Развод. Цена лжи (СИ)

Глава 48

Михаил.

Мастерская.

Свет мягко ложится на белую простынь, на кожу, на изгиб бедра. В моей постели извивается молодая нимфа, которая в экстазе не может выговорить моё имя до конца.

Эта девочка — с телом фарфоровой балерины и глазами наивной студентки — явилась ко мне сама. Ну, почти. Пара выставок, несколько разговоров при людях, одна интимная улыбка — и вот мы уже наедине, и вот она уже сидит в кресле в моём ателье, а я делаю вид, что сосредоточен на линии плеча...

Портрет я закончил ещё после второй встречи. Всё остальное — просто повод.

Она глупа. Но красива. А ещё — она дорогая. Она принадлежит очень богатому мужчине. Слишком занятому, чтобы замечать, с кем и как она проводит своё время. Идеально.

Женщины — простые. Их можно купить, можно обмануть. Или подлить им пару капель магии в бокал. Все они хотят внимания. Я даю его. А потом беру всё, что мне нужно.

Я думал, будет просто с женой Захарова. Но она оказалась слишком влюблённой. Сложной. Авария всё решила. Конечно, мне её немного жаль. Но не буду врать — я почувствовал свободу. И тогда поднял ставки. Жена Нестерова стала моим трамплином. Она была в нужном месте и в нужное время. Всё прошло как по маслу. После неё я стал выбирать. Делать, что хочу.

Вера оказалась досадной ошибкой. Слишком упёртая, эта идиотка решила, что может противостоять мне. Вернулась, пошла в суд. Марго тоже… подлая, неблагодарная дура. Всё могла бы иметь.

Но ничего. Я всё равно выйду сухим из воды. Как всегда.

Красотка стонет от восторга, шепчет, что я лучший. Да, детка, я знаю. Я лучший.

На тумбочке — её бокал шампанского. Я был щедр, растворяя в игристом особый ингредиент.

У меня на неё планы. Большие планы.

Я провожу пальцами по её бедру, затем резко поворачиваю её к себе лицом — в её глазах туман, зрачки широкие. Она улыбается, тянется ко мне.

Я хватаю её за затылок и впиваюсь в рот поцелуем — жадным, властным.

БББББАХ.

Дверь мастерской вылетает с грохотом.

— Что за… — вырывается у меня.

Четверо. Сразу видно — не полиция. Плечи как шкафы, лица без эмоций.

Я вскакиваю с кровати, судорожно хватаю с кресла первую попавшуюся вещь — рубашку — и прикрываю пах. Сердце ухает, адреналин в кровь.

— Эй! Вы кто такие? Что за хрень?!

А сзади, с кровати, пьяно и разнузданно доносится:

— Дорогой, прости… он такой секси… просто крышу сносит…

Я оборачиваюсь, как в замедленной съёмке: она раскинулась на простынях, улыбается, зрачки стеклянные, волосы растрёпаны.

А мужики уже в комнате. Один закрывает дверь. Второй смотрит на меня. Третий — на бутылку шампанского на кухонной стойке.

Чёрт, всё идёт не так.

Четвёртый подходит к кровати. Медленно, спокойно, но от него веет таким холодом, что хочется закрыться чем угодно — простынёй, шкафом, бетонной стеной. Она смотрит на него мутно, всё ещё в этом сладком тумане, растёкшемся по ней от моего зелья.

Я пытаюсь натянуть на себя брюки. Охранники — будто из бронзы вылиты, не смотрят на неё. На меня — да. Смотрят, не отрываясь.

— Как ты, детка? — спрашивает он её. В голосе ни капли злости.

Она пьяно тянется к нему и он отвешивает ей хлёсткий шлепок прямо по щеке. Не сильно, но достаточно, чтобы привести в чувство. Она моргает. На секунду приходит в себя. Узнаёт мужа. Тянется к нему, почти плача:

— Прости… милый…

Нет, ей не стыдно, ей плевать. На него, на меня — сейчас она просто хочет продолжения, с кем угодно.

Он одел её, осторожно, как ребёнка. Потом поднял взгляд на своих спутников:

— Домой.

Двое взяли её под руки.

— Оо, мальчики… — хихикает она. — Дорогой, я боюсь, я не доеду…

— Доедешь. — коротко кидает он и кивает охране.

Они кивают и уводят её.

Остались мы трое. Один охранник стоит теперь у двери, будто не слышит и не видит, но он как скала.

А он… этот тип… этот богатый, очень опасный тип, садится в моё кресло. Скрещивает ногу на ногу. Смотрит. Потом кивает на кровать:

— Садись.

Штаны уже на мне.

Он достаёт сигарету. Щёлкает зажигалкой.

— Тут не курят, — говорю, и сам слышу, как дрожит мой голос, как жалко звучат мои слова.

Он поднимает бровь и медленно выдыхает дым мне в лицо.

— Сядь. — произносит он уже тоном не терпящим возражений.

И я сажусь. Я стараюсь держаться уверенно, хоть по моей спине и струится холодный пот. Он затягивается, медленно выдыхает дым, в этот раз в потолок. Пауза. Длинная.

— Ты, значит, художник, — говорит наконец. Голос спокойный, чуть хриплый. — Живописец.

Я пожал плечами.

— Да.

Он кивнул.

— А ещё ты ***шь чужих жён.

Я молчу. Потому что хрен его знает, что он хочет услышать. Он смотрит прямо, без тени эмоций.

— Знаешь, чем ты меня зацепил? Не тем, что ты трахаешь мою жену. На это мне, если честно, плевать. — Он делает ещё одну затяжку. — Ну, не совсем, конечно. Но у меня глаза на месте, я всё вижу. Она молода, ей скучно, а ты — сраный Донжуан, который готов нырнуть в любую норку.

Он помолчал.

— Но вот что меня действительно вывело… — он подался чуть вперёд, глаза сузились, — …это то, что ты ей что-то капал.

Я сглотнул.

— Я… Я не…

— Не ври. — Он махнул сигаретой. — Я видел её глаза. Утреннее шампанское так не действует. Ты это регулярно делаешь, Михаил?

— Я… иногда… — выдавил я.

— Интересно, — протянул он. — Потому, что это, дружок, перебор.

Он стряхивает пепел прямо на пол.

— Так вот. Ты сдохнешь... или нет. Я подумаю и решу.

Я дёрнулся.

— Ты думал, тебя прикроет слава и жалкое твоё имя.

Он встал. Потянулся, оправил пиджак.

— Нет, не прикроет.

Я кивнул, еле заставив шею шевелиться.

— Хорошо, что ты понял.

Он направился к двери.

— Ах да. Телефон. — Он на секунду остановился, не оборачиваясь. — Тебе напишут. Будь на связи. И не вздумай пытаться свалить, тебя найдут.

Когда дверь за ним захлопнулась, я остался сидеть неподвижно. В комнате пахло потом, сексом и сигаретным дымом. Я запустил пальцы в волосы, ногти в кожу. Хотелось выть. Мычать. Орать. Но я сидел и просто дышал. Часто, шумно, как собака. Пульс стучал в ушах, как набат. Никакие друзья, никакие нимфы, никакие сиськи-ресурсы сейчас не помогут. Я в отменном дерьме, по уши.

Я встал. Потом снова сел. Посмотрел на руки — дрожат. От чистого, звериного страха.

Ни одна из моих бывших не могла вот так выломать дверь и снести всю мою жизнь одним движением пальца. А этот точно может, нет сомнений.

А теперь я даже не знал, кто свяжется со мной первым. Суд? Журналисты? Или его люди?