Развод. Цена лжи (СИ)

Глава 19

Он медленно наклонился ко мне. Время, казалось, замедлилось и в комнате повисла тишина, густая и вязкая. Я почувствовала, как по телу пробежала дрожь — но не от желания, а от резко нахлынувшего отвращения.

В одну короткую, яркую вспышку я снова увидела его в его студии. Запах чужих духов, его руки на чужой женщине. Их смех. Его губы, покрывающие поцелуями чужое тело. Меня затошнило.

Я зашипела, как разъярённая пума.

— Не смей, — вырвалось из меня и он замер. — Не смей меня трогать.

Михаил нахмурился.

— Ты предал меня, Михаил, — я отступила на шаг. — И не раз. Предал нас. Наши мечты, нашу жизнь, наше будущее. И ты имеешь наглость говорить о «любви»? Твои клятвы, твои обещания — это пыль!

Он поджал губы.

— Не перегибай, Вера, — процедил он. — Всё не так, как ты думаешь. Я любил тебя. Люблю. Несмотря ни на что.

— Несмотря на что? — мой голос задрожал от возмущения. — Несмотря на других женщин в твоей постели? Несмотря на то, как ты не задумываешься ни о чьих интересах, кроме своих? Это твоя «любовь»?

— Я ошибался! — вспылил он. — Я человек, я не безгрешен! Но ты — ты холодна, как лёд! Ты вечно отстраняешься, закрываешься! Может, и я бы и не спал с другой тогда, если бы… если бы ты не была такой...

— Какой? — перебила я. — Не перекладывай свою вину на меня, Михаил. Это не я пошла искать что-то новое на стороне.

— Всё, что я делал, — ради искусства, — с нажимом сказал он. — Ради творчества! Ради нас! Ты всегда была слишком чувствительной, Вера. Ты драматизируешь. Ты просто не понимаешь, что такое быть художником, настоящим.

— Художником? — я рассмеялась, горько. — А человеком? А мужем?

Он молчал, сжав челюсть.

— Я не твоя собственность, — добавила я, твёрдо. — Ты не имел права выставлять моё тело на всеобщее обозрение. И уж точно не имеешь права думать, что я вернусь. Мы в разводе, Михаил. По сути, уже четыре года. Я не отступлю.

Его лицо исказилось гневом.

— Ты всегда была неблагодарной, — зло бросил он. — Я дал тебе всё. Я сделал тебя частью своего мира!

— Только твоего грязного мира! — я почти закричала. — Мира, в котором клятвы ничего не стоят, а любовь — это игра! Где жена — натурщица, которую можно, не спросив, раздеть и показать всему миру!

Он прищурился, в голосе растекался яд:

— Хоть на это ты сгодилась. Побыть натурщицей. Хоть какая-то польза. Если ты решила, что сможешь так легко от меня уйти, ты сильно ошибаешься, — голос его стал ледяным, хищным. — Жить спокойно я тебе не дам, Вера. Хочешь войны? Получишь. И ты пожалеешь, что решила бросить меня.

— Угрожаешь? — холодно переспросила я.

— Нет, — он усмехнулся, злобно и ядовито. — Я обещаю. Ты выбрала это сама. Запомни этот день, Вера. Он будет началом твоего конца.

Он бросил на меня последний взгляд, полный презрения, развернулся и ушёл, хлопнув дверью. Я осталась стоять посреди комнаты, дрожа от ярости, от обиды, от отчаянного, горького облегчения. Я больше не сомневалась. Этот человек был чужим. И врагом. И я не позволю ему снова разрушить мою жизнь. Только что мне теперь делать. Я нашла телефон и, не думая, набрала номер Глеба. Он ответил быстро.

— Вера, — его голос был спокойным, собранным, как всегда. — Всё в порядке?

— Нет, — я облизнула пересохшие губы. — Извини, что я беспокою тебя, просто я... Я только что выгнала Михаила из квартиры.

Пауза. Я почти слышала, как он приподнялся с кресла.

— Он приходил? Без предупреждения?

— Да. Пришёл с извинениями, но стоило мне отвергнуть его — его поведение резко изменилось. Он начал угрожать. Сказал, что он мне спокойно жить не даст.

— Понял, — сдержанно ответил Глеб. — Классика. Популярная тактика — сначала попытки обаять, потом запугивание. Ты правильно поступила. Но подожди… Почему он вообще пришёл?

— Вот тут самое интересное, — я усмехнулась, хотя внутри всё продолжало гореть. — Михаил привёз картины для выставки. Новую серию. Так вот — на всех этих полотнах изображена обнажённая женщина.

— Хорошо. А ты здесь при чём?

— А дело в том, — я выдохнула, решаясь — что это — я, Глеб. Он нарисовал меня. Узнаваемо.

— Ничего себе, — медленно выдохнул Глеб. — Он получил твоё согласие?

— Конечно, нет! — я горько усмехнулась. — Я узнала об этом до выставки только потому, что я куратор проекта. Прекрасно, правда?

— Вера… — голос Глеба стал стальным. — Это серьёзное нарушение. Использовать изображение другого человека, тем более в обнажённом виде, без разрешения — это запрещено.

— Я знаю. Я сначала хотела отказаться от участия, хлопнуть дверью. Но... — я сжала руку в кулак. — Эти картины гениальны, Глеб. Они сильные, живые. Он талантлив, как ни крути. И я поняла: если я сейчас всё сорву — он всё равно выставит их где-нибудь ещё, просто позже.

— Очень здравое решение, — Глеб задумчиво продолжил. — Значит, так. Первое — ты сохраняешь дистанцию. Второе — не говоришь ему о своих намерениях. Третье — нужно подтвердить, что на картинах именно ты. Мы подадим иск о нарушении неприкосновенности частной жизни и авторского права на изображение. И потребуем компенсацию — моральный вред и долю от прибыли, если картины будут проданы.

— Но ведь я не упоминаюсь по имени…

— Это не имеет значения, — спокойно перебил он. — Если есть хоть один человек, который может достоверно подтвердить, что это ты, и если изображение не абстрактное, а конкретное — у нас есть дело. Особенно если он твой муж, и вы в процессе развода.

Я прикрыла глаза и глубоко вдохнула.

— Спасибо, Глеб.

— Всё будет хорошо, Вера.

Мы попрощались.

Я только успела протянуть руку, чтобы отложить телефон, как он вновь дрогнул — короткая вибрация. Не знаю почему, но первая мысль была: Артём. Это имя вспыхнуло внутри не просто ожиданием — предчувствием. Я медленно потянулась за телефоном, затаив дыхание, включила экран.