Разрушительный

Пролог

Айви повернулась, одеяло запуталось вокруг ее ног, но она не почувствовала этого.

Или, скорее, не обратила на внимания — ее мысли были заняты источником куда большего дискомфорта. В ее голове раздалось эхо, громкое, мучительное и до ужаса знакомое.

«Я призываю тебя, каменный воин, выступить против общего врага. Услышь мой зов и пробудись».

Дядя Джордж? Она нахмурилась во сне и завертелась на подушке. Айви знала этот голос, но ей были непонятны слова. Мамин брат, признанный эксцентрик. Черная овца в семье, посреди стада серых. Тот, кто открыто говорил о магии, сверхъестественных дарах и какой-то бесконечной борьбе с силами Тьмы.

В детстве Айви находила его истории такими же жуткими и захватывающими, как рассказы об убийце с крюком вместо руки или о ведьме, которая похищала души, если трижды проговорить ее имя перед зеркалом. Она никогда не верила ни в одну из них, но сидела и завороженно слушала, широко раскрыв глаза и восторгаясь каждой из них.

«Папа, я что-то слышал. Мне кажется, там кто-то есть».

Это был голос Джейми. Если Айви внимательно слушала рассказы своего дяди, то его сын ловил каждое слово, заучивая их, как святое Евангелие. Поездки в Великобританию случались нечасто, и Айви всегда с нетерпением ждала возможности вновь пообщаться и поиграть с кузеном, который был на год ее старше.

Но, если Джейми хотел играть в мяч, полицейских и грабителей или бесстрашных исследователей джунглей, то ей хотелось стать Хранителем и защитить мир от нашествия демонов. Как ни странно, ее друзья из пригорода Нью-Йорка не подготовили ее к таким играм. Айви всегда казалось, что ей выпал не тот сценарий. Но она все равно подыгрывала, потому что Джейми был так убедителен.

А еще потому, что в загородном доме дяди Джорджа больше нечем было заняться.

Благодаря привычке, порожденной этими долгими поездками, даже во сне подсознание Айви без труда узнавало любимые голоса Джорджа и Джейми. Но интонация, с которой они говорили… заставила ее хмуриться и снова ворочаться на быстро нагревающемся матрасе.

«Мне нужно еще несколько минут, мальчик. Я должен завершить заклинание. Как только он проснется, нам нечего будет бояться».

Айви хотела спросить, кто проснется, и узнать, что происходит. За холодным британским спокойствием дяди она услышала тревогу и страх, те же эмоции бурлили в словах кузена, но, как обычно, она ничего не видела.

Ее талант никогда не позволял ей создавать какие-либо образы тому, что она слышала. Яснослышание, говорили эксперты. Больше было похоже на подслушивание. По крайней мере, Айви так считала. Яснослышание звучало слишком научно, как будто у нее в голове был какой-то радиоприемник, который можно настроить на определенную частоту и улавливать любые звуки в любой момент.

Разве это не было бы удобно? Но нет, Айви не повезло. Вместо радиоприемника она получила тот же сигнал, что и бедняга из старого анекдота, у которого из-за пломбы в зубах иногда вылетали оперные передачи, когда он открывал рот.

Айви никогда не выбирала, что ей слышать. Это приходило к ней только в те моменты, когда она меньше всего хотела что-то слышать, — в моменты, наполненные гневом, страхом или душераздирающим горем. Это основывалось на эмоциях, а самые сильные эмоции всегда оказывались самыми болезненными.

Кто-то предложил это называть «яснослышащей эмпатией». Айви просто называла это своим проклятием.

Она начала бороться с удушающей хваткой сна. Подсознание распознало страх в голосе кузена и настойчивость в голосе дяди. Айви не понимала, о чем они разговаривали у нее в голове, но знала, что это важно, и чувствовала, что им грозит опасность. Если она не проснется, то не сможет им помочь.

Черт возьми, она все равно не сможет им помочь, но, по крайней мере, в сознании у нее был бы шанс. Спящая она считалась лишь мертвым грузом.

У нее не получалось проснуться. Айви боролась изо всех сил, но бессознательное состояние, казалось, сопротивлялось, удерживая ее, как рука на лице утопающего. Ей даже стало трудно дышать и все труднее было отличить страх родственников от собственной нарастающей паники.

«Проснись, Айви, — приказала она себе. — Ты им нужна. Проснись и помоги им. Сделай это. Сейчас».

«Проснись, Страж». В голосе дяди Джорджа послышалась еще большая настойчивость, граничащая с требованием. Это звучало почти как отчаяние.

В голове раздался грохот — такой, что сотряс бы землю вокруг. Айви могла поклясться, что почувствовала вибрацию.

«Поторопись, папа. Нам нужно выбираться отсюда. Они близко».

«Знаю. Я пытаюсь. Но заклинание не работает. Что-то не так».

Раздался еще один грохот, и Джейми взвизгнул. «Нам нужно уходить. Попробуем в другой раз».

«Нет, мы не можем. Если они найдут его здесь, в таком состоянии, то смогут уничтожить. Он должен проснуться, иначе все, что мы сделали, — это привели Общество прямо к нему».

«У нас нет времени».

«У нас нет выбора».

На мгновение воцарилась тишина. Точнее, не столько тишина, сколько отсутствие голосов. Грохот продолжался, словно сам дьявол стучал в дверь Божьего дома.

«Может, и есть. Мы можем его спрятать».

«Как? — потребовал ее дядя. Голос у него был растерянный и раздраженный, словно кто-то преподнес ему кружку чая, не предложив к ней печенье. — Его чертовски трудно не заметить, ты не находишь?»

«Я нашел заклинание, — сказал Джейми. — В той книге, которую ты откопал несколько недель назад. Его не смогут заметить даже ночные. Я запомнил заклинание. По крайней мере, стоит попробовать».

Следующий удар был громче предыдущих, если такое вообще было возможно, и сопровождался резким треском, словно дерево раскалывалось под лезвием топора

«Не думаю, что у нас есть выбор, — настаивал Джейми. — У нас мало времени».

Еще одна пауза.

«Сделай это».

Айви услышала свист воздуха, похожий на глубокий вдох, а затем голос кузена, который что-то напевал на языке, который казался ей знаком. Не французский, на котором она немного говорила, и не латынь, которой не знала, но что-то похожее и недоступное.

Может, она и не узнавала слов, но с ритмом у нее не было проблем. Джейми говорил быстро, его голос был низким и требовательным, полным силы и настойчивости. Она узнала его по тем временам, когда он засиживался допоздна в гостях у ее семьи, после того как взрослые считали, что они оба уже улеглись в постель.

Стена между их комнатами была недостаточно толстой, чтобы скрыть тот факт, что каждую свободную минуту, когда Джейми не тратил на то, чтобы быть похожим на своего отца, он учился, чтобы однажды стать таким же, как его отец. Однако он не мог скрыть этого от Айви. Маленькие псевдо-сестры были лучше шпионов, когда любопытство и ревность их подстегивали.

«Ты сделал это, — воскликнул дядя Джордж, и в его голосе прозвучало почти столько же удивления, сколько и облегчения. — Теперь нам тоже нужно исчезнуть. Пойдем».

В один миг грохот и треск прекратились, и вместо них раздался оглушительный взрыв. Даже во сне Айви затрясло, и, хотя она по-прежнему ничего не видела, но услышала эхо звуковой волны, стук падающих камней, похожий на дождь, и свист пыли, словно поднятой ураганом.

Затем наступила тишина.

Ужасная, мрачная, безмолвная, удушающая тишина.

Айви проснулась и резко села, тяжело дыша. В ее спальне было темно и тихо, но звуки рушащихся обломков все еще звучали в ее голове.

Ее сердце колотилось так, словно она только что пробежала марафон. Ее кожу покрывала испарина, отчего тонкое хлопковое платье неприятно прилипло к телу. Она задрожала, когда до нее начала доходить реальность услышанного.

— Джейми, — прошептала она в ночь. — Дядя Джордж. Что вы наделали?

Дрожащими руками она нащупала телефон и мысленно начала молиться.