Рассвет. XX век

Глава 11

Эрик увидел меня в тот же миг, что и я его. Немудрено — с моими габаритами сложно оставаться незамеченным. Вдвойне сложно, если стоять посреди пустого склада, переговариваясь с его арендатором и по совместительству — главным руководителем всего движения.

Эрик Флюмер оценил диспозицию, и лицо его покрылось красными пятнами от злости. И в наихудшем кошмаре ему не могло привидеться, что мы пересечёмся вновь — да ещё при таких обстоятельствах. Он подскочил к нам, от волнения наплевав на хромоту из-за подагры, и выпалил:

— Что эта обезьяна здесь забыла? Немедленно, немедленно вышвырните его вон! Он неблагонадёжный элемент, он…

Его палец в обвиняющем жесте указывал на меня. В отличие от первой нашей встречи, здесь Эрик чувствовал себя в большей безопасности — если не хозяином положения, то уж точно не одинокой грушей для битья.

— Бросьте свои замашки, Флюмер, — прервал его Эдуард. — Вы не в суде и не разнимаете пьяную драку в кабаке. Вы среди боевых товарищей…

Последние слова были пропитаны иронией. Кем бы ни приходился Фрейданку Эрик, по-настоящему товарищем председатель его не считал.

— А потому кончайте вести себя, как базарная бабка.

— И прекратите тыкать в меня пальцем, — сказал я, премило улыбнувшись. — Это невежливо. Не читали последние научные статьи? В них говорится, что грубость плохо влияет на кости в человеческом теле. Они становятся хрупкими и легко ломаются. Поберегите палец.

Флюмер поспешно опустил руку и шагнул назад. Затем, сообразив, как это должно было выглядеть со стороны, он взъярился пуще прежнего:

— Герр Фрейданк, вы подвергаете опасности идею всего движения! Да будет вам известно, этот человек — открытый любитель евреев и безусловный большевик! Он хочет пробраться в наши ряды, чтобы подорвать изнутри сплочённость, которую мы, как честные немцы, сохраняем перед лицом врагов отечества!

— Я крайне переоценил ваши возможности, герр Флюмер, — произнёс я. — Научные журналы вам не по плечу. Ваш максимум — колонка с паршивыми антисемитскими стишками в «Консервативном Еженедельнике».

— Видите! Он и не скрывает! — торжествующе объявил Эрик. Мою подначку доблестный страж закона даже не понял; как и любой порядочный идиот, он был способен осознать только прямые оскорбления.

— Напомню, герр Флюмер, что «Сообщество» не затрагивает национальных и расовых вопросов, оно сосредоточено на отражении внешней угрозы, — отчеканил Эдуард. — В первую очередь мы солдаты… были ими когда-то. На поле сражения все равны, не так ли? К тому же герр Кляйн уже принят в наш союз, мы обговариваем последние формальности. Между прочим, он будет заниматься починкой винтовок. Как можно заметить, они пришли к нам в негодном состоянии. Если ничего с ними не сделать, к приезду высокого гостя не удастся организовать учебные стрельбища.

Я с удивлением воззрился на Фрейданка. Когда это я успел вступить в «Сообщество»? Не то чтобы я не собирался этого сделать; оно предлагало чересчур удобный старт для дальнейшей деятельности. Но странно было слышать о моём приёме от председателя, ведь мы ещё не затрагивали этот момент.

Эдуард сделал мне и притихшему Курту незаметный знак, призывая не возражать.

— Уже принят? — взвился Эрик. — А как же голосование⁈ В обход всех правил и приличий взять проходимца с улицы!..

— За него поручился герр Мецгер. Кроме того, сейчас вы звучите как истый социалист, озабоченный мнением большинства, — позволил себе лёгкую ухмылку Эдуард. — В исключительных случаях я, как глава «Сообщества», имею право принимать в него тех, кого считаю нужным.

— Бардак! Это вам так с рук не сойдёт, Фрейданк! Помяните моё слово, вам не простят… Я этого так не оставлю!

Эдуард похлопал по ящику с винтовками.

— Вы против того, чтобы мы обзавелись работающими образцами? Ваше ведомство их нам не выделило.

Против воли Флюмер заглянул внутрь. С кислой физиономией он был вынужден признать, что лежавшие в коробках Gewehre ни на что не годились.

— С чего вы взяли, что этот… верзила справится?

— Он обладает необходимым опытом и оборудованием, — не моргнув глазом, ответил Эдуард.

— Вот как?.. Звучит сомнительно…

Было очевидно, что Эрик поддался очарованию идеи, которая обещала вместо горы хлама — исправные винтовки. Однако он упрямо не желал видеть меня в рядах «Сообщества», а ждать, пока его переубедит Эдуард, показалось мне излишним.

Я подступил к полицейскому и дружелюбно положил ему руку на плечо. Он пошатнулся.

— Герр Флюмер, вы что же, не верите, что истинный патриот способен на чудо, когда речь заходит о защите отечества? Вы против вооружения немцев? — осведомился я. — Любой солдат, хлебнувший грязи на передовой, заплакал бы от счастья, если б ему предложили исправное оружие. А вы что? Где ваши слёзы⁈

Последнюю фразу я рявкнул, как прирождённый унтер-офицер. На миг все присутствующие на складе замолчали, обернувшись к нам.

— Покажите мне ваши слёзы счастья, герр Флюмер!

Со стороны невольной публики раздались отчётливые смешки. Похоже, Эрика мало кто тут уважал.

— Ч-что вы себе позволяете?.. — пролепетал он, безуспешно попытавшись вырваться из моей хватки. Он растерянности он вновь перешёл на «вы».

— Я чую измену, герр Флюмер! Вы что, замыслили предать рейх⁈

— Я… никогда…

— Тогда заткнитесь. Но сперва извинитесь передо мной. Вы наговорили про меня всяческих глупостей, а я, меж тем, обеспечу наше общество рабочими винтовками. Проявите же тактичность, раз не можете заплакать, когда вас просят!

Окончательно раздавленный, Флюмер кое-как произнёс слова извинения. Я отпустил его, и он улизнул к строящемуся помосту, где его встретили безо всякой радости.

— До чего унылый болван! — выругался Эдуард, в раздражении пригладив усы.

— Он из породы, которая никогда не сомневается в правоте своих убеждений. Это делает его болваном, да, но болваном опасным. Если уж меднолобый вбил себе что-то в голову, его ничто не вразумит. Будет вставлять палки в колёса, пока не умрёт.

Фрейданк покосился на меня с уважением — и лёгкой опаской. По моей внешности никак не сказать, что я разбираюсь в людях, кроме как в том, что касается их избиения.

— Вы ведь уже встречались с ним?

— Разок. И нынешняя встреча только укрепила первое впечатление. Как есть унылый болван. А почему вы оправдывались перед ним?

Эдуард глубоко вздохнул; ответил же мне Курт.

— Так ведь из-за него к нам не цепляются по поводу оружия.

— Верно, — подтвердил Фрейданк. — Комиссариат смотрит на наши проделки сквозь пальцы, потому как Флюмер в приватной беседе убедил кого-то повыше, что мы не несём вреда для рейха. Уж не знаю, как это у него вышло; видно, болваны всегда найдут между собой общий язык. Официально, разумеется, никаких распоряжений на наш счёт не дано, но кто в курсе, тот в курсе. Из-за этого Флюмер обладает в наших кругах некоторым весом. Кое-кто прислушивается к его речам. Таких мало, но они есть, и с ними приходится считаться. Даже после этой… сцены они не изменят своего мнения. Вот почему я от всей души надеюсь, что вы преуспеете, герр Кляйн. Нам обоим он не нравится. Незачем давать ему лишний повод орать о том, что он был прав, да?

Эдуард осторожно похлопал меня по предплечью.

Вот и прояснилась причина, по которой председатель не послал возмущённого Эрика куда подальше. По сути, тот был прямым конкурентом в борьбе за власть в «Сообществе». Давать ему повод для открытого конфликта Фрейданку не хотелось, — но и прогибаться под него, то есть прогонять меня, было опасно. Это грозило потерей влияния, а там и до перевыборов руководства недалеко. Эдуард поставил на меня — и намекал, что мы теперь в одной лодке.

Отчасти он был прав. Наличие в движении националистической фракции было открытием неприятным, но ожидаемым. Такова уж природа подобных объединений. Чем скорее я расправлюсь с кликой Флюмера, тем проще будет реформировать «Сообщество взаимопомощи» под свои интересы.

— Не переживайте, герр Фрейданк, всё будет в лучшей форме.

— Прекрасно! Тогда пусть вас запишет секретарь… Покажите ему солдатскую книжку [1], он выдаст вам удостоверение… А вы как думали, мы серьёзный союз, скоро и систему званий введём, — подмигнул мне Эдуард. Мгновением позже он замялся:

— Когда будете ехать обратно, постарайтесь не привлекать лишнее внимание. Если вас остановят с проверкой, то содержимое ящиков покажется полицейским… сомнительным, и вы попадёте за решётку. Вас, конечно, выпустят, когда разберутся, не бойтесь, но вот забрать оружие из участка будет сущей морокой. Шупо погрязло в бюрократии!

— И в коррупции, — добавил я.

— Какая же это коррупция, когда речь о помощи патриотическим сынам рейха? — хитро прищурился он.

— А снабдить патриотических сынов новым оружием и патронами — это уже чересчур?

— Судьба не любит жадных, герр Кляйн. Патроны Вильке раздобудет позже, не переживайте. Созвонимся через пару дней. А то как же вы будете проверять исправность ваших переделок? Дадите отмашку, и проведём предварительный отстрел.

Он продиктовал номер и направил дальше — оформлять членство в союзе.

Удостоверение оказалось картонным прямоугольником не сильно больше визитной карточки. На нём секретарь, высунув кончик языка от усердия, вывел мои данные. Вручив мне документ, он зачем-то козырнул и вернулся к своему прежнему занятию.

Пианино оставили возле строившейся трибуны. Перед отъездом я тщательно осмотрел содержимое всех ящиков и сверился с предоставленной описью. Большого смысла последнее не имело, так как опись составляли, чтобы вещи не потеряли и не украли; воровать же тут было решительно нечего. Однако благодаря списку и личной проверке я обнаружил на дне нижнего ящика две Gewehre 98 партии 1907 года.

С моделью восемьдесят восьмого года Макс Кляйн дел почти не имел. Германская армия прошла модернизацию задолго до того, как разразилась Великая война. Старые модели отправились союзникам рейха — преимущественно чехам, словакам, полякам, туркам и мадьярам. Австрийским немцам, конечно, полагались более совершенные девяносто восьмые.

Кляйна призвали в первые дни войны. Тогда рейх позволял себе быть снисходительным к новобранцам и ещё не сократил продолжительность обучения до времени, которое требовалось поездам, чтобы доставить очередную партию людей в прифронтовую зону — об остальном, мол, позаботятся унтер-офицеры.

Как следствие, Кляйн получил полную подготовку: обрёл отличное представление о практической стороне обращения с Gew. 98 — и даже прослушал немного теории о прошлых моделях. Об остальном догадаться было довольно легко после поверхностного изучения образцов.

Стреляли Gew. 88 и Gew. 98 разными патронами. Если старшему поколению подходили Patrone 88, первые патроны с бездымным порохом, то второе, по крайней мере, ревизии после 1905, стреляло уже S-Patrone, более совершенной версией с остроконечной пулей — и слегка иными размерами. Из этого проистекали другие изменения — в радиусе и длине ствола, скорости пули, упрощённой конструкции затвора и подающего механизма. Маннлихеровская обойма [2] делала дозаряжание патронов в Gew. 88 после расходования первых двух-трёх крайне трудным занятием, в отличие от обоймы нового Маузера. Список можно было продолжать долго.

В починке винтовок я не видел для себя ничего тяжёлого, если не считать необходимости раздобыть где-то инструменты для сварки и работы по металлу. Полевые агенты Института Развития без проблем обращались с допотопным вооружением.

Я замахнулся на нечто чуть более сложное.

На то, чтобы переделать Gew. 88 в Gew. 98.

Причина была очень проста. Мне недостаточно поразить Фрейданка. Я целился в птицу поважнее, в самого Людвига Бека, который представлял интересы металлургической промышленности. А для того, чтобы привлечь его внимание, нужно было продемонстрировать своё умение.

Но при этом — не перегнуть! Если выкатить нечто запредельное — ввести какой-нибудь универсальный патрон или изобрести безотказную автоматическую винтовку, это может нарушить баланс сил и подстегнуть амбиции если не самого Бека, то тех, кто стоял за ним. Нельзя рушить равновесие между всеми крупными геополитическими игроками, пока я не попаду на вершину власти. Каждый должен понимать, что сотрудничество для него выгоднее борьбы.

Так уж устроен человек в текущей общественной формации: заполучив свежее, прежде никем не виданное оружие, даже ярый пацифист возжелает испытать его на соседе. Если уж людям навяжут страсть к убийству сородичей, её нельзя будет искоренить ни ядерными боеголовками, ни лазерными орбитальными станциями, ни даже космическим линкором класса «Разрушитель планет». Поможет только мощная идеологическая обработка вкупе с удовлетворением базовых потребностей.

Посему — никакого Wunderwaffe, как выразились бы немцы. Никакой спешки, хотя модернизация эта — по сути, детская игра, чепуха в сравнении с тем, что я мог бы привнести в этот мир.

Вновь к вопросу о Людвиге Беке… Почему его покровители проявили интерес к детищу Эдуарда Фрейданка, «Сообществу взаимопомощи бывшим фронтовикам»? Точного ответа у меня не было, но я предполагал, что они искали чуть менее радикальные альтернативы существующим ветеранским объединениям. Все эти союзы были до зубовного скрежета консервативными, что выливалось в излишнее рвение по многим вопросам вроде реставрации монархии и гонений на евреев. Некоторые магнаты поддерживали радикалов; некоторые использовали их, чтобы стать богаче. Другие предпочли путь оппозиции — и вооружали свою гвардию. Например, спонсировали правящих соцдемов, а то и вовсе платили коммунистам, которые спокойно брали деньги у тех, кого в иных обстоятельствах с радостью повесили бы на ближайшем суку.

Почему денежные мешки решили раскошелиться? Наивный человек посчитал бы, что таковы искренне убеждения промышленников. Я же догадывался, что наверху всё ещё не поделили до конца лакомый пирог под названием Германия. Кому-то пришла светлая мысль расширить инвестиционный актив, и вот в Берлин двинулся Людвиг Бек, представитель некой группировки внутри большого капитала. Не стоило обольщаться, у него наверняка распланированы десятки встреч. Мы были короткой и незначительной остановкой на его пути… Нужно постараться, чтобы от него последовало предложение о сотрудничестве.

Из задумчивости меня вырвал голос Курта:

— Так что, едем?

— Да-да… А куда подевался Вильке?

Отыскавшемуся на другом конце склада снабженцу я сказал, что мне нужны только S-Patrone. Он посчитал это намёком на то, что модели восемьдесят восьмого ремонту не подлежат. Я не стал разуверять его. Тем сильнее он удивится, когда взглянет на результаты моих трудов.

Перед отъездом я поделился с Фрейданком своими соображениями насчёт того, что играть на собрании. Обязанности музыканта никто с меня не снимал. Убедившись, что я знаю, о чём говорю, Эдуард разрешил мне самому выбрать произведения — из тех, которые я лучше всего умею исполнять. Лишь попросил, чтобы прозвучало что-нибудь из военного репертуара, бодрое и патриотичное.

— А лучше всего будет, если начнёте с имперского гимна, — подмигнул Эдуард. — Вы же понимаете, каковы эти офицеры!..

После разговора я закинул ящики в телегу. Хорошо ещё, что винтовки заботливо уложили в сено. Страшно подумать, как они дребезжали бы, пока повозка тащится по булыжным мостовым города.

Густав подхватил поводья, и лошадь лениво тронулась с места.

Я представил, что скажет Отто Браун, когда узнает, что в кирху притащили оружие, и невесело усмехнулся. Мецгер вздрогнул и достал сигарету.

— Ещё не выбросил из головы Флюмера? — спросил он, прикуривая. — Скалишься так, будто мечтаешь кому-то череп проломить.

— Нет, я о нём и не вспоминал. Кстати, почему Эдуард его недолюбливает? Придурков на свете полно, но мне показалось, что он к нему относится с особой предвзятостью. И дело не только в том, что Эрик под него копает: такое — рабочий момент, а тут что-то личное.

— Личное, ага, — хмыкнул Мецгер-старший и выпустил клуб дыма. — Я его тоже терпеть не могу. Строит из себя невесть кого, а сам дерьмо свиное, крыса тыловая. Флюмер же в жандармах ходил. Когда войне настал конец, он из зелёного мундира не выпрыгнул, сразу в зипо рванул. А когда им глотку сдавили и заставили сменить каски на фуражки [3], свихнулся и вообразил себя великим воином. Совал нос ко всем подряд, так в «Стальных шлемах» его угораздило перейти дорожку какому-то влиятельному хмырю. Там, знаешь ли, с жандармами разговор короткий! Сунулся было к национал-социалистам, но им хромые ни к чему, туда рвутся молодые и горячие, чтобы почесать кулаки о чужие морды. Пристал к Эдуарду, а как заслышал, что тот оружие ищет, подсуетился и выбил себе членство. Теперь не затыкается о своих подвигах. Жалкая, мстительная душонка. Аккуратнее с ним, раз уж настроил его против себя.

Он сплюнул.

— Ах вот оно что…

Солдаты и военная жандармерия друг друга не выносили. Первые считали вторых трусливыми ублюдками, которые бегали от настоящих боёв и к любому служилому относились как к потенциальному дезертиру. А с дезертирами разговор короткий — верёвка или пуля. В свою очередь, военная полиция презирала армию, относилась к солдатам как к сборищу предателей, воров и насильников, заведомо виновных во всех грехах рода людского. Если уж начистоту, военные порой творили в захваченных землях такое, что с жандармами трудно было не согласиться. В памяти Кляйна хранились сотни событий, бросавших тень на честь немецкого мундира.

Война в этом плане походит на второе рождение. Человек вступает в неё чистым от старых проступков — и творит зверства с непосредственностью ребёнка, который не отличает добра от зла.

Я встряхнулся, прогоняя дурные мысли. Прошлого не исправить, — хотя способности Существа и подвергают сомнению эту простую истину. Как бы то ни было, лучше сосредоточиться на будущем. Например, на том, где раздобыть инструменты для грядущей работы. Придётся навестить шмаргендорфского кузнеца.

Но сперва… Отто Браун просил выменять нотгельды на мясо. Прокормить шестерых детей и трёх взрослых, один из которых способен съесть за раз целого быка, — задача не из лёгких. И как ему это раньше удавалось?

— Заедем по пути к тебе, — сказал я и показал мяснику нотгельды. — Хочу обналичить. Я живу при приюте; не с одним же оружием возвращаться к детям? Как ни крути, оно их не накормит.

— Верно подмечено, — улыбнулся Курт, глянув на Густава.

[1] Солдатская книжка (нем. Soldbuch) — основной документ военнослужащего германской армии, одновременно удостоверение личности и расчётная книжка.

[2] Маннлихеровская обойма — изобретённая в 1885 году фон Манлихером обойма под коробчатый однорядный магазин с пачечным заряжанием. После отстрела патронов обойма выбрасывалась вниз через окно в дне магазина. Дозаряжание осуществлялось через открытый затвор после нажатия на фиксатор, расположенный в передней части спусковой скобы.

[3]…Каски на фуражки — здесь: имеется в виду отказ от зипо (нем. Sicherheitspolizei, полиции безопасности), полувоенной структуры, основанной после ПМВ и во многом сохранявшей приверженность армейским традициям, в том числе ношению армейской формы. Случилось это в течение 1920 года под давлением со стороны стран Антанты.