Рассказы змеелова

ОПАСНЫЙ ПОДАРОК

Нам предстоит поездка в Чули. Прошел уже час, другой, а автобуса все нет и нет. Члены кружка юннатов, которым я руковожу, сидят на скамейке вдоль кленовой, аллеи Дворца пионеров и откровенно скучают. О, как я понимаю их нетерпенье быстрее отправиться в горы, на берега торопливой речушки, над которой шумят густые светло-зеленые ветлы! Каждая поездка в Чули сулит ребятам массу интересного: охоту за насекомыми, маленькие открытия, приключения и вольную лагерную жизнь под открытым небом.

Часам к одиннадцати автобус все же подошел. Юннаты (были среди них и девочки), дружно сорвавшись со скамеек, начали грузиться. Надо было захватить все необходимое на несколько дней: продовольствие, палатки, спальные мешки, посуду, дрова.

Когда уже все расселись в автобусе, и он готов был тронуться в путь, у подъезда Дворца пионеров остановился военный грузовик. С него сошли двое солдат в зеленых фуражках и сняли с машины небольшой деревянный ящик с надписью: «Змея!»

Подойдя к пограничникам, я спросил, куда они несут свой груз.

— В подарок юннатам, — ответил один из них.

Я поблагодарил пограничников за подарок и проводил их в свой кабинет. Второпях я даже не заглянул в ящик, а только спросил, что за змея в нем.

— Кобра, — ответили солдаты.

Я запер кабинет, а ключ от него отдал нашей лаборантке, пожилой женщине, которую все мы звали тетей Маней и которая в моем кабинете на специальной этажерке выкармливала гусениц тутового шелкопряда.

Все, казалось, было хорошо: неожиданный подарок, экскурсия, весна… и никому не пришло тогда в голову, что в наше отсутствие кобра сумеет выбраться из ящика и устроит серьезный переполох, а меня сочтут главным виновником этого происшествия. Но… об этом немного позже.

Наскоро попрощавшись с пограничниками, я сел в автобус.

Пока мы ехали по городу, в машине было шумно: кто с товарищем спорил, кто громко смеялся, кто пытался запеть…

Но вот мы за чертой Ашхабада, и в автобусе наступает тишина — только слышится ровный рокот мотора. Повернувшись к окнам, ребята во все глаза смотрят по сторонам, где столько света, простора, и волнующих красок. Даже наш оранжево-красный автобус и тот как бы подчеркивал своим видом весеннюю прелесть земли.

На юге, одетые в мягкую траву-мураву, проплывали холмы. За ними синели неровные вершины Копетдага. А справа, почти до самого горизонта, до светлой полоски песков, привольно раскинулась зеленая лощина с какими-то домиками на ней и купами деревьев.

Потом дорога нырнула вниз и пронеслась сквозь густую веселую рощу. За этой рощей, справа, словно в танце, закружились шиферные крыши колхозного поселка. С другой стороны, вдалеке к самому подножью отуманенных гор темным малахитом прильнул поселок Багир.

Затем дорога надвое рассекла бесконечный фруктовый сад и так летела до самого въезда в душистую прохладу Фирюзинского ущелья.

Справа и слева мелькали темные стволы карагачей, над которыми круто возносились серые и желтые скалы. Дорога быстро извивалась между ними. И скалы то вставали на нашем пути, то медленно, как бы с неохотой расходились в стороны, пропуская нас вперед.

Ущелье кончилось внезапно.

Вскоре на развилке дорог машина, свернув направо, покатилась вниз по горной долине.

Кончился этот спуск у въезда в местечко Чули, в небольшой дубовой роще, которую наискось пересекла звонкая речка Чулинка.

Недалеко от нее в укромном уголке мы расчистили от камней ровную площадку для палаток и сложили в них вещи.

Управившись с хозяйственными делами, приготовили обед. Мы ели из общего котла. Ах, какой вкусный, какой аппетитный был обед! Наверно, ни один самый искусный повар в мире не смог бы приготовить такого обеда.

После отдыха определили маршруты пеших походов, назначили дежурных по кухне и на ночное время.

Вечером долго сидели у костра, толковали на разные темы, спорили. Когда голоса затихли, было слышно, как о чем-то сонно и мрачновато бормочет Чулинка.

Наутро чуть свет — в поход. Было решено обследовать сухие балки к востоку от нашего лагеря.

Я иду впереди. За мной цепочка юннатов — светлые кепи, панамы, широкополые сомбреро. У каждого, как и положено, за плечами — рюкзак, в руках — сачки.

Вершина горы вспыхивает оранжевым блеском, а на склонах, в извилистых складках еще лежат фиолетовые тени.

Воздух прозрачен. Дышится легко. Ребятам такие походы нравятся. Польза от них немалая. Они не только закаляют физически, но и обогащают знаниями о природе. Как руководитель и старший по возрасту, я стараюсь передать ребятам свой опыт натуралиста, научить их зоркости, вести записи наблюдений.

Спускаемся в балку. Вся она заросла серыми кочками полыни, ершистым яндаком и круглыми, как шапки, кустами бурьяна.

Балка извивается вдоль горного склона.

Я сбавляю шаг. Ребята идут со мной рядом.

— Ну, вот, — говорю я им, — можно, пожалуй, и начинать…

Они разбегаются по дну балки, обшаривают каждый куст, заглядывают в норы, переворачивают камни.

Проходит немного времени… и раздаются радостные возгласы наиболее удачливых охотников. Один за другим они подбегают ко мне, чтобы показать свои трофеи.

Чего тут только нет!.. Жуки, кузнечики, быстрые ящерки, горные и степные агамы, длинноногие сцинки, золотистые мабуйи. Есть и бабочки: голубянки, пяденицы, желтушки.

Из одной балки мы переходим в другую, и тут ребята резво гоняются за своей добычей. Время пролетает незаметно. Уже и солнце клонится к западу. Ребята умаялись, вспотели.

Мы направляемся в лагерь.

Подойдя к шоссе, я вдруг замечаю на обочине несколько маленьких воронок.

«Интересно, знают ли юннаты, кому принадлежат эти воронки?»

На мой вопрос долго никто не отвечает. Наконец, кто-то нерешительно произносит:

— Кажется, там чертик живет. А какой он, не знаю.

— Да. Так иногда называют обитателя вот такой лунки, — говорю я ребятам. — А по-научному — это личинка муравьиного льва.

Услышав про льва, юннаты настораживаются — это интересно. Ведь речь идет про личинку какого-то льва. И всем захотелось поглядеть на эту личинку.

Прежде чем удовлетворить любопытство моих юных друзей, я прошу их принести хотя бы одного или двух муравьев. На поиски уходит много времени (когда нужно, и муравья не сыщешь сразу). Наконец, его находят. Я бросаю муравья в песчаную воронку и в ту же секунду на ее дне кто-то ворохнулся, выставив кверху темные крючья. Муравей, схваченный ими, исчез под слоем пыли.

Так стремительно и ловко действует личинка муравьиного льва.

— Ну, а теперь, — сказал я, — давайте поглядим на «чертика».

Правой рукой, как лопатой, я подкопнул воронку. Часть песка пропустил между пальцев, а остальную часть сдул с ладони. На ней неподвижно лежал неприятный на вид серый бородавчатый мешочек в коротких ворсинках. Взгляды ребят прикованы к моей ладони. Какое-то время они молчат, рассматривают на ней таинственный мешочек. Потом начинают перебрасываться замечаниями, которые скорее похожи на комментарий к тому, что они увидели.

— Хитрый видать, черт-то, — говорит один из них, — притих, будто мертвый.

— А где глаза у него? — спрашивает другой, — неужели слепой?

— А зачем они, глаза-то? Газету что ли читать? В песке ведь сидит.

— Да и ног, кажется, нет…

— А страшный-то какой! — с ужасом произносит девочка.

— Чертом-то зря что ли называют! — резонно отвечает ей юннат. — Вон рога-то какие…

Личинка муравьиного льва — хищник по природе. Это она строит ловчую яму и терпеливо ждет, когда свалится в нее какой-нибудь муравьишка, гусеница или жук. А если свалится — не вырвется, «чертик» уничтожит мгновенно. Ждать такого момента ему приходится долго. И все же этот момент наступает. Почему? Что привлекает насекомых в смертельную западню? Может, личинка издает какой-нибудь звук или соблазнительный запах? Пока это одна из загадок природы.

Ну, а каков из себя взрослый муравьиный лев? Похож ли он на личинку? Ничуть. Во взрослом виде это насекомое похоже на стрекозу. Есть у него и глаза, и крылья, и три пары ног.

Немало интересного принес нам и следующий день.

Утром мы предприняли поход на Соленый арык, расположенный в нескольких километрах от дубовой рощи. Вытекает он из небольшого родника у подножия горы. Вода в нем действительно солоноватая, но чистая, как хрусталь.

Берега арыка в нескольких местах заросли тростником. Русло неровное — то узкое, то широкое. Разливаясь на мелководье, вода бежит по разноцветной гальке, сверкая мелкой трепетной рябью.

Было еще прохладно. Прилепившись к листьям травы и тростника, висели на них сонные стрекозы: снимай и клади в коробку.

Но вскоре пригрело солнце. Стрекозы ожили, застрекотали над водой, над кустами, и юннатам пришлось пустить в ход свои сачки.

Стрекоз было несколько видов. Но чаще всего попадались лютка и красотка. Особенно ярко окрашена красотка — отсюда и название. Брюшко и глаза самца цвета зеленовато-синей морской волны. Крылья с краев мягкого буровато-черного цвета.

У самки наряд другой, но такой же яркий, бросающийся в глаза. Брюшко изумрудно-золотистое, а крылья прозрачно-зеленоватые. Все стрекозы полезны. Они уничтожают за день тучи комаров.

Там же, на Соленом арыке, нам везло на бабочек, прилетевших в полдень на водопой. Кто-то из ребят обнаружил, что в арыке водится рыба. Ну, как тут удержаться от рыбалки!

Рядом с Соленым арыком, на гладкой глинистой поверхности, я заметил небольшое, размером с копейку, отверстие. Обычно в таких норках живут роющие осы: сфексы, помпилы, наездники. Охотятся они на гусениц, мух и кузнечиков. Парализуя жертву, осы откладывают в нее яичко, из которого потом появляется личинка, питающаяся полуживым насекомым.

Некоторые наездники откладывают яички в коконы паука тарантула. А такая оса, как камбас, — в живого каракурта. Чтобы проделать такую сложную «операцию», от камбаса требуется быстрота и смелость. Ведь он вонзает свой яйцеклад прямо в рот каракурту! Смело бросающийся на любое насекомое и даже небольших змей, каракурт, завидев камбаса, начинает трепетать от страха. Ужаленный осою в рот, ядовитый паук с этой же секунды становится пищей для личинки камбаса.

Я подозвал юннатов и попросил подождать «хозяина» вертикальной норки. Ждать пришлось довольно долго.

Кое-кто из ребят уже стал скучать, позевывать. Но наше ожидание было вознаграждено с лихвой, когда появился крылатый «хозяин». Это был похожий на осу, но более темный и больше размером наездник. Он опустился недалеко от нас со своей добычей — белой пятнистой гусеницей. Не шевелясь, она лежала на спине. Видимо, наездник уже успел ее парализовать.

Обхватив гусеницу передними ногами, он стал подвигать ее к норе.

Вот до норы осталось не больше двух сантиметров. Наездник соскочил с гусеницы, малость отдохнул и нырнул в норку — надо проверить, нет ли там непрошеного гостя: за время отлучки всякое бывает…

Проверил. Вылез наружу — все в порядке. Теперь — за дело. Затолкал гусеницу в норку и сам скрылся туда же.

Не появлялся минут пять. Надо было на гусеницу отложить яички. Когда это было сделано, вылез наружу и забросал входное отверстие землей. Потом, упираясь головой, основательно утрамбовал ее.

Встреча с наездником произвела на юннатов сильное впечатление — весь вечер только и разговоров было о нем и насекомых вообще. Ребята забрасывали меня вопросами, они хотели знать все. Такой интерес вполне понятен. Насекомые удивительные создания. У многих из них, в отличие от крупных позвоночных животных, по нескольку пар глаз, органы слуха находятся где-то на ногах, взрослые резко отличаются от личинок.

Такими насекомых природа создала за многие миллионы лет. И фантазия ее кажется безграничной. Пока никто с точностью не скажет, сколько на нашей планете видов насекомых: может, миллион, а может, больше. Больше всех жуков — 250 тысяч видов. На втором месте по количеству видов — бабочки. У каждого вида своя окраска, размер, форма, образ жизни.

Но есть у них одно общее: в мире насекомых все начинается с яичка. И, как видно из наблюдений, существуют они не зря. Именно от них, от насекомых, находится в зависимости вся органическая жизнь на земле.

Насекомых — миллиарды! Но, как ни странно, человек не всегда обращает на них внимание. Во всяком случае оно не такое, как по отношению к крупным животным. И все же нередко насекомые громко заявляют о себе: наносят ущерб урожаям, губят леса, разносят тяжелые болезни, жалят, смертельно кусают.

Говорили и о пользе насекомых.

И тут вспомнили о нашей домашней пчеле — замечательной труженице садов и полей. Опыляя растения, она помогает повышать урожайность многих сельскохозяйственных культур. Это поистине колоссальная работа, доступная только ей, домашней пчеле. Она же, собирая с цветов нектар, дает человеку чудесный мед и воск.

Вспомнили и о том, какую роль играют насекомые в питании птиц, в выкармливании птенцов. Существует даже предположение о том, что именно насекомые заставили птицу обрести способность летать. Взять, к примеру, хотя бы стрижей, ласточек, мухоловок.

И еще говорили о том, сколько неразгаданных тайн хранит жизнь насекомых, об их связи с окружающей средой, друг с другом и как важно изучать их.

А изучать насекомых не просто. Жизнь многих из них до сих пор остается загадочной. Дело в том, что они умеют отлично маскироваться и прятаться в траве, в земле, в норах, под камнями, под древесной корой. От ученого-энтомолога требуется большое терпенье и тонкая наблюдательность. Порою на то, чтобы как следует изучить хотя бы один вид насекомого, уходят годы кропотливого труда.

…Дня через три после экскурсии мы вернулись в Ашхабад.

Я слабо верю в дурные предчувствия, но все эти дни у меня на душе словно кошки скребли.

К сожалению, мои предчувствия меня не обманули.

Когда автобус наш остановился у знакомого подъезда, я увидел на крыльце директора Дворца пионеров. По его взгляду я сразу определил, что он чем-то сильно раздражен.

Как только я сошел с автобуса, он отозвал меня в сторонку и, гневно вращая глазами, сказал:

— Вы думаете о чем-нибудь? Вы что… захотели под суд? Так что ли?..

Я растерялся, не зная, что отвечать.

— В чем дело? Что случилось? — спросил я, волнуясь.

— Ха! В чем дело?!.. — воскликнул директор. — А в том, что кобра, подаренная вам, гуляет на свободе. Да-с! Гуляет!

— Где?

— Да там… в вашем кабинете. А все из-за вас, из-за вашей халатности.

«Неужели укусила кого-нибудь?» — пронеслось у меня в голове.

Я спросил об этом директора.

— Ха! Еще не хватало, чтобы кого-нибудь укусила! — резко ответил директор. — Вы думаете, о чем говорите?

Войдя в вестибюль, я бросился во двор.

Перед окном моего кабинета встретил тетю Маню.

— Вот уже несколько дней дежурю, — спокойно сказала она. — Директор поставил, чтобы мальчишек сюда не пускать.

Как же кобра очутилась на свободе?

На следующий день после нашего отъезда в Чули, тетя Маня принесла в мой кабинет свежие листья для гусениц тутового шелкопряда. В это время сюда же зашла уборщица и сказала:

— Кобру, говорят, привезли. Нельзя ли взглянуть? Ни разу, Маша, не видела живой кобры.

Лаборантка подошла было к ящику, стоявшему возле окна, и в ту же секунду отпрянула назад, на подоконнике, греясь в лучах теплого весеннего солнца, лежала кобра. Охваченные страхом, женщины подцепили этажерку с гусеницами, выбежали из кабинета и заперли его на ключ.

Об этом происшествии тотчас узнал директор. Когда он подошел к окну, кобра поднялась и зашипела.

— Ох, и костерил он вас, — продолжала свой рассказ тетя Маня, — ох, и костерил!.. «Уж я его!», «Уж я ему!», «Какая халатность!», «Какое безобразие!»

Змейка тоже оказалась с характером: директор бранится, размахивает руками, а кобра шипит и язык показывает. Смех и грех!..

Ребята понабежали. Директор ребят разогнал, а мне приказал дежурить до вашего приезда.

Как и следовало ожидать, кобры на окне уже не было.

Я вошел в кабинет и решил установить, как удалось кобре вылезти из ящика. Оглядев его со всех сторон, обнаружил в одной из боковых досок небольшое отверстие. Вероятно, во время перевозки из нее вылетел сучок. В это отверстие кобра и выползла на подоконник.

Но куда же все-таки скрылась она? Осмотрел все углы, столы, передвинул коробки, банки — кобра как в воду канула.

Нашел я ее на шкафу, в гербарной коробке — на самое дно спряталась.

Я сбросил коробку за шкаф, и тут же из-под него показалась змеиная голова. За голову змею не возьмешь. Я слегка ударил ее бамбуковой палочкой. Змея скрылась, показался хвост. Вытащив кобру за хвост, я поместил ее в свободный террариум.

Стоя в дверном проеме, за всеми моими действиями следил директор.

Примерно через месяц после этого происшествия ко мне явились работники местной киностудии. Они попросили кобру для съемок художественного фильма. Мне отводилась роль консультанта. Я согласился. Но до сих пор ругаю себя за то, что пошел на это.

Часов в десять утра вместе со съемочной группой я выехал за город, туда, где желтели небольшие барханы, поросшие редким кустарником.

Утро было жаркое. Я сказал режиссеру, что надо бы снимать пораньше или к вечеру, когда спадет жара. А сейчас песок накалился и кобра не выдержит такой высокой температуры. Но режиссер мое предложение отклонил, сославшись на то, что у него строгий съемочный график и медлить ему нельзя.

Я выпустил кобру на песок, и с помощью сачка пытался ее поднять, чтобы она эффектно выглядела в кадре. Она долго не подчинялась. Видимо, из-за жары у нее не было сил. Наконец, она все же поднялась. И когда оператор приготовился ее снимать, кобра снова поникла, распластавшись на песке. По телу змеи пробежала судорога…

Так я загубил змею. Домой я возвращался в скверном настроении, с едким чувством вины и негодования на себя, на свою бесхарактерность.