Вторник. Утро. Без четверти двенадцать. В духовке зарумянились два лотка с кислой капустой. Поверх свитера я надела безрукавку, но все равно дрожу от холода. Кажется, будто его выдыхают стены.
Петер работает наверху. Даже шум агрегата для резки кафеля не может заглушить его голос. Присутствие этого человека меня очень нервирует. После вчерашнего фокуса даже боюсь строить догадки о его сегодняшних намерениях.
Уже несколько дней у меня дрожат руки. Все это время я была невнимательна к детям, за что потом просила у них прощения. Есть мне совсем не хотелось. Я даже похудела на пару килограммов.
— Парни, обед готов! Идите есть! — крикнула я наверх, как только заглох шум их адской машинки. Оттуда послышались подтверждающие возгласы, сопровождаемые облаком белой пыли, которая полетела вниз с потолка. Казалось, что в холле туман.
Я взяла два полотенца и поставила еду на стол. Некоторое время подержала тарелки на плите, чтобы согреть. Быстро расставила их на столе, достала из холодильника две бутылки воды и апельсиновый сок. Продолжала хлопотать, заняв себя споласкиванием кастрюль. Парни по очереди входили на кухню, чтобы вымыть руки. Петер появился предпоследним, по пятам за ним следовал Эрик. После того как все устроились за столом, я вошла в холл.
Петер сидел рядом с Эриком, Антуаны — друг против друга, свободный стул стоял рядом с Луи.
Я выждала, пока все положат еду на тарелки, наскребла немного и себе. Налить сок я не решалась, опасаясь пролить. Руки дрожали сильно.
Завязался вялый разговор о прогрессе в строительстве. Потом Пьер-Антуан рассказывал забавные истории о других стройках, на которых он работал в прошлом году. Ничего особенного.
Обед почти закончился, и я пошла на кухню, чтобы сварить кофе. Вернувшись, услышала, что предмет разговора переменился. Когда я поняла, как именно, горло будто сдавило железной рукой. Предметом беседы стали браки и любовные отношения между людьми, имеющими большую разницу в возрасте.
— Среди наших знакомых нет ни одной такой пары, — задумчиво протянул Эрик.
— А я таких знаю, — отозвался Луи. — Один мой хороший друг женат на женщине, которая моложе его на десять лет.
— Ну и как они живут? — полюбопытствовал Пьер-Антуан.
Луи положил вилку и вытащил из бокового кармана брюк папиросную бумагу.
— Хорошо. Он всегда оставался мальчишкой, недорослем. Так и не повзрослел.
Говоря «недоросль», Луи имел в виду подростков от двенадцати до восемнадцати лет, а также взрослых, которые вели себя, как подростки. Это слово, сказанное к месту или не к месту, я нередко слышала от парней.
— Чаще бывает, — заметил Антуан, — что мужчина старше, чем женщина. Наоборот редко.
— У Мадонны мужчины всегда моложе, — возразил Пьер-Антуан.
— У нее и жизнь-то ненормальная.
— А ты знаешь кого-то, у кого нормальная?
Антуан философски вздохнул:
— Никого не знаю. По крайней мере, с такими деньжищами.
Помимо своей воли я начала считать. Сколько лет Мишелю? Вопрос о возрасте парней никогда раньше не возникал, да и я ни о ком не спрашивала. Мне казалось, что Мишелю лет двадцать. Значит, на четырнадцать меньше, чем мне. Это означало, что, когда он только родился, я впервые получила разрешение пойти на поп-концерт. И, кстати, поцеловалась с мальчиком. Невероятно.
— А у вас какая разница в возрасте? — спросил Петер Эрика, быстро взглянув на меня.
Его взгляд никто не заметил, но я встревожилась еще больше.
— У нас с Симоной? Ну… — муж беспомощно взглянул на меня. — Думаю, года… два.
— Ты старше?
— Нет, Симона.
— Ага! — сказал Петер. — Так я и думал.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Эрик.
— Что ты женат на женщине, которой нравятся мужчины помоложе… Возможно, совсем мальчишки.
Брови Эрика поползли вверх, он удивленно посмотрел на меня, кивнув на Петера:
— Слышала? Вот чудак!
Эрик почувствовал, что Петер затеял со мной какую-то игру. И в то же время мой муж совершенно ничего не понимал.
Надежный брак. Семейная лодка спокойно плывет по волнам моря жизни. Ни взлетов, ни падений. Отсутствие проблем и ссор. Почему же он должен что-то понимать?
Наверное, мне следовало что-то сказать. Обратить разговор в шутку, чтобы все засмеялись, а потом быстро переменить тему. Пара точных слов в нужном порядке и лицо кирпичом. Каждый, кто владеет элементарными навыками социального общения, запросто справился бы с этой задачей.
Но не я. И не сейчас.
Я встала со своего места, пошла на кухню и буквально спряталась за холодильником, пытаясь придумать, как мне вывернуться. Сбежать, как в прошлый понедельник, больше не удастся. Тогда Эрик устроил мне выволочку — сказал, что крайне невежливо просто так уходить из-за стола, ничего никому не объяснив.
Я вернулась обратно с кофейником и чашками. Потом сходила за молоком и сахаром. Садясь на место, мельком взглянула на Петера. Его губы кривились в усмешке, а взгляд я бы назвала демоническим, как пишут в плохих романах.
Луи завел разговор о своем караване, крыша которого стала протекать. Он спросил у Петера, можно ли взять кусок брезента.
Антуан, позевывая, рассказывал, что вчера очень поздно лег — у друга затянулась вечеринка.
Мало-помалу время подошло к двум. Парни поднялись из-за стола, как безупречно запрограммированные устройства, и зашаркали вверх по лестнице. Петер последовал за ними.
Убирая со стола тарелки и миски, я почувствовала нарастающую злобу. Возмущение постепенно пересилило страх. Это, в конце концов, мой дом и моя кухня! А я больше не чувствовала себя здесь в безопасности. Как запуганный кролик, металась по собственному жилищу, пугливо озираясь. И все из-за Петера.
Было ли его поведение частью какого-то плана? После того как он лапал меня, бросал свои демонические взгляды, я все больше склонялась к этой мысли.
Вчера вечером звонил Петер. Я ни капли в этом не сомневалась. Но что ему нужно?
Просто решил покуражиться? Или все, что он делал, было продиктовано завистью? После вечеринки он видел нас с Мишелем, но ничего не сказал, только странно посмотрел. Не типично ли для мужчин чувствовать зависть в такой момент? Очень даже может быть. Запросто. Ничего нельзя исключать.
Чем дольше я думала, тем больше укреплялась в мысли, что у него был какой-то план и что его поведение не просто следствие фрустрированного сознания.
Если бы у Петера была растревоженная психика, он не смог бы так долго руководить сорока рабочими — неважно, что у них были судимости, а также производить приятное впечатление на всех окружающих, включая нас.
Все это неспроста. Что-то ему от меня нужно.
И мне стало очевидно — необходимо действовать.
Улица Шарля де Голля выглядела пустынной. Летом в городе, конечно, бурлила жизнь, но сейчас, с наступлением зимы, жители сидели дома, где так уютно и тепло, а приезжих не было. Словом, на улице не было ни души. Я припарковала «вольво» на боковой улочке и вошла в дом, в котором жил Мишель.
На лестнице мне никто не встретился, коридор тоже был пуст. Я три раза стукнула в дверь. Прислушалась. Ни звука. Постучала громче.
Опять ничего.
Он увидел, что я приехала, и делает вид, что его нет дома? Этого не могло быть, потому что моя машина стояла далеко. Я посмотрела на часы. Половина девятого. Может, он где-то в кафе или в комнате Брюно?
Или он у Петера?
Услышав сзади звук, я испугалась. Тощий парень с мутным взглядом и волосами, собранными в хвост, тенью скользнул за моей спиной. Он открыл дверь рядом с комнатой Мишеля.
— Молодой человек! — окликнула я эту тень.
Парень немного помедлил, потом странно взглянул на меня.
Казалось, ему трудно сфокусировать взгляд, так он сощурился. Словно наглотался каких-то таблеток. Или нанюхался. Или пьян. Или все вместе.
— Вы не знаете, Мишель дома? — задала я вопрос. — Или… или не скажете ли, придет он сегодня домой?
Тень равнодушно мотнула головой и, ничего не ответив, скрылась в своей комнате.
Я спустилась по лестнице, вышла на улицу, перешла дорогу и посмотрела на окно комнаты Мишеля. Занавески задернуты. Свет не горит. Что теперь? Подождать до половины десятого? Может быть, он придет.
Меж домов гулял пронизывающий ветер. Его порывы подхватывали сухие осенние листья и бумажный мусор, и все это добро кувыркалось по асфальту. Я потуже затянула пояс на куртке, но все равно дрожала от холода. Еще раз взглянула на темное окно, потом посмотрела на дверь.
Мимо протарахтел мотоцикл. По другой стороне улицы проехала машина. Я шагнула назад под козырек подъезда.
Мыслей был целый рой. Мишель у друзей или в кафе и придет домой к полуночи. У него есть подруга — та девушка, которую я видела на вечеринке. Он живет у нее. Или он спит и не слышит, как я стучала. А может быть, ушел за покупками. Значит, вернется в любой момент.
Мне стало по-настоящему холодно. Безрассудство — стоять и ждать на улице.
В который раз я отругала, себя за то, что не взяла номер мобильного телефона Мишеля.
Через полчаса я вернулась к своей машине.