Перед тем, как у львицы появится на свет малыш, она уходит из львиного семейства — прайда и где-нибудь поблизости, под кустом африканской саванны, построит удобное логово. Как утверждают натуралисты, пока малыш окрепнет, львица живет отдельно, но связи с прайдом не теряет. Время от времени, повернувшись в его сторону, она подает голос: «У меня, мол, все в порядке. Не беспокойтесь. Скоро вернусь».
Именно такой, мне кажется, момент из жизни львов запечатлел скульптор-анималист, изобразивший над входными воротами Ашхабадского зоопарка скульптурную группу — львицу и ее малыша. Взгляды обоих устремлены в одну сторону, туда, где оставлена львиная семья.
На тех же воротах зоопарка, на голубом фоне трехгранного фриза, четко выделяются белые барельефы разных птиц и зверей. А вдоль тротуара, в обе стороны от ворот разошлась высокая сквозная ограда…
В зоопарке я бываю ежегодно, и каждый раз — со смешанным чувством нетерпеливого любопытства и грустного сострадания.
Вот и сегодня я пришел сюда, чтобы увидеть что-нибудь новое и, как обычно, начал осмотр зоопарка с небольшого, похожего на фанерную будку, вольера, где живут австралийские волнистые попугайчики. Еще издали я услышал их громкий, задиристый галдеж. Вечно занятые собой, бесконечными обсуждениями каких-то острых вопросов и выяснением не менее острых отношений, попугайчики то и дело ныряют в домики, похожие на скворечники и тут же выскакивают оттуда. Словом, целый день — суета, споры, раздоры и — ни минуты отдыха.
Этот шумный базар мне быстро надоел и я перешел к тихому, более просторному вольеру, где жили черные грифы, беркуты, белоголовые сипы, стервятники и кондоры. Этих птиц я видел много раз и почти всегда в неподвижном состоянии. Редко какая-нибудь из них, взмахнув огромными крыльями, перелетит с перекладины на камень или с камня на перекладину. В облике каждой птицы — горькая тоска по вольному небу. Гриф, сидящий на перекладине с грустно опущенной головой, неизменно напоминал мне печальную фигуру горца с наброшенной на плечи черной квадратной буркой.
Минуя все виденное ранее, я направился к небольшому загону, где ходил молодой, сильный светло-золотистый кулан. Было заметно, что он чем-то возбужден, взволнован.
Оказалось, в это время работница зоопарка разносила копытным свежую траву. Кулан уже издали улавливал ее запах и волновался. Он высоко поднимал голову, настораживал уши и сердито фыркал. Запах травы, очевидно, напоминал ему о весеннем приволье бадхызских степей и холмов, где он когда-то разгуливал в табуне своих собратьев.
Наконец, очередь дошла и до кулана. Работница, разносившая траву, подошла к железной двери загона и перекинула через нее скупую порцию травы — не больше килограмма. Увидев ее, кулан подбежал к двери и со всего разгона рухнул перед нею на колени, но есть траву не стал.
— Дали бы больше. Что вы так скупитесь? — посоветовал женщине пожилой солидный мужчина. — Разве столько надо взрослой лошади?
— Ему и этого — за глаза, — сурово ответила женщина. — Он такой, дьявол, злой!.. Хуже всякой тигры…
— А если бы вас в клетку? — засмеялся парень, водивший по зоопарку своего маленького брата. — Какой бы вы были?
Потом эта же мрачная женщина принесла и высыпала в куланью кормушку совок ячменя. В это время кулан находился на прежнем месте, на середине загона. Увидев, что ему принесен ячмень, он снова подлетел к двери и снова, сотрясая каменный пол, бросился на колени. При этом, то ли от обиды, то ли от невыносимой боли, он громко и жалобно застонал. Совершенно непостижимо, как оставались целыми ноги от таких мощных ударов о каменные плиты. На первый взгляд непонятной была и жестокость кулана к самому себе. Чего он хотел, чего добивался? И мне показалось, что своим поведением он хотел растопить сердце человека, тронуть его, чтобы тот сжалился и отпустил на волю.
Вот тут-то на помощь кулану и должны были бы прийти доброта и ласка человека. И не только ему одному, но и другим животным, обреченным на пожизненное заключение в тесных, прогнивших, вонючих и грязных клетках зоопарка. Уверен, если бы люди, верные своему служебному долгу, проявляли бы человечность и заботу о братьях наших меньших, их участь намного была бы легче. Лишь по той причине, что животные находятся здесь не по своей охоте, а так захотел человек, только поэтому надо относиться к ним с исключительным вниманием и любовью. Однако, как убеждался я много раз, на такую заботу им рассчитывать не приходится. Зачастую клетки бывают не чищенными, а их обитатели не кормленными. Даже в летний зной у них не бывает воды, так как уход за пленниками зоопарка доверяют людям случайным, грубым, нерадивым, не уважающим свой труд.
…От куланьего загона я прошел к тем клеткам, где находились представители семейства кошачьих. У самой крайней из них, перед низкой оградой собралась небольшая группа любопытных. Я присоединился к ней и увидел в клетке, на высокой перекладине, молодого леопарда. Как выяснилось, он жил не один, а с сестрой, которая скрывалась во второй половине клетки.
Леопард, свесив пятнистый хвост, лежал спиной к зрителю и не хотел повернуться или спрыгнуть на пол даже тогда, когда один из посетителей метнул в него несколько мелких камней.
— И до чего же дикий! — возмущались люди. — Откуда только взяли такого?
Но никто на этот вопрос ответить не мог. Поблизости не было ни экскурсовода, ни научного работника. И в тот момент, когда я собрался было уходить, к ограде подошел плотный коренастый мужчина и встал рядом со мной. Он внимательно пригляделся к леопарду и крикнул:
— Дик! Ну, что же ты лежишь? Встань, лежебока, покажи себя!
В ответ Дик слегка приподнял голову и снова положил ее на лапу, словно показывая, что ему не до гулянья.
— Интересно, а где же Альфа? — как бы про себя, ни к кому не обращаясь, произнес мужчина. — Неужели спряталась? Альфа, — позвал он ласково. — Альфа! Где ты?
И вдруг на этот зов на середину клетки осторожно вышла большая пятнистая кошка. Она постояла немного, сердито оглядела людей через решетку и убежала в свое укрытие.
— Альфа, куда же ты? — заволновался мужчина, но остановить Альфу ему не удалось.
— Откуда вы знаете этих леопардов? — спросил я с интересом посетителя зоопарка, который знал их имена.
— О-о-о! Это целая история! — воскликнул он. — Если хотите, могу коротко рассказать.
Так я познакомился с научным сотрудником одного из туркменских заповедников. Иваном Сухаревым.
Мы отошли от загородки и сели на скамейку, напротив клетки с леопардами.
— Это было прошлой весной, на нашей южной границе, — начал свой рассказ Иван Семенович. — Однажды утром пограничники объезжали контрольно-следовую полосу вдоль реки. Делая плавные повороты, контрольная полоса повторяла изгибы речного берега, над которым подымались высокие сопки, изрезанные распадками, балками и узкими щелями. На сопках зеленели травы, фисташковые рощицы, дикий инжир. В общем, это была местность, удобная для кабанов, архаров, и для жизни и охоты леопардов.
Проезжая у подножия пологого холма, пограничники увидели двух пятнистых кошек, удиравших вверх по густой траве. Лейтенант Надутый, взяв с собой ватник, решил их догонять. Бежать по траве кошкам было трудно и вскоре они устали. Одну из них Надутый накрыл ватником, а другую без особого труда, взял себе подмышку.
Это были маленькие леопарды, каждому из которых было не больше двух месяцев. Однако по характеру они тогда уже были разные.
Котенок, накрытый ватником, не захотел мириться с пленом и, выпущенный в машине, укусил шофера за ногу. Да так сильно, что тот вскрикнул от боли.
— Если вы не выбросите этих кошек, — сердито сказал он лейтенанту, — я прибью их!
Лейтенант Надутый накинул ватник на злого котенка и взял его на руки.
Маленьких леопардов Надутый привез к себе на квартиру. Он жил одиноко и очень любил животных. Обитателями его холостяцкой квартиры давно уже стали ежи, зайцы, шакал, каракал, ядовитые змеи, мелкие птицы. Все свободное от службы время лейтенант отдавал уходу за своими подопечными и гордился, что имеет зоологический музей у себя на дому.
Маленьких леопардов Надутый поместил в просторный ящик и надеялся со временем сделать их ручными. Но вскоре понял, что этого ему не добиться. Особенно агрессивно вел себя котенок, которого за буйный и злой характер офицер окрестил Диком. Он набрасывался на хозяина и норовил вцепиться ему в лицо.
Котята взрослели и становились все опаснее. Надутый хотел было построить для них отдельный вольер, но начальство заставы не разрешило. Была и другая опасность: к дому, где жил лейтенант, все чаще стала наведываться мать маленьких леопардов. Ночью она подходила к заставе, долго бродила вокруг нее, оставляя отпечатки лап. Встреча со взрослым леопардом могла печально кончиться для человека. Взвесив все это, лейтенант решился, наконец, расстаться с пятнистыми малышами и однажды привез их к нам, в поселок.
В поселке, на территории гаража, пустовало одно помещение. Мы отгородили в нем угол и поместили туда Дика и его сестру Альфу. Пока они были маленькими, они не могли выпрыгнуть за перегородку и были безопасны. Но потом, когда подросли, они без особого труда стали покидать свой угол и свободно разгуливать по всему помещению. В такое время в одиночку заходить к кошкам никто не решался. Поэтому решено было рядом с зоологическим музеем заповедника, где содержалось несколько куланов и архаров, построить вольер для леопардов.
Когда его построили, встал вопрос, как переместить в него пятнистых кошек? Кто-то предложил переловить их голыми руками и делу конец! Осуществить эту операцию вызвались трое сотрудников заповедника — Александр Гарманов, Алексей Ващенко и Алексей Демин. Действовать условились таким образом: пока кошки не будут пойманы, дверь помещения не открывать. Долго они гонялись за ними, но все усилия поймать леопардов оказались безуспешными. Едва ловцы приближались, как леопарды, со всей яростью бросались на людей, пуская в ход клыки и когти. В течение нескольких минут разъяренные животные порвали на людях всю одежду и каждого изодрали в кровь. Когда ловцы вышли из помещения, на них страшно было смотреть.
После этой неудачной операции была построена специальная клетка с падающей стенкой. А чтобы вставить ее в дверь помещения, где находились кошки, пришлось вырезать в ней квадратное отверстие.
Итак, клетка готова и вставлена в дверь, падающая стенка приподнята и к ней подвешен кусок мяса — стоит лишь дотронуться до него, и стенка упадет.
Двое суток к мясу никто не притрагивался. На третий оно тоже осталось нетронутым, но стенка упала, и первым в клетке оказался Дик. Когда мы подошли, Дик вскочил, зашипел по-змеиному и угрожающе оскалил зубы. Его перенесли в вольер, а на следующий день — Альфу.
С тех пор прошло месяца два. Кошки заметно подросли, поправились, выглядели бодро. После работы мы собирались у вольера, чтобы полюбоваться на молодых леопардов. Не обращая внимания на людей, они затевали свои веселые кошачьи игры. Особенно неутомимым был Дик. Он часто «отрабатывал» один и тот же охотничий прием: подкрадывание. Делал он это с величайшей осторожностью, бесшумно ступая мягкими подушечками лап. И когда до «жертвы» то есть до Альфы оставалось несколько метров, делал молниеносный прыжок.
Во время игр леопарды старались держаться ближе к задней стенке вольера, где не было людей. Сцепившись, они катались по земле, так же, как это делают домашние кошки. Были нежны друг к другу.
Лично меня всегда поражала красота леопарда. Думаю, нет зверя красивее, чем он. Сильное, ловкое тело окрашено в песочно-серый цвет. И на этом фоне, с головы до хвоста, — словно черные цветы — крупные яркие пятна. В зорких, настороженных глазах — злой зеленоватый огонек хищника. Ходит леопард легко, бесшумно, как тень.
Пока Альфа и Дик жили у нас в заповеднике, мы привыкли к ним, полюбили их. Да и сами они по отношению к нам вели себя более дружелюбно, чем прежде. Они усвоили даже имена и отзывались на них поворотом головы или взгляда. Словом, впечатление было такое, что своим житьем леопарды довольны вполне и вряд ли помышляют о лучшем. Но мы плохо знали Дика.
Однажды ночью он отодрал сетку возле столба и выскользнул из вольера. Но прежде чем покинуть поселок, устроил охоту на его территории. За проволочной изгородью центральной усадьбы жил в это время гибрид — сын самки архара и домашнего барана. Дик поймал этого несчастного гибрида, отгрыз у него жирный курдюк и скрылся в неизвестном направлении.
Всех жителей поселка охватила тревога. По местному радио было передано предупреждение: позже шести вечера из дома не выходить!
Объявлена была тревога и на границе. Пограничникам было приказано зорко следить за контрольно-следовой полосой: зверь мог удрать за кордон. В это время в окрестностях посёлка начались поиски пропавшего беглеца, были расставлены капканы. Тогда же рядом с вольером была поставлена клетка с настороженной стенкой, а внутри клетки подвешено мясо.
Трое суток о Дике не было никаких вестей. Зато в капканы за это время попалось несколько лис и диких котов.
Куда же девался Дик, чем занимался с тех пор, как удрал из вольера?
На этот счет немало было разных мнений, но ни одно из них не подтвердилось. Только потом, спустя много дней, стало известно, что он находился в окрестности поселка, скрываясь на берегу Кушки, в глубокой и удобной норе, вход в которую зарос густым бурьяном.
Уже на следующий день после побега из вольера Дик почувствовал сильный голод. Хотелось выйти из своего укрытия и побегать хотя бы по сухому руслу реки в поисках добычи. Но разве днем выйдешь из норы? Дик понимал, что люди, заметив его, могут либо убить, либо поймать и водворить на прежнее место.
Так, опасаясь людей, он двое суток просидел в норе. И только лишь проклятый голод вынудил покинуть ее.
Глубокой ночью, когда над притихшим поселком вспыхнули звезды, Дик вылез из бурьяна. Огляделся. Вокруг — никого. Теперь надо решать, куда бежать на поиски пищи. И тут он вспомнил о гибриде, у которого он отгрыз курдюк. Но на прежнем ли месте этот гибрид? Если на прежнем, то его можно было бы, пожалуй, доесть. А если не удастся доесть, то оставшуюся часть легко дотащить до норы.
Убедившись, что поблизости нет ни души, Дик, осторожно озираясь по сторонам и делая короткие остановки, пробежал по центральной улице поселка. Затем, свернув направо, бесшумно перемахнул через проволоку загона. Побегал здесь туда-сюда, принюхиваясь к земле, но гибрида на прежнем месте не оказалось. Понурив сонные головы, в загоне друг против друга стояли лишь молодой кулан да старая ослица. Но к ним он даже не подошел. Инстинкт осторожности подсказывал ему, что они сильнее его и нападение на них может плохо кончиться для Дика.
Вскоре, почуяв леопарда, где-то невдалеке громко залаяла собака. Дик так испугался этого лая, что со всех ног бросился к берегу Кушки и скрылся в бурьяне. Здесь он пролежал до утра и весь следующий день.
От голода у Дика подвело живот и при одном воспоминании о гибриде начинали течь слюнки.
Наконец, насилу дождавшись ночи и пересиливая страх, Дик выбрался из норы. Потянув носом посвежевший к ночи воздух, он уловил в нем едва ощутимый запах мяса. Дик убедился, что этот запах доносится из поселка. Соблюдая осторожность, он отправился на поиски мяса и вскоре очутился возле вольера. Увидев брата, в вольере заметалась Альфа. Но Дику сейчас было не до нее. Надо было скорее отыскать еду.
Рядом с вольером Дик увидел клетку, вход в которую был открыт с одной стороны. А внутри клетки висел кусок свежей баранины. Дик догадался, конечно, что это приманка, что до нее нельзя даже дотрагиваться. Тронешь — опять очутишься в западне. Дик долго стоял перед клеткой, все еще не решаясь в нее войти. Но голод и на этот раз заставил пересилить страх. Нырнув в клетку, Дик сорвал мясо и даже не обратил внимания на то, как опустилась настороженная стенка.
Дик торопливо съел мясо, но голода, как следует не утолил, а лишь слегка, как говорится, заморил червячка. После еды он немного отдохнул, напился из консервной банки воды и почувствовал, что силы у него прибавилось. До рассвета было еще далеко и Дику захотелось чем-нибудь развлечься, а вместе с этим и проверить прочность клетки. Дело в том, что две ее боковые доски были пригнаны не очень плотно. Тогда край одной из досок Дик как бы попробовал строгать когтями правой лапы. Зазор между досками заметно расширился. Заметив, что дело идет неплохо, Дик включил в работу левую лапу. Зазор увеличился еще больше. Тогда он пустил в ход клыки и в какие-нибудь 10—15 минут, разломав клетку, снова очутился на свободе!
После этого он решил побегать по поселку и поискать пищи. Бегая между домами, он нечаянно наткнулся на собаку. Та с перепугу подняла лай, Дик хотел было наброситься на нее, но в доме вспыхнул огонь, и леопард, опасаясь, что на лай собаки выбегут люди, стрелой пустился к берегу Кушки. Забежав в нору, Дик пролежал в ней целый день. А к середине следующей ночи снова вышел на поиски пищи. Взбежав на вершину берегового откоса, он увидел внизу сверкающий редкими огоньками поселок.
В поселке стояла тишина. Даже не было слышна собачьего лая. Принюхиваясь к запаху ночного воздуха, Дик, как и в прошлый раз, уловил в нем аппетитный запах свежего мяса. Не соблюдая осторожности, он добежал до вольера, рядом с которым стояла клетка с приподнятой стенкой. И как тогда, внутри клетки висел большой кусок мяса. Теперь у Дика был уже небольшой опыт, и это придавало ему смелости. Он уже знал: хотя в клетку заходить и опасно, но выбраться, из нее можно даже в том случае, если выход из нее будет закрыт. Только для этого не надо жалеть ни зубов, ни когтей. Не раздумывая, Дик зашел в клетку, сорвал мясо и с жадностью съел его.
Так он снова очутился в западне… И на этот раз вырваться на волю ему не удалось.
Работники заповедника, узнав о том, что приходивший ночью, Дик разломал клетку и убежал, изготовили новую, более крепкую. Правда, у них не было особой надежды, что Дик явится снова. Он мог сбежать куда угодно. Все зависело от его желания. Но он не сбежал, и продолжал прятаться в бурьяне. Что же его удерживало рядом с поселком? Страх перед незнакомой местностью или боязнь разлучиться с сестрой? — вряд ли кто ответит на это.
Все дни, пока Дик находился «в бегах», жители поселка, опасаясь встречи с леопардом, не ходили в кино, на работу и к соседям.
— Нужно заметить, — сказал в заключение мой собеседник, — что за все время, пока не было Дика, Альфа, его сестра, ни разу не притронулась к еде. Все это время она была грустна и сильно исхудала. Но как обрадовалась, увидев брата! Соскучился по ней и Дик. Вернувшись в вольер, он подошел к Альфе, нежно замурлыкал, лизнул ей лицо и потерся об ее бок.
Весть о том, что наш заповедник имеет двух молодых леопардов, дошла до Московского зоопарка. Его сотрудники обратились к нам с письмом, чтобы мы продали их зоопарку, но Ашхабад не разрешил продажу, под тем предлогом, что им не плохо будет и в местном — Ашхабадском зоопарке. Однако, если судить по внешнему виду и поведению леопардов, живется им здесь, прямо скажу, не сладко.
После встречи с научным сотрудником заповедника Сухаревым прошло четыре года. Четыре раза я посещал зоопарк, и ни разу не застал на полу клетки двух леопардов сразу. Как всегда, видел лишь одного, да и то — на перекладине.
На пятый год клетка леопардов опустела. Они не прожили и половины своего срока. Умерли они в одно время и от одной и той же болезни: цирроза печени. А мне думается — от плохого содержания.
Столь же мало прожила и антилопа нильгау. В возрасте восьми лет умерла пантера. Причины? Все те же: плохие условия. Берлога была у нее тесная, без нормальной подстилки. Пантера простудилась и умерла от воспаления легких.
Несколько лет назад были кем-то отравлены два молодых бегемота, которые могли бы составить гордость любого зоопарка. Но здесь их не уберегли. До срока скончались и белые медведи.
Вывод напрашивается сам собой. Зачем зоопарку приобретать дорогих редких животных, да еще занесенных в Красную книгу, если их ждет короткая и мучительная жизнь? Не пора ли подумать о таком зоопарке в Ашхабаде, где животным было бы просторно, сытно и где они могли бы — даже в неволе — приносить потомство?
Разве не к этому призывает символическая скульптура молодой львицы и львенка, изображенных над входными воротами зоопарка?