Рандеву

38

— Ты сама никогда не звонишь!

Миранда. Последний раз мы разговаривали несколько месяцев назад.

Тогда бригада только начала работать в доме. Светило солнце, и стрекотали кузнечики. Казалось, это было тысячу лет назад, в прошлой жизни. Сейчас я стояла у плиты в толстом свитере.

— Никак не могу выкроить время. Постоянно чем-то занята…

— С глаз долой — из сердца вон? Симона, мне это не нравится, понимаешь? Мы все скучаем. Ханна только вчера о тебе спрашивала. Она опять вернулась к Фреду. Мы решили приехать к вам весной. К этому времени комнаты для гостей будут готовы?

— Не думаю.

Миранда была последним человеком на Земле, с которым мне хотелось бы сейчас разговаривать. Ее голос звучал эхом моей прошлой жизни. Впрочем, в той жизни у Миранды было определенное место.

— Да? Ну что же… Посмотрим. Может быть, тогда мы приедем летом… Как у вас дела? Привыкаете? Как продвигается ремонт?

— Спальни готовы, и ванная тоже, но это в той части дома, где будет гостиница. Сейчас бригада занимается нашей половиной.

— Боже мой, у вас там что — план на десятилетие? Прямо Het roer Om[52], что-то в этом роде. Или вы смотрите только французские каналы?

— Нет, у нас есть тарелка. Пока не было времени, чтобы разобраться с французскими программами. Мы вообще редко смотрим телевизор.

— А как дела у детей? Им очень трудно в школе? Они, наверное, там одни такие светловолосые…

— Да вовсе нет! Здесь, так же, как в Голландии, много светленьких детей, — удивилась я. — А у Изабеллы классная руководительница еще светлее, чем Эрик.

На этом я охотно бы закончила разговор.

Воображение рисовало мне Миранду, рассказывающую на заседании клуба школьных матерей, сочувственно качавших головами, о том, как эта безответственная пара могла запросто выдернуть детей из такого цивилизованного мира и бросить их в социальную среду отсталой южной Франции.

Эта картинка мне не понравилась…

Как бы одиноко и скверно мне ни было, я не выносила, если кто-то начинал критиковать наше решение уехать в другую страну. Чем больше беспокойства было в голосе Миранды, тем сильнее обострялось желание рассказать ей, как у нас здесь все прекрасно.

— А там все можно купить? Арахисовая паста у вас есть? Или в основном местные продукты?

Местные продукты.

Нужно как можно быстрее закончить этот разговор, иначе мне придется оправдываться. Кроме того, я обещала Изабелле и Бастиану взять их с собой в город и купить подарки. А еще мне нужно было снять с карточки деньги. Для Петера.

— Ну все, Миранда, пока! Мне нужно ехать встречать детей из школы.

Не дождавшись ответа, я положила трубку.

Странно, но именно в эту минуту я поняла, что дружбе с Мирандой пришел конец, потому что мы с ней теперь живем в разных мирах. Я не сказала, что вскоре приеду в Голландию. Дружба с Эрикой осталась неизменной. Мне очень хотелось повидать ее, родителей мужа, но не Миранду.

Эрик поедет с нами. Он пообещал мне это вчера вечером, после того как мы помирились. После нашей первой серьезной ссоры за все годы совместной жизни. Было удивительно, что эта мина не разорвалась раньше.

Я искала место для парковки перед супермаркетом «Ле Клерк». Поймала себя на мысли, что все утро думала о Мишеле. И не только сегодня. Уснуть я не могла до четырех часов. Просто лежала в постели без сна. Эрик дышал глубоко и ровно, а я пыталась вспомнить, что именно так сбивчиво говорил по телефону Мишель.

Единственное, что я помнила, это то, как он спросил, одна ли я. Дальше слова посыпались так быстро, что я ничего не поняла. Я сомневалась, сказал ли он, что находится в Голландии. Чем больше об этом думала, тем больше запутывалась. Вероятно, непонимание было связано не только с языком. Вчера вечером я была в шоке, в ступоре, в эмоциональном обмороке. Я не помнила, сколько времени просидела на лестнице и как потом вернулась на кухню.

Сейчас я успокоилась, но только благодаря обещанию Эрика. Он поклялся, что у него не будет никаких дел с Петером Вандамом, если я против этого. У меня появилось время, чтобы все обдумать. Передышка.

— Дети, мы приехали.

Я вышла из машины и открыла заднюю дверь. Мы зашли в торговый центр. В глаза тут же бросились прилавки с пирожными и сладостями. Я увидела керамические вазы и миски. Услышала голос диктора и музыку по радио. Шел показ мод. Около банкомата стояла очередь, и я решила сначала отправиться за подарками.

В отделе игрушек было многолюдно. Рождественские покупки — это всегда море людей.

— Бастиан, сначала поищем подарок Изабелле, а потом тебе. Никуда не уходи от нас. Смотри, сколько народу! Я не хочу тебя потерять.

— Я уже знаю французский, — отрезал мой сын. — Если потеряюсь, скажу, кто я и где живу. Опишу, как ты выглядишь, и все такое прочее.

Я притянула его к себе, ласково обняла.

— Я знаю, милый, но есть такие люди, которые не захотят вернуть тебя маме. Ты же знаешь? Мама часто об этом говорила.

Бастиан с вызовом огляделся.

— Здесь только родители. Никаких подозрительных мужчин нет. Я уже не маленький.

— И все же будь рядом с нами.

Я подвела их к полкам, на которых преобладал розовый цвет, и у Изабеллы загорелись глаза. Бастиан стоял рядом со мной, все еще упрямясь.

Парни должны знать, где Мишель. Единственная причина, по которой я не осмеливалась спросить их об этом, — боязнь выдать себя: если кто-то из них при этом недвусмысленно пошутит, выражение моего лица скажет им все лучше любых слов.

Но возможно, возражала я сама себе, то, что я не задаю вопросов, как раз более заметно. В конце концов, рабочих нам не хватает. Если я поинтересуюсь, где они сейчас, такой вопрос будет оправдан заботой о своих интересах.

Нужно замаскировать мое желание все узнать. Пустяк, ничего не значащий вопрос наряду с другими. Эта же тактика возможна в разговоре с Ритой или Бетти. Первая показалась мне наиболее подходящей кандидатурой. Бетти, возможно, будет разговорчивее, если рядом не окажется Тео.

Бетти и Рита. Я решила позвонить им и навестить обеих.

— Я ни с кем не разговаривала, — отвечаю я.

Следователь и переводчик смотрят на меня и явно ждут, что я скажу еще что-то.

— И… и я не уверена, взяла ли чек.

Переводчик наклоняется ко мне через стол.

— Прошу вас как следует подумать. Попытайтесь вспомнить, во сколько вы уехали из супермаркета и в котором часу вернулись домой.

Я отрицательно качаю головой.

— Я не знаю. Правда, не знаю.

— В десять?

В смятении смотрю на него.

— Возможно. Десять часов… Да, наверное, в десять.

— Кто, кроме вас, в это время находился дома?

— Эрик, мой муж, и дети — Изабелла и Бастиан.

— Чем вы занимались после того, как вернулись домой?

Это я знаю точно. Я сказала Эрику, что плохо себя чувствую, и тут же поднялась наверх. Там я битый час просидела на постели, глядя прямо перед собой. Я была еле жива, испугана, смертельно обеспокоена.

— Я пошла спать.

— Вы часто так рано ложитесь?

— Да.

Переводчик корчит гримасу и пристально смотрит мне в глаза.

Чувствую, как к горлу подкатывает ком. В этой комнате нет окон. Передо мной пляшут круги от света люминесцентных ламп, и от приторного, тошнотворного запаха кофе перехватывает дыхание.

— Мадам Янсен, когда вы в последний раз видели свой кошелек?

Железная лапа сдавливает мой пищевод.