Рандеву

48

Эрик быстро шел мне навстречу. Его опередил Пират. Я опасалась, что собака выдаст присутствие Мишеля и, когда мой муж приблизился, взяла пса за ошейник. Честно говоря, сейчас мне хотелось только одного — оказаться в своей постели. Заснуть или по крайней мере попытаться сделать это.

Выплакаться и начать жить сначала. Я была абсолютно разбита. Морально и физически. Не помню, чтобы когда-либо я чувствовала себя такой опустошенной. Наверное, так чувствует себя пустой кувшин. Или чашка.

Эрик смотрел на меня, вытаращив глаза. Воротник рубашки расстегнут… По его движениям я поняла, что мой муж слишком много выпил. Напился, а потом сел за руль и повел машину по здешним опасным для жизни крутым дорогам. Прелестно.

Петер пил так, как будто каждый стакан был последний, а мир ежесекундно грозил исчезнуть, и заражал всех, кто находился с ним рядом. Я стиснула зубы.

Никаких ссор. Пожалуйста, не сейчас.

— Господи, Симона, что ты здесь делаешь? Входная дверь открыта… Я не нашел тебя в спальне, обыскал весь дом…

Я продолжала идти быстро, не замедляя шаг. Нужно увести и Эрика, и Пирата как можно дальше от озера. Муж с удивлением посмотрел, как я прошла мимо него, а потом, пошатываясь, двинулся следом.

— Симона! В чем дело?

— Похоже, ты много выпил, — отрезала я.

— Что ты, черт возьми, делаешь на улице?

Я не собиралась отвечать на этот вопрос. Мы втроем зашли в дом. Я закрыла дверь и повернулась к Эрику. Он молча глядел на меня, и в глазах его застыло изумление.

— Я иду спать, — сказала я. — Мне нужно побыть одной.

Ни сказав больше ни слова, я пошла к винтовой лестнице. Поднялась наверх. Зашла в комнату Бастиана. Он спал. Я отдернула занавеску и посмотрела на дорожку. Мишеля не было.

Я проснулась в шесть утра, причем еле открыла глаза. Веки отекли. Потом я вспомнила, что вечером много плакала. Да. На озере. И не раз.

В животе кололо, были легкие спазмы, совсем несильные. Эрика рядом не было. Очень странно. Он никогда не был жаворонком. По утрам мне всегда приходилось вытаскивать его из постели. Я села на кровати и потерла лицо. Закрыла глаза, снова открыла. Мозг тоже проснулся. Я вспомнила все, что было вчера.

Эрик сидел за кухонным столом. В трусах и футболке. Волосы всклокочены. Перед ним лежали копии строительных чертежей. Рядом блокнот с расчетами. Калькулятор. Чашка кофе.

Он услышал мои шаги и поднял голову.

— Симона, тебе лучше?

Я промолчала. Подошла к холодильнику, достала пакет с апельсиновым соком, сполоснула чашку, одну из тех, что стояли в раковине. Налила в нее сок и выпила все до дна, в два глотка. И только после этого посмотрела на своего мужа. И на чертежи.

— Нет. Мне не лучше.

Эрик смущенно махнул рукой на бумаги, лежащие на столе.

— Симона, я не могу оставить все это без внимания. План на самом деле блестящий. Один раз вложимся и следующие десять лет будем получать стабильный доход. К тому же сможем обеспечить свою старость. Я уже сто раз пересчитал. Все сходится. Даже если исходить из половины доходов от аренды и не принимать во внимание рост цен на дома, мы все равно в шоколаде.

Я стояла, как изваяние. Я этого не допущу. Не позволю поставить на карту будущее своих детей.

Но у меня не осталось сил, чтобы сопротивляться, чтобы в который раз ссориться и мириться.

Я была опустошена. Полностью.

— Эрик, — сказала я очень тихо, — тот день, когда ты вложишь наши деньги в проект Петера Вандама, станет днем моего отъезда.

Я говорила то, что думала. Это были не пустые слова. Может быть, поэтому они прозвучали решительно и спокойно. Каждое слово.

Эрик в ярости вскочил со стула:

— Что?

Я развернулась и пошла в спальню. Упала на кровать и беззвучно заплакала.