Рандеву

26

В 1210 году отправился Левеллин, принц Уэльский, на охоту. Но не знал он, что люди, на попечение которых он оставил своего сына Овейна, бросили ребенка в колыбели без присмотра. Во время охоты верный пес Левеллина, ирландский волкодав Гелерт, внезапно помчался обратно. Раньше он никогда так не делал. Левеллин взволновался и последовал за собакой в лагерь. Гелерт вышел ему навстречу: пасть, грудь и лапы в крови.

Встревоженный Левеллин устремился через опустевший лагерь к палатке с колыбелью Овейна. Испачканная кровью колыбель валялась на земле. В приступе ярости и горя Левеллин зарубил пса мечом. А потом услышал детский плач. Невредимый Овейн лежал под кроватью. Немного погодя рядом с палаткой нашли мертвого волка. Глубоко опечаленный Аевеллин похоронил верного пса, спасшего жизнь его сыну. Деревня Бедгелерт (Могила Гелерта) в Сноудонии, Уэльс, получила свое название благодаря этому мифу.

В прошлую пятницу сильно похолодало. Зима наступила нежданно-негаданно, без предупреждения. Отопительная система, как положено, еще не работала — не хватало деталей. Спальни отапливались при помощи электрообогревателей, купленных Эриком. Быстро выяснилось, что одновременно их включать нельзя. Три раза вылетали пробки. Электриков Эрик пока не вызывал, Петер отсоветовал.

Он сказал, что это можно сделать только тогда, когда закончится стройка, иначе возникнут трудности. Очевидно, если идет ремонт, действуют строгие правила.

Кроме того, мы не запрашивали официальное разрешение местных властей на ремонт дома, из-за чего тоже могли быть проблемы.

В общем, в доме было холодно, за исключением комнаты, граничащей со спальней Изабеллы. В ней постоянно работал электрообогреватель. Вчера мы наспех устроили там гостиную. За неимением лучшего я заклеила окна, и мы постелили на деревянный пол ковер. Потом достали из контейнера и расставили мебель.

Эрик занимался установкой спутниковой антенны. Дело не особенно ладилось. После того, как я в очередной раз крикнула ему: «Нет, ничего!», было слышно, как он несколько раз выругался.

Сначала экран телевизора светился голубым, потом по нему прошли помехи, и голубизна вернулась.

Был уже почти час дня, и я понемногу стала нервничать. Утром за завтраком я заявила, что мне нужно съездить в город за покупками — в один из небольших супермаркетов, которые работали по воскресеньям, но Эрик счел это пустой затеей.

Завтра понедельник, дети будут в школе, и тогда я смогу спокойно докупить все, что нужно. Мои резоны были такие — сегодня вечером хочу приготовить нечто особенное, потрясающий ужин, который мы могли бы съесть, сидя за столиком перед телевизором, нежась около обогревателя.

Я выдумала, что таким образом предлагаю отпраздновать нашу полную независимость от каравана, плюс ко всему устроить детям дополнительный сюрприз — мороженое.

Вначале Эрик смотрел на меня с подозрением. Во время своей речи я почти стучала зубами от страха, но старалась говорить убедительно. Это сработало, потому что больше он не протестовал.

Сначала я должна помочь ему с антенной. Потом могу ехать. И только лишь потому, что мороженое — это сюрприз.

— Мама, — пожаловался Бастиан. — Изабелла чиркает на моих рисунках!

Я обернулась к детям, которые лежали на животах на ковре посреди листов бумаги и фломастеров. Глаза у дочери были на мокром месте.

— Он на моих тоже чиркает, — голосок тихий, просто шелест.

— Почему вы не можете просто дружно поиграть, совсем немного? Мы с папой пытаемся настроить телевизор. Если получится, сразу включим «Никелодеон». Договорились?

Бастиан кивнул и демонстративно отодвинул свои рисунки подальше от сестренкиных. Изабелла повернулась на бок и рассеянно водила фломастером по бумаге. Я забеспокоилась. Все утро она была вялой и плаксивой, жаловалась на боль в животе. Я боялась, что она заболела.

Больным детям не нужно мороженое. Им нужна мама.

— Да, работает! — крикнула я.

По телевизору шла передача об индуизме. Я переключилась на детский канал.

— Ребята, Губка Боб[46]!

Дело сделано. Могу ехать. Уже половина второго.

Поспешив в спальню, я достала из шкафа чистые трусики. Потом бросилась в ванную, почистила зубы и быстро оделась.

Спустилась по лестнице, схватила с комода ключи и, взяв две пустые продуктовые сумки, вышла во двор.

— Я уехала! — крикнула я убиравшему инструменты Эрику. — Скоро вернусь!

Он рассеянно помахал мне рукой.

По парковке у ресторана ходили взрослые и дети. Несмотря на пасмурную погоду, четверо малышей резвились на прилегающей к нему детской площадке.

Я объехала ресторан, с обратной стороны стояло несколько машин, видимо автомобили здешнего персонала, и два грузовика с прицепом. Здесь же обнаружились мусорные контейнеры, наполненные под завязку. «Вольво» я поставила именно там.

Тропинку отыскала не сразу — между деревьев ее почти не было видно. В лесу меня поразил сумрак — казалось, почти вечер. Метров через триста от стоянки, неподалеку от маленького холма, у деревянного домика стояли три каравана.

Ни машин, ни велосипедов, ни мотоциклов. На земле у одного из прицепов виднелась спутниковая антенна. Все двери заперты, занавески задернуты. Никаких признаков жизни.

Я уже поняла, что многие жители этой части Франции ведут своеобразный образ жизни. Они часто переезжали из одного пустующего каравана в другой, нанимаясь на любые сезонные работы. Луи рассказывал, что жил именно так. И, уверял он меня, был не единственным.

В любом случае, эти караваны необитаемы или их хозяева долгое время находятся в отъезде.

Я нервно взглянула на часы. Пять минут третьего. Повернулась к дорожке, которая казалась такой же заброшенной, как и вся местность вокруг.

У деревянного домика стоял хлипкий садовый стул, на него я и уселась. Время шло. Два пятнадцать. Два двадцать. Половина третьего. Заслышав в отдалении шум автомобиля, я вскакивала со стула и шла к дорожке, но всякий раз моим надеждам не суждено было сбыться.

Без пятнадцати три. Я больше не могла сидеть. Встала, начала кружить между караванами. Через пять минут я знала их вдоль и поперек.

Под ногами трещали ветки, шуршали осенние листья. Похолодало, или мне это показалось? Я сунула руки в карманы куртки и смотрела, как изо рта с дыханием вырываются облачка пара.

Где его носит?

В голове пролетали разные мысли. Может быть, что-то случилось? Несчастный случай на дороге… Я не один раз была свидетельницей почти аварийных ситуаций с мотоциклистами — этими камикадзе, которые выделывали зигзаги на крутых поворотах трассы с двухполосным движением, дерзко пересекая на большой скорости разделительную полосу, а на приближение грузовых фур реагировали, прибавляя газу, вместо того чтобы вернуться в свой ряд.

Может, Мишель слишком поздно выехал из дома и…

Три часа.

Я вышагивала взад-вперед по лесной поляне от дорожки к караванам и обратно. Начался мелкий дождик. Пальцы покраснели от холода. Меня била дрожь.

Никак не могла простить себе, что мы с Мишелем не обменялись номерами мобильных телефонов. Я бы позвонила ему или отправила сообщение. По крайней мере, хоть что-то узнала бы.

Возможно, я упустила в пятницу вечером нечто важное? Порывшись в памяти, поняла, что единственный разговор, который действительно можно назвать разговором, у нас с Мишелем был на закрытой террасе ресторана «Пират» в Аркашоне. Да и то мы ни о чем особенном не говорили, разве что о французских диалектах. После этого события разворачивались слишком быстро. Мы едва ли перебросились друг с другом парой фраз.

Ни слуху ни духу. Становилось все холоднее, и здесь, у заброшенных караванов, я спрашивала себя, не слишком ли идеализировала Мишеля. Не нарисовала ли я для себя его радужный портрет, исходя из того, что мне хотелось видеть? В конце концов, что я о нем знала?

У него была судимость, об этом обмолвилась Бетти. И не только у него, у всех парней, работавших у Петера. По ее недомолвкам я поняла, что Вандаму доверять нельзя. Это становилось мне все более очевидным. Мишель воспринимал Петера как отца и не хотел слышать об этом человеке ничего дурного.

Может, Мишель сейчас дома, пьет пиво перед телевизором? Он просто не хочет со мной разговаривать, не хочет, чтобы им помыкала женщина, и дал мне это понять, заставив прийти сюда, в наиболее безлюдное место, какое можно себе представить. А я, как полная идиотка, жду его под дождем.

Он стоял передо мной будто наяву, прикладываясь к бутылке с пивом. Смеялся и шутил вместе с Брюно. Я снова посмотрела на часы. Три пятнадцать. Мишель не придет.

Я пошла обратно к машине. Меня обуревали эмоции — разочарование, злость, досада.

Стыд.

Я вспомнила о покупках только в тот момент, когда села в машину.

Семье был обещан приятный вечер. Потрясающий ужин. Мороженое.