Рандеву

37

Представители крупного рогатого скота не различают цвета. Для людей трава зеленая, а для коровы серая, и, если вступить с буренкой в дискуссию, она высокомерно заявит, что зеленый цвет нам просто мерещится…

Разницу в восприятии не всегда можно объяснить анатомическими особенностями и причудами психики. При следственном эксперименте — ретроспективе события — показания всех свидетелей будут хоть в чем-то различаться.

Не совпадают цвета, выражения лица, то, что сказано, интонация, место, расстояние, время и звуки.

Каждый свидетель уверенно защищает свои показания — подобно корове (если бы она могла давать показания).

— Что вчера рассказал Петер? — спросила я.

Парни ушли. Мы поужинали, дети уже лежали в постели.

Обычный день, такой же, как многие другие. Единственное отличие в том, что этот вопрос каждую минуту готов был сорваться с кончика моего языка с самого утра.

Мы почти весь день были вместе, но только сейчас, в десять часов вечера, получили возможность спокойно поговорить.

Эрик сидел рядом со мной в гостиной и что-то подсчитывал на калькуляторе.

— У Петера есть участок земли в лесу, три гектара. Несколько лет он пытался получить на него ЦУ и…

— ЦУ?

— Что-то вроде… В общем, разрешение на строительство. И сейчас смог его добиться. Участок можно застраивать, Петер планирует построить там двенадцать домиков — деревянные шале. Первые десять он сначала хочет сдавать в аренду, а потом продать как дачные иностранцам или парижанам.

— Почему сначала сдавать в аренду?

— Потому что при прямой продаже большая часть дохода уйдет на налоги. Со временем они уменьшаются. Если сначала сдавать домик в аренду, можно одним выстрелом убить двух зайцев: сразу получаешь доход, который почти не подлежит налогообложению, и при продаже заплатишь государству не так много. Петер рассматривает это строительство как пенсионное обеспечение. Постройка одного такого домика, по его расчетам, обойдется не больше, чем в двадцать тысяч, а возможно и меньше. Участок у него, повторяю, есть, чертежи готовы. Он мне все показал — и чертежи, и план местности, и расчеты. Выглядит просто отлично. Петер рассчитывает, что лет через десять каждый домик будет стоить около ста пятидесяти тысяч евро. Приличная прибыль, да? А до этого можно класть в карман доход от аренды. Таким образом, получается, что при продаже этих домиков вложения в строительство полностью окупятся.

— И что же ему нужно от тебя?

— Во-первых, он хотел бы записать часть дохода от аренды на нас с тобой. Не вижу в этом проблемы. Во-вторых, ему нужны деньги.

— Деньги?

— Да. Я тоже удивился. Мне казалось, Петер обеспеченный человек, но оказалось, что это не совсем так. Если судить о людях поверхностно, можно ошибиться. Хотя все-таки шикарный дом, отличная машина… Эта вечеринка, которая, думаю, обошлась ему недешево. Словом, он предложил мне войти в долю.

Я изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Я не верила в то, что у Вандама нет денег. Тут какой-то подвох.

— Но… — начала я, — на Петера работают сорок человек. Он всегда говорит, что дел хватает. Как же он расплачивается с работниками и на что покупает технику и инструменты?

— Говорит, что берет себе только проценты от почасовой оплаты бригады. Страховка и налог на зарплату съедают много денег. То, что остается, он забирает себе, но это все. Он вкалывает вместе с парнями не от хорошей жизни. И кстати, Симона, возвращение вечером домой вовсе не означает конец рабочего дня.

Я начала нервничать. Эрик, казалось, этого не замечал.

— На мой взгляд, у Петера отличный план.

— Даже так?

— Да. В последнее время я очень многое узнал о строительстве, но это нельзя сравнить с тем, что знает Петер. У него опыт, техника, контакты с поставщиками, которые продают ему материалы дешевле, недорогая рабочая сила. То есть идея совместной работы, по-моему, не так уж плоха.

Наверное, Эрик все-таки заметил, что я обеспокоена, потому что быстро добавил:

— Нам не нужно думать об этом сейчас. Сначала мы закончим свой собственный ремонт, а там видно будет.

Между тем я была уверена, что он уже согласился. Все в его поведении говорило об этом. Я рассердилась. Рассердилась и вместе с тем испугалась.

Покачала головой:

— Эрик, я против. Я просто не хочу, чтобы у вас было совместное дело.

Он ласково погладил мою руку.

— Послушай, Симона. Это отличный план. Петер позаботится о людях — о рабочей силе, скажем так. У него есть земля, готовы чертежи, имеется разрешение на застройку. Нам придется всего лишь оплатить строительство, а в обмен на это мы получим половину доходов от аренды и через десять лет половину от продажи домиков. Речь идет о сумме от двадцати четырех до тридцати тысяч евро в год прибыли от аренды, а через десять лет мы будем ежегодно получать семьдесят пять тысяч или даже больше чистого дохода. Думаю, упустить такой шанс было бы глупо. Это большие деньги, Симона, на самом деле большие. Единственное, что мы должны сделать, — вложить в это дело примерно двести тысяч, чтобы началось строительство.

Он принял решение. На это указывало все — поведение Эрика, тон разговора. Я была в шоке. Как он мог решиться на такой важный, серьезный шаг, не посоветовавшись со мной?!

Внутри у меня все заледенело. Голос пропал. Я еле-еле проскрипела:

— Эрик, у нас нет такой суммы. Того, чем мы располагаем, не хватит. Придется занимать. И тогда у нас вообще не останется денег на жизнь. Даже на черный день ничего не будет. Одни долги.

Мне стоило большого труда не разреветься. Дыхание срывалось. Я дрожала. Это был кошмар, просто кошмар! Мой муж между тем оставался совершенно невозмутимым.

— Поэтому я и хотел заняться этим только тогда, когда реконструкция будет закончена и мы откроем свою гостиницу, — попытался успокоить меня Эрик. — У нас появятся доходы. Если начать постройку, скажем, в мае, первые домики будут готовы уже осенью. Тогда же можно будет захватить конец сезона. Я могу сделать сайт и выставить на нем предложения как по частной гостинице, так и по дачным домикам. Зимой Петер планировал сдать их в аренду своим ребятам, Луи например. Он говорил, что больше не желает мерзнуть в караване. Доход будет не таким большим, около двухсот евро в месяц, но это все-таки лучше, чем ничего. Честно говоря, мне идея Петера кажется просто блестящей.

Я молча смотрела на мужа. Что, черт подери, я могла ему ответить? Я не верила, что все будет именно так, как Петер обрисовал Эрику. Я не могла этому верить. Только не с Петером Вандамом. Он уже держит на коротком поводке меня, но речь шла о двухстах пятидесяти евро в неделю. Эти деньги мы еще могли позволить себе потерять, хотя, видит Бог, я нашла бы им лучшее применение. Но если проекту, о котором говорит Эрик, будет дан ход, через полгода мы останемся без единого евро. Я была в этом абсолютно уверена. Эта крыса заберет у нас все сбережения и даже больше, потому что Эрик, ради воплощения в жизнь радужной картины, нарисованной ему Петером, готов залезть в долги.

Эрик не знал того Вандама, которого знала я. И Петер очень хорошо понимал, что я никогда не расскажу мужу того, что мне о нем известно. Этот человек был еще опаснее, чем я могла предположить.

— Почему ты молчишь?

Я посмотрела на Эрика. Глубоко вздохнула. Еще раз. Дрожь не проходила.

— Эрик, я… я не готова к этому. Конечно, я понимаю, что мы могли бы неплохо заработать, но я не доверяю Петеру.

Мой муж нахмурился.

— Почему не доверяешь?

Я проглотила слюну.

— Возможно, тебе кажется, что Петер приятный в общении человек и все такое… Но ты же знаешь, как это бывает. Нам известны тысячи примеров того, как люди организуют совместные предприятия. Через год они могут поссориться, одному из них может взбрести в голову все что угодно, и пропали денежки. Это ставит нас в зависимость от Петера. И мне это не нравится.

— Симона, я не собираюсь строить бизнес на одном доверии. Надеюсь, это ты понимаешь? Я, знаешь ли, не вчера родился. Мы с Петером организуем свое предприятие — общество с ограниченной ответственностью. Все документы будут заверены у нотариуса.

Который тоже на поводке у Петера Вандама.

Я покачала головой.

— Я против. И точка. Почему бы тебе самому не купить участок, не нанять парней и не платить им сдельно, так же, как сейчас? Пусть строят. Зачем нам Петер?

Эрик помрачнел.

— Тогда эти домики обойдутся нам вдвое дороже. Мне совсем не нравится твоя реакция, Симона. Да-да. Ты видишь опасность там, где ее нет. Петер…

Больше я сдерживаться не могла. Вскочила с места и закричала:

— Петер, Петер, Петер! Еще недавно ты говорил, что самое главное для тебя я и дети, а Петер и парни могут катиться. Вчера вечером ты пообещал вернуться до двенадцати, а сам заявился среди ночи, пьяный, и сейчас утверждаешь, что ты вместе с этим Петером, который может катиться, собираешься открывать дело и вкладывать в него двести тысяч. В то время как женщина, которая для тебя значит все, этого совсем не хочет!

Глаза Эрика сузились.

— Так ты не спала вчера ночью? Когда я пришел? Почему же ты тогда притворялась? В чем дело?

— Я хотела спать, ужасно устала и злилась на тебя.

— И поэтому сейчас на меня нападаешь? Очень похоже.

Эрик в гневе вскочил с кресла и вышел в коридор, хлопнув дверью

Гадство!

Я бросилась за ним. Голос срывался:

— Ты этого не сделаешь! Если ты не передумаешь, я уеду обратно в Голландию! Возьму детей и уеду! Слышишь, черт возьми, что я сказала?! Я не хочу этого! Ясно тебе? Не хочу!

Эрик резко повернулся ко мне.

— Было ли когда-нибудь так, что я ошибся в расчетах? Не было… А сейчас давай остановимся, пока я не наговорил тебе ничего такого, о чем придется пожалеть.

Он направился к входной двери. У его ног радостно прыгал и крутился Пират, торопясь выйти на улицу. Эрик закрыл за собой дверь.

Я опустилась на ступеньки. Кошмар, другого слова не подберешь.

Этого действительно нельзя допустить! Сейчас Эрик вернется и скажет, что ему жаль, что он погорячился. Я уставилась на закрытую входную дверь, будто решила ее загипнотизировать. Время шло, и в конце концов холод пробрал меня до костей. Я сидела и думала, что Эрик и я, наш брак, семья, все это напоминает висящий в воздухе мыльный пузырь. Пока он кружится в воздухе, но результат этого кружения известен и неотвратим. Чпок!

Зазвенел телефон. Звук был резкий и вывел меня из ступора. Я все еще сидела на лестнице, мышцы онемели от холода, меня трясло. Попробовала встать. Ноги не слушалась. Прихрамывая, я поднялась на кухню. Если это звонит Петер Вандам, в чем я, кстати, не сомневалась, сейчас он получит по полной программе. Больше сдерживаться я не собиралась.

Я стояла рядом с телефоном и не спешила брать трубку. Может, не стоит говорить с ним, когда я в таком состоянии? Разумно ли это? Сейчас я слишком возбуждена, не способна мыслить ясно.

Дзинь.

Что сказать? Я думала о снотворном, о том, что узнала в интернет-кафе.

Если я действительно собиралась что-то делать, открывать свои карты нельзя. Никогда. Иначе выиграет противник. То есть…

Дзинь.

Петер наверняка понимает, насколько разозлит меня этот его ход. Он не может не знать, что я приложу все усилия, чтобы отговорить Эрика.

Дзинь.

Я взяла трубку.

— Симона…

Помехи на линии. Мужской голос очень взволнованно говорит что-то по-французски. Я не могу понять, что именно.

— Вас плохо слышно…

А что еще можно сказать в такой ситуации?

— Симона, это я.

Я?

Кто это? Петер, который говорит по-французски?

Я нахмурилась. Быстро взглянула на часы. Половина одиннадцатого.

— Ты одна?

Боже мой… Этот голос… Мишель!

Сердце забилось часто-часто и бешено, будто включили насос, погнало кровь по телу. Я схватила трубку обеими руками. Мой голос задрожал:

— Э… Да.

Чувство было, как на американских горках. Виражи от апатии к удивлению, потом к злости, а потом… к… чему? К чему?

Мишель!

В голове пронеслась тысяча мыслей… Я должна ему все высказать… спросить, где он пропадал, сказать, что я… или… На глаза навернулись слезы.

— Симона? Ты меня слышишь?

— Д-да.

— Я в…

Он сказал что-то, но я не расслышала. Прозвучало Pays-Bas[50], или мне это послышалось? Голландия.

Поток слов на том конце линии не иссякал. Почему он так быстро говорит? Мозг отказывался работать. Я попыталась сконцентрироваться на словах Мишеля, но, не видя его, не смогла это сделать.

Ничего не вышло. Я не поняла ни слова.

— Arrete de[51]. Перестань… — начала было я, но закончить фразу мне не удалось.

Открылась входная дверь. Вернулся Эрик с Пиратом. Собака вошла в гостиную первой. Пират бодро потрусил ко мне. Из его пасти вырывался пар. Инстинктивно, еще до того, как на пороге появился Эрик, я положила трубку.

Я смотрела на мужа, но видела другого. Потом расплакалась. Не тихо, а с громкими рыданиями, истерично.

Эрик шел ко мне, словно в замедленной съемке. Лицо красное от холода. Он обнял меня и крепко прижал к себе.

— Прости меня, — услышала я. — Я не должен был этого делать. Я… Столько всего сейчас происходит… Слишком много. Извини, милая. Мы больше не будем говорить об этом, хорошо? Сначала достроим дом. Вместе. Ладно? Я слишком тороплю события.

Он поцеловал меня в лоб и стал вытирать мои слезы, а они все текли и текли.

— Не плачь, пожалуйста! Пойдем наверх, ты совсем замерзла.