Рассказы о пережитом

КОРОЛИ

От нечего делать я стал перечитывать надписи на стенах: «Палачи, вам не сломить меня!», «И будет день!», «Товарищи, отомстите за меня!», «Смерть фашизму!», «Вставай, проклятьем заклейменный!»…

Но надпись «Друмо» встречалась повсюду, взгляд так и наталкивался на нее. Мне не приходилось встречать такого имени, и поэтому я старался представить, как может выглядеть его обладатель. Очевидно, речь шла о важном лице, раз столько рук пожелало увековечить это имя.

Размышления мои прервал охранник в изношенной одежде, доставивший в камеру нового арестанта и затем тщательно заперевший дверь на замок. Я обрадовался — после долгих дней одиночества наконец-то будет с кем перекинуться словом. Но новенький повел себя не слишком дружелюбно: он прищурил косившие глазки, скривил толстые губы и вместо приветствия спросил:

— Политика?

— Политика, — ответил я в его стиле, — а у тебя?

— У меня-то? — растягивая губы в ухмылке, переспросил арестант и, заметив в углу половинку кирпича, подложил под себя, уселся и только тогда представился. — А я — Илюшка!

— Очень приятно, — улыбнулся я, — как раз вовремя прибыл.

Илюшка тоже улыбнулся, но язвительно.

— Удивляюсь вам, политическим! Мы-то хоть по карманам шарим, кое-чего добываем. Полиция лупит нас, так ведь есть за что! А вы из-за чего страдаете? Бестолочи вы!

Я не пытался убедить его в противном, зная, что это бессмысленно. Да и никогда не считал себя вправе сразу же отвергать чужое мнение, поэтому сделал вид, что ничего не понял, и стал рассматривать стены. На глаза попалась еще одна надпись «Друмо». Мне подумалось, что это подходящий случай сменить тему разговора. Указывая рукой на одну из надписей, полюбопытствовал:

— Случаем, не знаешь, кто это Друмо?

Илюшка взглянул на надпись, а потом перевел взгляд на меня.

— Друмо?

— Друмо.

Я не ожидал, что мой ответ заставит его искренне изумиться.

— Ты что — никогда не слышал о короле?

— Каком короле?

— Нашем. Короле щипачей.

— Каких щипачей?

— Ну, это мы, карманники, себя так называем, — покровительственным тоном объяснил Илюшка.

Затем на меня обрушилась уйма подробностей, касающихся Друмо. Не знаю, сколько бы мне пришлось слушать, если бы не открылась дверь камеры, впустив еще одного арестованного.

Увидев его, Илюшка сразу забыл обо мне.

— Вот дела! Арпо, никак и тебя взяли?

Арпо запустил пятерню в кудрявую шевелюру черных вопрос:

— Взяли в парке, у каруселей… Работал на пару с Друмо.

— С Друмо? — чуть не сорвался на крик Илюшка. Выпятив толстые губы, спросил: — А он как?

— Сбежал, — бросил чернокудрый и сел на пол, скрестив ноги по-турецки.

По всему видать, пребывал он в расстроенных чувствах, хотя это и не помешало ему довольно подробно описать проделанную совместно с «королем» работу. Илюшка буквально упивался каждым словом, то и дело восклицая:

— Вот это да! Мне хоть бы разок так, а потом и помереть не страшно!

Спустя несколько дней наша компания увеличилась еще на одного арестанта. При его появлении оба карманника мгновенно вскочили на ноги. Почти раболепно Илюшка пригласил его присесть, уступил свою половинку кирпича. Тот принял знаки внимания как нечто само собою разумеющееся, уселся и окинул меня цепким взглядом. Арпо тут же пришел ему на помощь:

— Политика.

Новенький улыбнулся с плохо прикрытой иронией. Вне всякого сомнения, нас почтил своим присутствием сам король щипачей. Я сделал вид, что происходящее меня нисколько не интересует. Он уселся поудобнее и забарабанил пальцами по колену. По всему было видно, что он нервничал. Я исподтишка рассматривал его. Невысокого роста, рыжеватый, пальцы тонкие и нервные, глаза невероятно подвижные. В нашем краю говорят — «глаза на веревочке».

С приходом Друмо воцарилось молчание. Это, видимо, не пришлось по душе его «коллегам», ибо, спустя какое-то время, они осторожно спросили, как он здесь очутился. Друмо в ответ махнул рукой и сквозь зубы процедил:

— Невезуха!

Поняв, что «королю» не до разговоров, карманники сконфуженно умолкли. В это время охранник принес передачу Илюшке от каких-то его родственников — узелок с караваем хлеба. Илюшка разломил его на две половины. Одну сунул в узелок «на завтра», а другую разделил поровну на всех.

Поев, мы принялись укладываться спать. Илюшка же, по-видимому, опасаясь, как бы у него не исчез остаток хлеба, принял меры предосторожности: туго связал узелок, положил себе под голову. Так и уснул. Потом послышалось равномерное дыхание остальных. Только мне не спалось. Мешали мухи, которые летали даже в темноте и поминутно садились на лицо.

Где-то после полуночи Друмо шевельнулся и осторожно приподнялся, опираясь на локоть. Мне почему-то пришла в голову мысль, что он решил украсть остаток хлеба у Илюшки, и я затих. Когда еще представится случай своими глазами увидеть, как вор крадет у вора? «Король» достал из кармана обрывок тесемки и принялся осторожно водить им у лица Илюшки, стараясь, по-видимому, имитировать полет назойливой мухи и время от времени слегка касаясь то щек, то лба спящего. Не просыпаясь, тот стал машинально отгонять «назойливое насекомое». Друмо продолжал ту же игру, пустив в ход на сей раз уже пальцы, приучая жертву к более осязательным прикосновениям. Илюшка, казалось, в какое-то мгновение готов был проснуться, но потом снова затих и лишь время от времени тяжело сопел. Левой рукой вор осторожно скользнул под подушку, легонько приподнял голову спящего и придержал в этом положении. Одновременно правой рукой грабитель вытащил узелок, ловко развязал его, извлек оставшуюся половину каравая, сунул вместо него половину кирпича, вновь стянул узелок и сунул его на прежнее место. Остальное было совсем простым делом. Друмо съел хлеб в полной тишине, не издав ни звука, и улегся спать.

Утром, еще окончательно не продрав глаза, Илюшка решил позавтракать. Я внутренне приготовился вмешаться в ссору, которая, по моему мнению, неизбежно должна была вспыхнуть между карманниками. Но, поняв, что произошло, Илюшка пришел в восторг, хлопнул Друмо по плечу и заявил:

— Друмо, ты действительно король!

«Король», еще не очухавшийся со сна, не удостоил его и взглядом.

К вечеру наш «коллектив» увеличился еще на одного уголовника. У него были необычайно густые сросшиеся брови и глубокий шрам на левой щеке. Когда его привели к нам в камеру, меня удивил не столько его устрашающий вид, сколько поведение карманников, которые просто благоговели перед ним. Друмо всем своим видом выражал глубочайшее чинопочитание и не знал, как и чем ему угодить. Я подсел к Илюшке и попытался через него понять, что за птица залетела к нам. Илюшка чуть слышно шепнул мне на ухо:

— Жоко — король медвежатников.

Мне уже приходилось слышать, что на жаргоне уголовников «медвежатники» — это взломщики дверей и сейфов. Случалось, посягали они и на человеческую жизнь, шли на «мокрое дело».

Новый король оказался куда разговорчивее Друмо. Ему нравилось сыпать шутками и прибаутками, рассказывать смешные истории и случаи, над которыми он сам хохотал громче всех. Его смех просто переполнял камеру. Но о своей профессии он помалкивал, ни разу не коснулся этой темы. И все же ему представился случай продемонстрировать свое мастерство. Камера, в которой мы находились, была длинной и очень узкой. Арпо решил измерить ее ширину своим телом. Для этого он улегся поперек камеры, упершись ладонями рук в одну стену, а подошвами стоптанных туфель — в противоположную. Все могло на этом и закончиться, но Илюшка вызывающе бросил:

— Арпо, ты рисковый фраер?

Арпо, лежавший на полу, повернул к нему голову.

— Чего спрашиваешь?

— Если рисковый, то поднимись до потолка, вот как лежишь сейчас, упираясь в стены.

Арпо вначале не понял, чего от него хотят. Потом до него дошло, и он упрямым тоном заявил:

— Думаешь, слабо?

— Слабо.

— Это я запросто, как по столичной брусчатке!

Илюшка прищурил косые глазки и ухмыльнулся:

— Брось фраериться!

Вместо ответа Арпо приступил к делу. Тяжело дыша и отдуваясь, он стал медленно подниматься вверх, но не удержался и упал на пол, до крови разбив голову. Веселье в камере прекратилось. Жоко принялся стучать в дверь, чтобы попросить бинтов, ваты и йода. Но на его стук никто не отзывался. Он подошел к Арпо и осмотрел голову — рана продолжала сильно кровоточить. Тогда король медвежатников огляделся, подобрал с полу кусочек ржавой проволоки, сунул его в замок двери, покрутил им влево-вправо, и дверь распахнулась. Мы были просто ошарашены, но он, не обращая на нас ни малейшего внимания, осторожно выглянул наружу и вышел в коридор. Вскоре он вернулся и принес все необходимое. Перевязал голову пострадавшему и вновь запер дверь. Дежурный охранник по этажу так ничего и не заметил — он спал в конце коридора глубоким сном.

Но даже оказав Арпо помощь, король медвежатников особо не жаловал карманников. Это чувствовалось по его поведению, несмотря на то, что он и старался внешне не показывать этого. Мне было непонятно, почему, но однажды, когда трое карманников с азартом играли в кости в углу камеры, а он наблюдал за ними с нескрываемым презрением, я не выдержал и спросил:

— Эти ребята тебе, вроде, не очень по душе?

— Не очень, — согласился он и замолчал.

— Не понимаю, ведь все вы одной профессии…

В ответ он злобно нахмурил свои и без того страшные брови.

— Говоришь, одной профессии? Да они же шарят по карманам! Тьфу, низость какая!..

На следующий день после этого разговора меня перевели в тюрьму. Там, спустя несколько месяцев, я вновь встретил короля медвежатников. Но во время этой встречи произошло нечто странное, крайне озадачившее меня. По коридору прошествовал невзрачного вида хромой уголовник. Завидев его, Жоко настолько разволновался, что даже шрам на его щеке порозовел, и подчеркнуто подобострастно поздоровался с ним. Когда незнакомец удалился, Жоко возбужденно шепнул мне:

— Это Котев!

— Что за Котев?

— Да Котев же? Король фальшивомонетчиков!

Я решил, что судьбе было угодно познакомить меня с высшим представителем преступного мира. Но я ошибся. На следующий день во время прогулки во дворе тюрьмы я своими глазами увидел, как некий красавец с довольно интеллигентной физиономией и гордой осанкой небрежно подозвал к себе Котева:

— Эй, кривоногий, поди-ка сюда!

Король фальшивомонетчиков, как послушный утенок, приковылял на зов. Ни имени того «короля» с интеллигентной физиономией, ни чем он знаменит, мне так и не довелось узнать, ибо вскоре меня перевели в другую тюрьму.

По дороге к новому месту заключения я раздумывал о том, что «короли» преступного мира и подлинные короли, царствующие особы, которыми переполнена история человечества, очень похожи друг на друга. И одни и другие царствуют благодаря преступлениям. И одни и другие поддерживают свое величие, совершенствуясь в темных делах. И одни и другие могут быть как королями, так и слугами, встретив на своем пути более сильного властителя. Но все же между ними существует и различие. «Короли», описанные в этом рассказе, порой могут вызвать чувство, похожее на симпатию. А вот другие — никогда. Во всяком случае, я так считаю.