Рассвет. XX век

Глава 16

Левое плечо нещадно болело и похрустывало при движении — на него пришёлся основной удар. Вряд ли это был перелом или даже вывих: кости у Макса Кляйна крепкие, иначе давно сломались бы под тяжестью его туши, но заняться проблемным местом позднее всё же стоило. Впрочем, всё тело требовало внимания. Грубая напитка тканей псионической энергией не прошла без последствий, сердце бухало как кузнечный молот, в глазах плясали мушки, а мышцы будто пропустили через мясорубку. Но мучения с лихвой окупались видом помятого и растерянного, однако живого Герберта Боша.

Ещё толком не придя в себя, он полез во внутренний карман фрака и вытащил оттуда потрёпанную записную книжечку. Похоже, ценил он её выше своей жизни. В ней наверняка скрывались важнейшие секреты BASF — или как минимум список его любовниц. Когда он убедился, что она более-менее цела, то спрятал её обратно — и лишь тогда позволил себе впасть в прострацию. Сейчас он сидел рядом со мной, периодически ощупывая себя, словно желал удостовериться, что с ним ничего не случилось.

Опасения его имели под собой основания. Когда я рванул к нему, преодолевая гипнотическое воздействие Существа, чтобы спасти от приближавшегося автомобиля, то на обходительность растрачиваться не стал. Пусть моя скорость реакции в моменте существенно превышала таковую у окружающих, ограничения оболочки никуда не делись, тело Кляйна не поспевало за моим разумом.

Так-то оно не смертельно, Макс был для своих габаритов довольно проворным, а большего от него обычно не требовалось. Слону в посудной лавке ловкость не нужна, это тарелкам и блюдцам следует опасаться его, равно как и владельцу магазина, которого он запросто способен раздавить. Но в этом конкретном случае я спешил, выжимая из тела сверх его лимитов, и контролировать каждую деталь не успевал. Объятия, в которые я заключил Боша, чтобы отбросить его с пути машины, могли навредить ему как бы не больше непосредственного столкновения. Да и упади я неудачно, сверху на Герберта — и ушибом он не отделался бы, вся грудная клетка смялась бы, как гнилой фрукт. А с такими травмами здесь не выживают.

И получилось бы, что я, желая уберечь от гибели, стал бы натуральным убийцей, притом на глазах сотни свидетелей. А это — прямой путь за решётку для меня, человека без связей и денег, не говоря уже о том, что навеки закрылся бы перспективный путь знакомства с семейством Бошей.

Обошлось. Если Герберт и пострадал, то преимущественно душевно. Даже его манерная трость не сломалась — он пристроил её на коленях, его пальцы периодически отсутствующим жестом гладили её, словно он пытался найти утешение в знакомой вещи.

Покушавшийся на него автомобиль, само собой, давно умчался в неизвестность. Водитель чёрного Ford Model T образца 1917 года [1] даже не подумал остановиться и объясниться, несмотря на запоздалые истерические трели свистка, в который дул краснощёкий полицейский, регулировавший движение. Непокорность машины вызвала у него раздражение, которое он захотел сорвать на участниках инцидента у него под рукой, то есть на нас. Моей улыбки хватило, чтобы он подавился словами и безмолвно записал показания; после этого я намекнул ему, чтобы он опросил зевак и оставил нас в покое. Он безропотно подчинился.

Толпа, не получив кровавого зрелища и испугавшись перспективы общения со стражем правопорядка, рассосалась. Я вернулся к Бошу, который так и не поднялся с мостовой.

При моём приближении он поднял голову. На губах его появилась кривая ухмылка.

— Чертовски занятное дельце, — сказал он. Вытер пот со лба. — А я и не подозревал, что такой паникёр! Мне бы отскочить, но я, как услышал визг колёс, застыл в ступоре. Да что там ступор, меня будто паралич хватил! Я не религиозен, но тут почудилось, что этот чёртов клаксон — самые настоящие иерихоновы трубы. И пальцем не получалось шевельнуть, хотя вроде и ужаса особого не было…

Он яростно взлохматил волосы.

— Выдрать бы эту трусость с корнем! Слишком уж неприятное открытие.

Если я правильно оценил ситуацию, то с Бошем тоже поработало Существо. В отличие от меня, прошедшего курсы противодействия ментальному воздействию и умевшего управляться с псионической энергией, Герберт был беззащитен перед фокусами сущности. Я внутренне выругался. Вот что бывает, когда расслабишься на работе. Слишком хорошо все шло, слишком. Впредь нужно утроить бдительность.

— Вы перенервничали, это бывает, — отозвался я. — Естественная реакция организма. Кто-то, угодив в стрессовую ситуацию, замирает, а кто-то делает ноги. Некоторые же умудряются дать опасности в нос — совершенно рефлекторно! Но все эти ответы рождены страхом, что абсолютно нормально. Попытайся мы избавиться от страха, вмешайся в отточенный процесс реагирования — в надежде вырастить суперсолдат или ради ещё какой-нибудь глупости, — то мы лишь утратим часть инструментов, позволивших нам как виду покорить природу. За тысячи лет существования человечества оно приобрело немало полезных навыков. Ими просто нужно овладеть сознательно. Полагаете, я не боялся, когда мчался на вражеские траншеи — да что там, когда спасал вас?

Бош стрельнул в мою сторону быстрым взглядом и цокнул языком:

— Нет, вы не боялись. Не могу себе представить, что в вас живёт страх, герр Кляйн.

Тем не менее моя воодушевляющая речь подбодрила его. Он поднялся на ноги и скептически осмотрел свою одежду. Она пребывала в плачевном состоянии — немудрено после того, как он как следует повалялся на дороге. Бош вздохнул и принялся отряхивать от грязи брюки; их это не спасло.

— А ведь то, что произошло, не смахивает на случайность, — произнёс я, наблюдая за реакцией Герберта.

Тот ничем не выдал, что уловил намёк.

— В столице полно болванов, которые, впервые садясь за руль, воображают себя великим гонщиками. И то, что у них в карманы набиты деньгами, этому заблуждению скорее способствует. Это и впрямь не случайность, это — попустительство городских властей!

— Верно… Но я не слышал, чтобы такие лихачи гоняли при свете дня, в час пик, в центре Берлина — хотя бы из-за оживлённого трафика и патрульных на каждом углу. Куда проще оторваться в предместьях или на просёлочных дорогах. Сейчас крестьяне уже не бросаются на машины с вилами.

В Берлине строго следили за порядком на улицах. Это было неизбежно. Никакой разметки и светофоров ещё не изобрели, только-только появились первые дорожные знаки. Пешеходы, велосипедисты, автомобили, кареты и тягловый транспорт — все они с равным успехом могли рассчитывать на главенство на улице. В этих условиях скорость, с которой дозволялось водить машины в городах, не превышала пятнадцати километров в час [2]. Фактически их уравнивали в этом плане с лошадьми. Из мчавшегося же форда выжали не меньше шестидесяти — то ещё достижение, если учесть характеристики этой колымаги, а также то, что шофёру приходилось избегать медлительных и громоздких повозок, других, законопослушных автомобилистов и подчас непредсказуемых пешеходов, среди которых попадались играющие дети.

— Вы чересчур рационально мыслите, герр Кляйн, — сухо отозвался Бош. — Не ищите чёрную кошку в тёмной комнате, ведь её там нет.

— Вот как? Значит, мне привиделось и то, что голову наш лихач заблаговременно обмотал шарфом, оставив открытыми лишь глаза. А также то, что он не сбавил скорость, когда заметил вас. Кажется, он её даже набрал…

— Не ходите вокруг да около, — прервал меня Герберт. Ему мои подозрения не понравились.

— Это было покушение — нет, предостережение. В действительности убить вас не желали, а вот припугнуть, надавить, показать, что вы уязвимы — этого, скорее всего, добивались неизвестные, пославшие форд. В конце концов, ни один убийца не будет предупреждать свою жертву клаксоном.

Я не стал говорить, что, по всей видимости, водитель растерялся, когда Бош, вместо того чтобы отскочить, застыл столбом посреди дороги. Бедолага даже начал выворачивать руль, чтобы ненароком не задеть Герберта, однако было поздно — машина оказалась слишком близко. Не вмешайся я, и Боша раскатало бы по брусчатке.

К тому же, будь целью устранение, проще было бы взять подельника, который изрешетит цель, пока автомобиль проезжает мимо. Немецкую общественность публичными убийствами уже не смутить, она очерствела за последние годы. После работы гаубиц на окраинах, после расчехлённых пулемётов на Унтер-ден-Линден и громких политических расправ — может ли десяток выстрелов испугать обывателя, озабоченного больше тем, что его деньги стремительно превращаются в пыль?

На фасаде дома, стоявшего напротив, высилась скульптура — олицетворение старого Порядка, воплощённое в строгих и мужественных очертаниях. Фигура с суровым лицом смотрела вверх — должно быть, искала в небесах новых свершений, достойных её. Наши земные печали её не заботили.

Я начинал понимать, по какой причине Эльза недолюбливала помпезное наследие Вильгельма II.

— Допустим, ваша идея не лишена основания, — наконец признал Бош.

— Если у вас трудности с конкурентами, вам впору нанять охрану.

— Дядюшка, вы ли это? Не признал в новом пальто, — нервно хмыкнул он.

— Значит, конкуренты. У вас есть подозрения, кто именно это мог бы быть?

— Вам-то зачем лезть в это болото?

— Я же изъявил желание войти в химическую индустрию. Как раз потому, что я собираюсь с головой погрузиться в это, как вы выразились, болото, мне и нужно рассчитать риски.

Я не строил иллюзий относительно законности стратегий, по которым работала нынешняя промышленность. Переходный период после большой войны неизбежно поднимает со дна грязь, не говоря уже о том, что любой крупный бизнес изначально построен на костях неудачников. Я прекрасно сознавал, что едва сунусь туда, как превращусь в ходячую мишень, так как мой рост в структурах, где всё уже давно поделено, нарушит выверенные планы многих серьёзных людей. Это было в пределах прогнозируемого. Куда больше меня интересовало, поддастся ли моему напору Герберт — как-никак он побывал в стрессовой ситуации. Язык после этого развязывается даже у молчунов.

Бош оказался не из слабохарактерных. Он поправил костюм и подмигнул мне:

— Хотите сказать, что если я вывалю вам всё как есть, то вы можете испугаться и отступить? Едва ли.

Самообладание вернулось к нему раньше ожидаемого.

— Ни к чему вам пока знать подробности, герр Кляйн.

— Пока? Звучит многообещающе.

— Не посмею же я оставить моего спасителя ни с чем? — рассмеялся он. — Вы крайне подозрительная личность, если уж начистоту, но я верю, что дядя ничего не потеряет от встречи с вами. Первоначально я намеревался подступиться к нему после шахматного турнира; теперь же приступлю к его обработке немедленно. Это значительно сэкономит вам время, у него плотный график, и если не подсуетиться сейчас, то окна в его расписании можно будет ждать месяцами. А так, может быть, он выделит вам часок в начале следующего года. Вряд ли это будет раньше турнира, однако здесь уже зависит не от меня…

— Спасибо и на том.

— Вам спасибо! Вы же мой спаситель, хотя упорно настаиваете на том, что меня никто не убил бы. Это самое малое, что я могу сделать для вас.

Бош энергично схватил мою руку, чтобы пожать её; вдруг его ладонь вздрогнула.

— Вы же не покинете турнир? Своей цели вы добились и без него, но…

— Я буду участвовать, — уверил его я. — На кону моя честь, я обещал Ласкеру реванш. Кроме того, денежный приз мне не повредит.

— Чудесно, — Бош расплылся в счастливой улыбке, словно позабыв о том, что совсем недавно на него покушались. Но я в это не верил. Несмотря на обманчивую легкомысленность, Герберт был умным человеком.

— Если вы чувствуете себя настолько обязанным мне, то я не откажусь от небольшой суммы прямо сейчас, — вкрадчиво заметил я. — Так получилось, что я поиздержался за последние дни…

Герберт озадаченно моргнул, но его замешательство продлилось недолго.

— А вы не боитесь брать быка за рога, — довольно хмыкнул он.

Достав чековую книжку и ручку, он размашисто вписал в чек число и вручил его мне. Количество нулей в нём обрадовало, но я не обольщался — вскоре эти деньги растают, как снег весной. Инфляция!

Душещипательный момент прервали старые знакомые — журналисты, которых Герберт отвлёк на себя ещё в Романском кафе. Чуткие на сенсации носы этих ищеек их не подвели. Они, несомненно, застали происшествие, едва не переросшее в трагедию — и, как подобает лишённым такта борзописцам, жаждали урвать подробностей для своих газетёнок. В тот миг, как они появились перед нами, возникнув будто из-под земли, их рожи очень напоминали крысиные морды. На нас обрушилась волна их вопросов; не дожидаясь ответов, они что-то застрочили на листках паршивыми вечными перьями.

Прощание с Бошем получилось скомканным. Я сдержанно кивнул ему, отобрал бумажки у обоих журналистов и сгрёб их за шкирку, после чего потащил к ближайшей подворотне. Настроения церемониться с ними не было. Почуяв, что пощады можно не ждать, горе-репортёры кое-как вывернулись из моей хватки и не сговариваясь помчались прочь. Я проводил их насмешливым взглядом — и выбросил из головы.

Мне было о чём поразмыслить и без них.

Как стало ясно из новой встречи с Существом, оно не оставило идеи сотворить из меня своего нового апостола… что бы это ни значило. При этом ему по какой-то причине необходимо было, чтобы я сдался ему, сам признал его главенство над собой — вероятно, потому что оно не обладало достаточной силой, чтобы сломать ментальные барьеры, которые защищали мой разум. Хотя казалось бы, раз уж оно смогло перетащить меня на другую планету, подчинение далось бы ему запросто… Нет, я не обладал достаточными сведениями насчёт способностей псионических сущностей, чтобы делать такие выводы. Мало ли как развивалась их эволюция. Нельзя подходить к ним с человеческими понятиями возможного и невозможного. Глубоководная рыба выживет на дне океана, но плескаться у морской поверхности ей не суждено.

Также Существо могло отыгрывать христианского бога, ведь в христианстве много внимания уделялось свободе воле. Хотя какая уж тут свобода воли, когда к тебе заявляется якобы бог и обещает погрузить весь мир в новую войну? И всё для того, чтобы ты подчинился. А что насчёт других мировых религий? Ислам, буддизм и великое множество верований помельче захватывали умы миллионов, если не миллиардов людей. Возможно, для них Существо надевало другую маску…

Мотивы и логика, которой руководствуется Существо, неясны. Одно я понял определённо: оно не всесильно. Будь иначе, в Боша, которого оно выбрало, чтобы показать своё могущество, ударила бы молния — чем не демонстрация могущества? Как раз в духе примитивных представлений о божественном.

Существо работало тоньше… как агент Института Развития. Оно взяло уже сложившуюся ситуацию: безусловно, водитель и без его участия собирался напугать Герберта. Не было никакого провидения, которое создало бы это событие. Существо просто проанализировало окружение и воспользовалось стечением обстоятельств, воздействовав на опорно-двигательный аппарат Боша. Вероятно, оно и шофёра обработало, не дав тому вовремя свернуть, — но том его участие и закончилось.

Оно даже не смогло как следует задержать меня.

Но не стоило сбрасывать его со счетов только из-за этого.

Мне противостоял деятельный разум, который был осведомлён о методах Института Развития. Я это упустил прежде, посчитав, что роль Существа закончилось на том, что оно забросило меня сюда и больше себя никак не проявит. Это не так. Если я буду мешкать, излишне перестрахуюсь, то Существо перехватит инициативу. Способов подгадить мне у него наберётся изрядно, а его вмешательства в мои дела могут испортить любой, даже самый выверенный замысел. Я не знал пределов его сил и в своих выкладках должен был исходить из худшего из раскладов.

Чтобы выстоять, мне надо пробиться наверх, и быстро. А этого сделать с починкой Gewehre 88 и даже их модернизацией в Gewehre 98 нельзя. Чересчур медленно. То же самое с семейством Бошей — скормить им технологии в рамках существующей парадигмы уже недостаточно.

Однако существовала опасность, что мои поспешные действия поспособствуют росту напряжённости среди государств. Когда проигравшая сторона внезапно совершает скачок в промышленности, а по улицам её маршируют реваншисты, соседей волей-неволей охватывает тревога. При обычных обстоятельствах я никогда бы на это не пошёл. С другой стороны, если продолжать медлить, то Существо добьётся своего и война будет неизбежна.

Куда ни кинь, всюду клин.

Единственный шанс обогнать Существо заключался в том, чтобы сделать Германию сильной настолько, что потенциальные враги сами откажутся от агрессивных действий.

Даже идиот не побежит с копьём на человека, вооружённого винтовкой. Дикарь — да, но дикарей в Европе уже не водится.

В том виде, в котором Германия была сейчас, слепить из неё государство, способное в одиночку отразить атаку всего мира, — непосильная задача.

Мысли мои опять вернулись к стране, лежавшей к востоку от рейха.

К царству безбожников, которое ненавидело Существо — и почему-то ничего с ним не делало. Его власть не распространяется там, где сильны позиции атеистов? Если оно питается псионической энергией верующих… Тем важнее заручиться поддержкой Советов.

Слишком много предположений, слишком мало фактов.

Нет смысла пока рассуждать об этом.

Я переключился на свои ближайшие планы.

Без псионики в кузнице Георга Шварца больше не обойтись. Иначе не создать того, что поразит Бека и обеспечит мне беспрепятственный взлёт.

С металлом работать псионикой куда проще, чем с едва живым телом, которое надо вылечить и не угробить в процессе оного лечения, но задача всё равно будет не из лёгких. Из кузницы я буду буквально выползать, если вообще не сложусь у наковальни. Перспективы отнюдь не радужные.

Но альтернатива куда хуже.

Хорошо, что Герберт проявил щедрость. На реализацию задумки понадобятся дорогие материалы; кроме того, будет неплохо рассчитаться с фирмой «Краузе и Шмидт», занявшей мне денег в трудный час, и погасить часть долга Шварца перед ростовщиком. Я ведь пообещал, что возьму его на себя. Ранее я не придавал особого значения деньгам, но отныне игры кончились.

Повеселев, я направился в банк обналичивать чек.

[1] Ford Model T — первый автомобиль Ford Motor Company, который выпускался миллионными сериями. Также это первый автомобиль, выпускавшийся «всемирно». Модель семнадцатого года — наиболее распространённая (автомобиль выпускался с 1909 по 1927 с несколькими изменениями на протяжении выпуска). Максимальная скорость — 68 км/ч.

[2] В Германии до прихода к власти нацистов регулирование дорожного движения с участием машин было довольно ограниченным. За него отвечали всего два закона: «Gesetz über den Verkehr mit Kraftfahrzeugen» в мае 1909 и поправка к нему «Verordnung über den Verkehr mit Kraftfahrzeugen» от февраля 1910. Тогда же для автомобилей весом до 5.5 тонн был введён федеральный запрет на движение со скоростью больше 15 км/ч. Каких-либо регулирований подачи сигнала, оглашения поворотов или обгонов в законах не имелось. А первые стандартизированные дорожные знаки были введены на парижской международной конференции в 1909.