Рандеву

46

Мишель даже не смотрел в мою сторону.

Он не поздоровался.

Полностью меня игнорировал.

Над левой бровью виднелся опухший лиловый синяк, из-за которого глаз казался полуприкрытым. Правая рука и нос припухли. Он машинально заталкивал в себя пищу. На вопросы парней о драке и его пребывании за решеткой отвечал «да» или «нет». Мишель не стремился быть социальным. Он здесь для того, чтобы работать. И точка.

В его глазах затаилась боль. Не физическая. Мое сердце стремилось к нему, но я мобилизовала всю свою волю. Пыталась не выдать себя. Было совершенно очевидно — болезненно очевидно, — что Мишель зол на меня. Или это знала только я? Или я и Петер?

Зол, разочарован. Все из-за меня.

Почему Петер не сказал мне правду, когда грубо упомянул о том, что Мишель «не может держать штаны застегнутыми»? Ведь теперь ясно, что чувство Мишеля ко мне было серьезным. А может, дело все-таки в уязвленном отказом мужском самолюбии?

За столом у него об этом не спросишь. Поговорить наедине вряд ли удастся. Но в пятницу вечером после поездки за покупками я могла бы заехать к нему домой. Да, это возможно.

А сейчас? Мое тело жило отдельно от головы — оно стремилось к Мишелю. Оно было готово прильнуть к нему, слиться с ним. Если бы я могла залечить его раны, смягчить боль!

Возобновить связь с ним значило искушать судьбу.

Я посмотрела на Эрика, на Изабеллу и Бастиана — они, как обычно в среду днем, были дома и обедали вместе с нами. Потом перевела взгляд на Петера, который казался встревоженным и с опаской следил за Мишелем.

Единственное, что мне оставалось делать, — терпеть. Еще немного, и я больше никогда его не увижу.

— Эрик, — подал голос Петер, — какие у тебя планы на вечер?

— Ничего конкретного. А что?

— Ко мне должны заехать по делам знакомые. Нужно поговорить о тех дачных домиках. В деле вырисовывается кое-что конкретное. Я подумал, может быть, тебе это тоже интересно?

Я пристально посмотрела на Эрика. Он молчал. Пил кофе. Наконец разомкнул уста, но сказал совсем не то, что мне хотелось бы услышать.

— Хорошо. Часов в восемь? Договорились.

Кровь отхлынула от моего лица. Я в панике воззрилась на своего мужа. Он на меня не смотрел.

— Эрик, может быть, ты останешься дома?

Мой голос не выдавал напряжения, которое я на самом деле чувствовала.

Муж бросил в мою сторону уничижительный взгляд.

— Поговорим об этом позже.

— Но…

— Позже! — это прозвучало как приказ.

Я взяла себя в руки.

Дальше разговор шел по-французски. Я поняла, что Петер объяснял парням, что скоро у них прибавится работы и, вероятно, понадобятся еще люди. Именно об этом он будет говорить со своими знакомыми сегодня. Эрик, скорее всего, тоже примет участие в деле.

Только через мой труп. На карту поставлено наше будущее.

Если Петеру удастся уговорить Эрика вложить двести тысяч в новый проект, через год мы будем жить в лесу, по соседству с Луи, в таком же караване. Мой муж не пойдет сегодня вечером на эту встречу!

Пусть только парни уйдут, я скажу ему все, что думаю по этому поводу.

Сказала. И что услышала в ответ?

— Ты слишком преувеличиваешь, Симона, — Эрик холодно глянул на меня. — Это пустой разговор.

Дети смотрели телевизор в нашей новой гостиной. Я убирала со стола.

— Я не хочу, чтобы ты шел на эту встречу, — повторила я как можно сдержаннее.

— Помнишь, перед Рождеством я говорил тебе, что мы оставим этот вопрос до тех пор, пока не закончим реконструкцию дома. Ремонт закончен. Сайт готов. Ты можешь выполнять свою часть работы, а я могу реализовывать свои планы.

— Только не с Петером!

— Начинается…

— Мы потеряем двести тысяч!

— Кто тебе сказал о двухстах тысячах?

— Об этом шла речь еще в декабре. Двести тысяч евро. Это больше, чем у нас есть.

— Я не собираюсь вкладывать двести тысяч. Я в своем уме.

— В прошлом году собирался.

Он раздраженно махнул рукой. Я буквально швырнула тарелки в раковину. Очень хотелось запустить ими Эрику прямо в голову.

Сдержаться мне удалось почти нечеловеческим усилием воли, но голос дрожал.

— Почему тогда ты едешь к нему?

— Хочу послушать, что он скажет.

— Единственное, что Петеру от тебя нужно, это деньги! Для этого вовсе не обязательно отправляться к нему. Это я тебе и так могу сказать.

— Разговор в таком тоне не имеет смысла.

Тарелка выскользнула из моих рук, и осколки полетели прямо в посудомоечную машину.

— Бинго! — крикнул Бастиан из гостиной.

Я не отреагировала. В моем организме бушевал адреналин. Эрик все-таки хорошо меня знал. Он напрягся.

— Господи, Симона, да что с тобой?

— Я не желаю, чтобы ты сегодня вечером ехал к Петеру, — ответила я резко. — Я не хочу, чтобы ты имел с ним какие-то общие дела! Понятно тебе, черт возьми? Я не хочу!

Эрик хмуро смотрел на меня.

— Успокойся, Симона. Не стоит мне говорить, что мне делать, а чего не делать. У тебя что, совсем здоровье расстроилось? Не нужно так нервничать. Если я хочу поехать сегодня к Петеру, я поеду. Ясно? Что ты имеешь против него? То молчишь месяцами, то опять начинаешь, — Эрик скрестил руки на груди. — Или есть что-то такое, чего я не знаю?

Я замерла на месте с осколком тарелки в руках. Что ответить?

— Эрик, я полностью с тобой согласна. С твоей идеей постройки домиков для отдыха. Ты это знаешь, и мы это обсуждали. Но чтобы вместе с…

— А что, я один должен этим заниматься? И как? Скажи мне, как? — мой муж беспомощно развел руки в стороны и отошел к окну.

Что я могла на это ответить?

— Мне нужны партнеры, Симона.

Боже мой…

Он резко повернулся ко мне.

— Ты опять за свое? Тебе просто этого не хочется, да? Тебе не хочется, чтобы я имел свое дело.

— Хочется, но…

— Нет, Симона. Что-то тут не вяжется. Не вяжется. Есть что-то такое, чего я не знаю, а должен знать?

Я не ответила.

Эрик наклонился ко мне. Он был очень зол. Таким я своего мужа еще никогда не видела. Я попыталась выкрутиться.

— Эрик… Я не доверяю Петеру. Это интуиция.

— Интуиция?

— Да.

— Сказать, что ты можешь сделать со своей интуицией? — выпалил он. — Засунь ее куда-нибудь подальше. Я долго ходил вокруг тебя на цыпочках. Понимал, что тебе тяжело. Нам всем было тяжело. Я, как мог, берег тебя. Но так жить больше нельзя. Нам нужно двигаться дальше, Симона. Я хорошо лажу с Петером и много получаю от этого общения. У него всегда хорошие идеи. Он специалист, со связями, с…

Внезапно он поднял руки, как будто сдавался. Лицо его стало расстроенным.

— Черт подери, я так часто говорил об этом. Больше не хочу, Симона. Ей-богу.

Я молчала.

— Я делаю это для нас, — тем не менее продолжил свой монолог мой муж. — Понимаешь? Если поддаться страху, деньги никогда не заработаешь. Будешь довольствоваться минимумом. Предпринимательство всегда связано с риском, большим или не очень. И риск, на который я иду, снижается, потому что все бумаги, по которым я намерен работать, будут заверены у нотариуса.

Я наконец подала голос.

— Мне вообще не хочется рисковать. Это дело того не стоит.

— Вы что, ссоритесь?

Я подняла голову. В дверях со смущенным видом стояли Бастиан и Изабелла.

Изабелла крепко держала за уши Кролика и испуганно смотрела на нас.

— Немного, — как можно спокойнее ответила я. — Вы смотрите телевизор. Я сейчас приду.

Эрик взглянул на часы.

— Мне пора. Хочу посмотреть на этих его партнеров. Завтра поговорим, если будет о чем.

Он подошел к детям и поцеловал обоих в лоб.

— Слушайтесь маму. Через полчаса спать.

Уложив Изабеллу и Бастиана, я приняла душ. Это помогло мне немного расслабиться. С еще мокрыми волосами я села в кресло перед телевизором. Спроси меня кто-нибудь, что я смотрела, не ответила бы.

Нужно что-то предпринять. Петер сам толкал меня к этому. Выбора не было. Наверное, так это и случалось. Убийцами не рождались. Ими становились. Оригинальная мысль… Она заставила сердце биться чаще. Уже в десятый раз за прошедшие полчаса пугливый внутренний голосок нашептывал мне, что нужно во всем признаться Эрику. Можно не вдаваться в подробности, подсказывал он. Это смягчит удар. У меня нет чувства к Мишелю. Это был просто секс, ничего больше. Один раз — тем самым вечером, когда я чересчур много выпила.

Я могла бы представить все таким образом, чтобы гнев Эрика обрушился на Петера.

Нет.

Эрик так просто не поверит. Он кое-что вспомнит. Кое-что сопоставит. Он пойдет к Петеру и кое о чем его спросит.

А потом пойдет к Мишелю, и там…

Громко залаял Пират. Я посмотрела на часы. Половина десятого. Эрик вернулся так рано? Встреча не состоялась?

Встала с кресла, подошла к окну и отодвинула портьеру. Глаза привыкли к темноте не сразу. Машины Эрика нет. Ничего особенного не видно.

Пират снова залаял. Там был кто-то.

Кошка?

Я приложила руки козырьком к лицу, чтобы не мешал свет из комнаты, и уставилась в сумерки.

Сердце замерло.

Под аркой, ведущей во двор, кто-то стоял.

— Кто, по вашему мнению, мог убить Петера Вандама? Кому выгодна его смерть?

На меня пристально смотрит переводчик. Следователь, сидящий рядом с ним, не понимает ни слова, но тоже таращится.

Я стараюсь избегать их взглядов.

— Не знаю, — я прижимаю руки к груди. — Я… Я… мне плохо.

— У вас или вашего мужа были какие-нибудь разногласия с Петером Вандамом?

Этот голос доносится до меня откуда-то издалека. Хочется вернуться в камеру, где я могу побыть одна. А еще бы лучше упасть в обморок, чтобы больше ничего не слышать. Но это пустые мечты. Мое тело никогда не хочет внимать моим просьбам. Оно живет своими интересами, и я, судя по всему, его мало интересую. Оно меня никогда не слушается.

Может быть, лучше промолчать? Не отвечать им ничего, пока мне не назначат адвоката.

Слышен стук отодвигаемого стула. Я не шевелюсь.

— У нас пока больше нет к вам вопросов, — сообщает мне переводчик. — Сейчас вас проводят в камеру.

Одновременно с его словами, как будто у них телепатическая связь, в комнату входит полицейский в форме.

— Отведите мадам обратно, — приказывает следователь.