лакомствами, а Бастиан тем временем высмотрел мальчика своих лет.

— Ты тоже из Голландии?

Паренек с готовностью кивнул.

— А у них тут есть кола? — с места в карьер спросил мой сын.

Мальчик показал на столик, на котором стояли бутылки с прохладительными напитками и фруктовыми соками, а рядом — стопка пластиковых стаканчиков.

— Пойдем, — сказала Клаудиа. — Они сами разберутся. Я хочу тебя кое с кем познакомить.

Бросив последний взгляд на детей, я поспешила за ней по коридору мимо комнат, причем их двери по большей части были открыты. Много мебели. Все очень уютно. Камень, кожа и дерево. Дом был огромный, больше, чем наш.

— Жаль, что лето уже кончилось, — сказала Клаудиа.

Ее каблуки цокали по плиткам пола. Я старалась не отставать.

— Пока тепло, мы всегда встречаем гостей на воздухе. В здешних местах и в декабре можно рассчитывать на барбекю, но, к сожалению, на этой неделе нашим надеждам не суждено было сбыться.

— Хорошо хоть, что дождя нет, — поддержала я разговор.

— Да, дождь ужасно надоел.

Клаудиа привела меня в огромную комнату в середине дома. Я отметила низкие потолки с темно-коричневыми балками. Наверное, это была гостиная, уж точно раза в три больше, чем у нас в Голландии. Там и сям группами стояли люди. Мне показалось, что гостей было больше сотни.

Я остановилась, чтобы оглядеться, в надежде, что где-нибудь промелькнет Мишель.

— Здесь бар.

Клаудиа небрежно махнула рукой в сторону небольшого бара, устроенного в углу. За стойкой стоял молодой человек, маленький и худой, с темными, коротко остриженными волосами.

— Что будешь пить? — хозяйка повернулась ко мне.

— Красное вино.

Бармен наполнил бокал и протянул его мне. Клаудиа сделала знак идти за ней.

— Пойдем! Кое-кто хотел с тобой познакомиться.

Она направилась к одной из групп и по-дружески взяла за руку одну из женщин. Та сразу же обернулась и с интересом посмотрела на меня.

— Люси, позволь представить тебе Симону. Они с мужем переехали сюда несколько месяцев назад. У них двое детей, школьники. Симона собирается открыть частную гостиницу.

На мой взгляд, Люси было к пятидесяти. Впрочем, выглядела она прекрасно — золотистые волосы, загорелая кожа. На вечеринку эта женщина надела короткую красную юбку и черную блузку с глубоким вырезом. Мы подали друг другу руки.

— Люси из Амстердама, — теперь Клаудиа обращалась ко мне. — Она осела здесь четыре года назад и держит на рынке магазинчик голландского сыра.

Я приветливо кивнула, не зная толком, что надо говорить в таких случаях. В социальном аспекте, и уж точно в группе, я никогда не чувствовала себя непринужденно. К тому же на первый взгляд мне показалось, что у меня с Люси вряд ли найдутся темы для разговора. Впрочем, судить об этом было еще рано.

Клаудиа бросилась к новой паре, только что появившейся в гостиной, и я почувствовала себя неуютно.

— Я тоже собиралась держать частную гостиницу. Это было моей первой идеей, когда я сюда приехала, — Люси держалась свободно. — Я купила дом, ну да, я… вместе с ним…

Она показала глазами на мужчину постарше себя, и тот мне слегка улыбнулся.

— …достаточно просторный, с отдельным входом для гостей и бассейном. Целый год занималась обустройством дома и сада. Но я не рождена быть хозяйкой пансиона. Люди могут так надоедать, просто ужасно. Они хотят провести отпуск a la campagne[33], но жалуются, если напор воды в душе кажется им недостаточным или в их спальне окажется ящерка. А потом выясняется, что один не ест рыбу, а второй вообще вегетарианец. Я готовила целыми днями, практически каждому по заказу, но для некоторых даже это было недостаточно хорошо. Большинству понравилось, но ведь в памяти остаются только недовольные. Они забирают у тебя всю энергию. Словом, в один прекрасный день мне это осточертело.

— И тогда ты открыла магазин сыра?

— Здесь можно было купить только гауду и, если очень повезет, амстердамер. Бизнес моего зятя — торговля сыром, вот я и подумала, не попробовать ли наладить здесь сбыт более широкого ассортимента голландского товара. Этим до сих пор и занимаюсь.

— Это дает хороший доход? — спросила я, благодарная, что Люси взяла на себя инициативу в разговоре.

Возможно, мое первое впечатление оказалось ошибочным.

Эта женщина со мной очень приветлива.

— Четыре года назад Джек вышел на пенсию. На нее мы можем прожить вполне пристойно, но я еще не так стара и не хочу целыми днями валяться в шезлонге у бассейна. Амстердамский менталитет, а? Мне нужно чем-то себя занять, иначе с ума сойду.

В углу гостиной располагался оркестрик, окруженный аппаратурой и множеством проводов. Трое мужчин, по виду — испанцы, в желтых гавайских рубашках и черных брюках. Певец дал понять, что возьмет паузу. Поставили диск — соло на гитаре. Я узнала эту вещь, это были Лос… Лос что-то такое.

— Ты любишь испанскую музыку? — неожиданно спросила Люси.

Она сделала глоток из своего бокала — нечто красное со льдом.

— Да. Под нее хорошо танцевать. Но я плохо разбираюсь в музыке.

— Совсем не обязательно во всем разбираться… А что ты делала в Голландии?

Этот вопрос застал меня врасплох. В моей биографии не было ничего увлекательного, ничего такого, что могло бы кому-нибудь показаться интересным.

— Я окончила Схуверс[34] и несколько лет была секретарем дирекции.

— Какого предприятия?

— «Кап Жемини»[35].

Она состроила серьезную мину.

— Даже так…

— Да уж.

— А теперь ты на покое?

Люси снова помогла мне, сама о том не зная. Мне не пришлось рассказывать ей, что после рождения Бастиана я бросила работу, потому что для меня было мучением отдавать своего ребенка на целый день в ясли. Не стала я говорить и о том, что потом окончила еще множество заочных курсов по психологии и углубила свои знания в философии. Но все это пошло прахом, поскольку тут столкнулись наши с Эриком интересы.

Я не могла разговаривать с ним ни о психологии, ни о философии, потому что обычно он приходил домой смертельно усталым, и, кроме того, будучи более приземленным и практичным, направлял свое познание в обеих этих областях в первую очередь на маркетинг.

— Собственно, это мой муж, — ответила я, — хотел сюда переехать.

Люси подняла брови.

— А ты нет? Слушай, это же очень серьезный шаг! Такие решения принимают вместе. Особенно когда есть дети. Ваши отношения должны быть на тысячу процентов крепкими, иначе они подвергнутся опасности. Ты не представляешь себе, сколько я видела браков, разбившихся об эти рифы! Другая страна и другой язык, осложнения со строительством, отсутствие комфорта — лучшей почвы для кризиса просто не бывает, можешь мне поверить.

— Все не так страшно, — я поднесла бокал ко рту и отпила глоток вина.

Рука чуть заметно дрожала. Люси смотрела на меня, не отрываясь.

— Я только хочу сказать, что идея переехать сюда была не моей. При этом я всегда мечтала держать частную гостиницу, но то, что однажды я так и сделаю, причем во Франции, раньше мне и в голову не могло прийти.

— Ну, тогда радуйся, что твой муж проявил инициативу. Жизнь-то у человека одна.

И вдруг я увидела Мишеля. Он стоял под аркой, ведущей в холл, и, судя по всему, осматривался. Мне пришлось буквально пригвоздить себя к месту, на котором я стояла, чтобы не побежать к нему. Вместо этого я быстро огляделась, нет ли где-нибудь Эрика. Мишель уже увидел меня. Он слегка усмехнулся, подмигнул, а в следующее мгновение исчез. Я затаила дыхание.

Удивительно, что такой парень, как Мишель, за минимальную зарплату работал на строительных лесах и еще не был обнаружен каким-нибудь модельным агентством. Наверное, они искали свои юные таланты в мегаполисах, а не в сонных провинциальных городишках.

Люси продолжала мне что-то говорить. Ее слова сливались с гулом голосов в комнате.

— Извини, — прервала я свою собеседницу. — Мне надо кое-что сделать.

Я быстро пошла к тому месту, где видела Мишеля. Он сделал всего несколько шагов дальше по коридору. Рядом с ним, спиной ко мне, стоял Брюно.

Я заколебалась.

Проблема решилась сама собой. Повернув голову в мою сторону, Брюно обменялся с Мишелем понимающими взглядами и пошел мимо меня в бар. Когда он поравнялся со мной, я увидела, что он улыбается. Брюно знал. А если Брюно знал…

Мишель приподнял уголки губ. Его взгляд скользнул по мне — от макушки до пяток.

— Отлично выглядишь.

Я тотчас обо всем забыла. Мне хотелось крепко обнять его, провести руками по его плечам, по груди, прижаться к нему.

Но кругом люди! Много людей. Я осталась на безопасном расстоянии.

— Где ты был? — я бросила короткий взгляд вокруг. Никого из знакомых.

— Да у одной бельгийской пары. Кровельные работы. Я по тебе скучал.

На нем была белая хлопчатобумажная рубашка, которая показалась мне чуть-чуть великоватой. Светло-зеленые брюки, мокасины. Я впервые видела Мишеля таким нарядным. Все это шло ему поразительно, но даже если бы он надел водолазный костюм, это никак не изменило бы бесчисленные химические реакции, происходящие в моем организме.

— Я по тебе тоже.

Я изо всех сил подавляла желание вытащить его на улицу. Кто-то, проходя по коридору, задел меня плечом и извинился по-английски.

— Так приходи ко мне, — сказал Мишель.

Его взгляд рыскал туда-сюда. Он тоже был начеку.

— Я не знаю, где ты живешь.

Оркестр заиграл снова. Ужасно громко. Это дало мне возможность придвинуться ближе. Я сделала шажок, другой, и Мишель, в свою очередь, наклонился ко мне. Прошептал самое подробное описание пути, какое я когда-либо получала, или, возможно, оно было единственным, без усилий нашедшим место в моей долгосрочной памяти. Дорога на улицу Шарля де Голля запечатлелась там до конца моих дней.

— Может, и зайду, — сказала я.

— Обязательно зайди. Я по тебе скучал.

Он неотступно провожал взглядом всех, кто выходил в коридор, шел в туалет, а потом возвращался обратно в гостиную.

— Это ведь ты Симона?

Я в испуге обернулась. За моим плечом стоял лысеющий мужчина лет сорока. На нем была ярко-красная рубашка, а под ней — белая футболка.

— Да, Симона — это я, — ответ прозвучал не слишком приветливо.

— Значит, я угадал.

Он протянул мне руку. Мясистая и волосатая, на запястье дорогие часы. Светло-голубые глаза под щетинистыми бровями насмешливо улыбались.

— Я Тео. Мы с Бетти, это моя жена, поселились здесь два года назад.

Тео начал рассказывать, где именно они живут, но я тут же это забыла. Я не могла запомнить ни одного французского названия, содержащего больше двух слогов, им просто не за что было зацепиться.

— У нас тоже двое детей, как у вас, — продолжал Тео. — И мы тоже реконструировали свой дом, с помощью Петера, конечно. Я начал работы сам, но мне это оказалось не по плечу. Петер говорил, что у вас дело идет хорошо. Вам повезло, ведь в этих старых домах с чем только не столкнешься. И никогда ничего не получается по плану.

— Да, я много раз это слышала, — мне пришлось все-таки сосредоточиться на том, что говорил этот человек.

Через секунду я посмотрела туда, где только что стоял Мишель. Его там уже не было. Тео между тем не унимался:

— Я уже разговаривал с твоим мужем. Бетти пригласила вас на следующей неделе на ужин. Мы тоже сдаем комнаты, так что, может быть, нам с вами удастся обмениваться гостями. Каждый год в разгар сезона приходится кому-нибудь отказывать, ну, знаешь, людям, которые все откладывают на последний момент. Возможно, мы смогли бы направлять их к вам… Надо работать вместе.

— Да, это хорошая мысль, — ответила я.

К нам направлялся Эрик. По его глазам и по всей манере держаться я поняла, что он уже много выпил. Невольно посмотрела на свой бокал — он был еще почти полон.

Жестом собственника Эрик обнял меня.

— Я тебя потерял. Где ты была? А, Тео, я вижу, ты нашел о чем поговорить с Симоной.

Тео похлопал Эрика по плечу, как будто они были знакомы уже много лет. Я отпила большой глоток вина.

— Мы славно поболтали, — мой муж светился удовольствием. — На следующей неделе мы у них ужинаем. У Бетти и Тео в Голландии был ресторан, по словам Петера, чертовски хороший, значит, всего будет вдоволь. Тео уже рассказал тебе, что у них двое детей? Мальчики примерно одного возраста с Изабеллой и Бастианом.

Я взглянула на Тео.

— Наших детей это обрадует. Им не с кем говорить по-голландски, и они здесь еще не успели как следует подружиться с одноклассниками.

— Это придет само собой, — ответил Тео. — Наши привыкали почти год, но у старшего сейчас трогательная дружба с девочкой из его класса. В последний раз, когда мы ездили навестить родственников в Голландии, он даже не хотел ехать с нами. Говорил, что будет скучать там по Жюльетте.

— Значит, и у наших все наладится, — я искренне на это надеялась.

— О, да, конечно! Не беспокойся. Первое время Бетти очень боялась, что дети не смогут привыкнуть — как раз потому, что нам здесь так нравится. Но теперь это все в прошлом. Дела в нашей частной гостинице идут превосходно, дети офранцузились, и мало-помалу узнаешь все больше людей. У вас сейчас самый трудный период: стройка, караван, бедлам… Твой муж мне все рассказал.

Оркестр начал новый номер. Что-то напомнившее мне о Кубе, настоящая танцевальная музыка.

К Тео прицепился какой-то англичанин и через минуту увел его от нас — хотел кому-то представить.

— Тебе здесь нравится? — спросил Эрик.

Я кивнула. Да, мне здесь нравилось, и я решила развить свою мысль:

— Петер здорово придумал с праздником. В самом деле, отличный случай познакомиться с людьми. Этот Тео показался мне симпатичным. Ты уже видел его жену, как ее…

— Бетти. Да, я с ней поговорил. Думаю, она тебе понравится. Ну да на следующей неделе узнаем. Тут настоящая корпоративная вечеринка, а? Так давай этим воспользуемся на полную катушку. У меня от болтовни уже мозоль на языке. Кстати, а где дети?

Я объяснила, как пройти в телевизионную комнату.

— Пойду, посмотрю, все ли в порядке.

— Ну сходи.

Эрик отправился дальше по коридору, а я вернулась в гостиную. Возле бара Мишель разговаривал с Брюно и двумя девушками. Держа в руке полупустой бокал, я остановилась, чтобы смотреть на него. Как загипнотизированная. Он был так хорош, просто неправдоподобно хорош! Полная гармония во всем. Он излучал силу своими движениями, манерой говорить, смехом. Прекрасная голова. Дивная фигура. Энергия. Мужественность.

Я сделала большой глоток вина. Потом еще один.

— Красивый парень, а?

Рядом со мной стояла женщина лет сорока пяти. Намного ниже меня ростом, с короткими черными волосами, мелированными рыжим, и светло-зелеными глазами. На ее загорелой коже сверкали золотые украшения.

— Простите? — я непонимающе улыбнулась.

Она повела своим бокалом в направлении Мишеля.

— Я вижу, ты смотришь на него, да? Сладкий мальчик. Это Мишель. Самый большой сердцеед на юге Франции.

Она широко улыбнулась и прикрыла густо подведенные глаза.

Тут до меня дошло, что женщина много выпила. Как и многие другие.

Она качнулась ко мне и глубоко вздохнула.

— Этот парень просто… Как бы это сказать… Ну, ты видишь неоновую рекламу у него на лбу?

Она посмотрела мне прямо в глаза и провела указательным пальцем по своему лбу, слева направо.

— С — Е — К — С. Вот что там написано.

Я чуть не поперхнулась вином и тут же опустила глаза. Изо всех сил попыталась придумать ответ, но мне это не удалось.

— И притом… Он ведь работает у вас? Петер сегодня вечером уже рассказывал, что Мишель вместе с Брюно и двумя Антуанами работает у вас. В прошлом году Петер с той же бригадой делал нам ателье… Хорошее было время.

Она улыбнулась еще раз и стала раскачиваться в такт музыке.

Я продолжала молчать. Это ее нисколько не смутило. Она протянула руку.

— Извини, это мой промах, я не представилась. Рита Стивенс.

На узких запястьях зазвенело золото. Я пожала ей руку.

— Симона Янсен.

— Думаю, что уже видела твоего мужа. Его ведь зовут Эрик?

Я кивнула.

— Петер нас познакомил. У тебя симпатичный супруг. Он рассказал мне, что многому здесь научился. Еще в прошлом году звонил сантехнику, если подтекал кран, а теперь сам стоит на лесах. Чего только не делает с людьми переезд в другую страну… Чудеса, да? Тебе не кажется странным, что люди ведут себя здесь совершенно не так, как там, где они родились и выросли? И открывают что-то новое в самих себе?

Рита сразу устремилась на глубину, но меня туда не тянуло. Новая грань, которую я в себе открыла, абсолютно никого не касалась.

— Вы ведь собираетесь устроить частную гостиницу? — ее нисколько не смущало мое молчание.

— Да, у нас есть такие планы.

— Хороший выбор. Я бы в таком доме, как ваш, тоже что-нибудь устроила. Курсы живописи или кулинарии либо что-то наподобие этого. Можно запросить втрое больше… Мы с Беном проводим семинары по психологической разгрузке. К нам приезжают измученные стрессами менеджеры. Четыре дня они лепят из глины, вкусно едят, а потом, как заново родившиеся, снова возвращаются на север. А через неделю им впору опять к нам, но, ах… Мы переехали сюда в прошлом году. Ты жалеешь?

Я взглянула на Риту повнимательнее. У нее оказалось множество веснушек. Может быть, она очень милая женщина, но я больше не могла ее выносить. Если честно, это отвращение наверняка было вызвано только ее манерой смотреть на Мишеля и говорить о нем.

— Жалею? — переспросила я.

— Да, жалеешь. Жалеешь, что приехала сюда.

— Нет, нисколько не жалею. Здесь прекрасно.

— Вот что прекрасно, — Рита многозначительно посмотрела на Мишеля.

Он танцевал с девушкой лет двадцати. Они разговаривали и улыбались друг другу.

У этой девушки в коротеньком цветастом платьице из легкой ткани был водопад темных кудрей и тонкая талия. Лучезарная улыбка. Она крутилась в пируэтах и делала это очень элегантно. Я почувствовала укол ревности. Может быть, это… его подруга? Я никогда не спрашивала, есть ли у него подруга. Или он сейчас ее убалтывает, а ночью…

Все еще глядя на танцующих, Рита сказала:

— Бен ни разу в жизни не шагнул на паркет, чтобы потанцевать. Я познакомилась с ним, когда он сидел в баре… И именно там его можно найти и сейчас. Голландцы не владеют своим телом. Они затвердевают еще в колыбели. Те, кто пытается танцевать, топают, как деревянные, на негнущихся ногах… Нет, ты только посмотри… какое тело…

Чего она от меня хочет? Зачем непрерывно талдычит про Мишеля?

Рита подтолкнула меня, расплескав свое вино на пол.

— Скажи-ка, Симона… Расскажи, как женщина женщине. Ты, наверное, думаешь… Я имею в виду, когда этот парень, с таким божественным телом, целыми днями расхаживает перед тобой, задумываешься ли ты о…

— Извини, мне надо в туалет, — перебила я не в меру разошедшуюся эротоманку и пулей вылетела в коридор.

Запершись в туалете, я прижалась спиной к холодной мраморной стене. Закрыла глаза. Эта Рита со своими глиняными курсами в построенном Мишелем ателье. Остатки здравого смысла, которые я еще могла мобилизовать, нашептывали мне, что Рита не имела в виду того, что я ей, по сути, выдала. Она просто слишком много выпила, как и многие сегодня вечером, и чувствовала влечение к Мишелю точно так же, как любая другая женщина. Как я.

Я стерла осыпавшуюся подводку для глаз, вымыла руки, глубоко вздохнула и пошла обратно, навстречу веселью.