Развод. Цена лжи (СИ)

Глава 47

— Здесь подают лучшие сырники в Москве, — сказал Артём, распахивая передо мной дверь небольшого кафе с витражами, укрытого в старом доме на Арбате. — И кофе тут тоже великолепный. Мы прошли к столику у окна. Внутри было тепло, пахло свежей выпечкой и обжаренными зёрнами.

Я сделала глоток капучино, отставила чашку, и только тогда заметила, что Артём держит в руках свежий глянцевый журнал. Он повернул разворот ко мне. В заголовке пестрели жирные буквы:

«Палитра яда: как художник Сухов превзошёл сам себя — и даже Сальвадора Дали»

— Смотри, — сказал он. — Ну что, публичность работает.

Я скользнула глазами по началу статьи:

«Когда-то художники травили себя абсентом, вдохновлялись кокаином и подсыпали возлюбленным одурманивающие снадобья в духе графа де Сен-Жермена. Но XXI век, казалось бы, обещал цивилизованность и этику. Ошибочка.

На открытом судебном заседании по делу о разделе имущества между художником Михаилом Суховым и его бывшей супругой Верой Лебедевой выяснилось нечто куда более занятное, чем стоимость холстов и недвижимости.

Судя по словам самого ответчика, он „всегда добавлял пару капель волшебного препарата“, и что его бывшая „никогда не возражала“. Медицинские экспертизы, предоставленные в суд, говорят об обратном. Подсыпание психоактивных веществ без согласия, как бы это не подавалось, остаётся уголовным преступлением.

Если Сальвадор Дали водил муравьёв по стенам и рисовал безумие, не нарушая чужих границ, то Сухов, видимо, решил стать его русским, токсичным вариантом.

На фоне спокойного, выдержанного поведения бывшей жены и её адвоката, эмоциональные выкрики художника, его нелогичные объяснения и пренебрежение к суду выглядели не эксцентрично, а жалко. Творческий кризис, возможно, начался в чертогах рассудка.»

— Так это же… — я поставила локоть на стол, прикрывая рот ладонью. — Это же просто размазали его.

Артём усмехнулся, разлымывая вилкой сырник.

— Ну, он сам старался. Это не мы ему микрофон в суде выдали и не мы кричали про возбуждающие капли, — сказал он. — А то, что присутствуют журналисты, он знал.

— Как ты думаешь, — спросила я, разглядывая белоснежную пенку в чашке, — суд учтёт, что я всё это время жила в другой стране? Что мы с Михаилом уже не были семьёй, не вели общее хозяйство, не общались… Я не хочу претендовать на то, что мне не принадлежит. Честно.

Артём посмотрел на меня так, будто я сказала нечто невероятное.

— Ты слишком благородна, Вера. И за это, в том числе, я тебя и люблю.

Я сдвинула брови.

— В том числе?

Он усмехнулся, положил локти на стол, чуть наклонился ко мне:

— Вообще, я люблю тебя просто потому, что ты есть. И каждый мой день делаешь лучше.

Я смотрела на него, и внутри тихо плескалось счастье.

— И я тебя люблю, — сказала я.

Мы в молчании доедали завтрак, когда мой телефон завибрировал. Я бросила взгляд на экран — сообщение от Лены.

«Вера, Глеб скинул мне это. Ты уже читала? Если если нет — пожалуйста».

Снизу — ссылка на статью. Я кликнула, и экран заполнился фотографией лица Михаила на суде. Мы с Артёмом склонились ближе друг к другу над экраном.

Заголовок был резким:

«За маской художника: ловелас, манипулятор, отравитель»

— Ого, — пробормотал Артём, — надо же.

Статья начиналась с лоска — короткий обзор карьеры Михаила, признание критиков, масштабные выставки. А потом — тон менялся. Автор ссылается на „достоверные источники“, согласно которым Михаил известен не только как художник, но и как неутомимый ловелас, за плечами у которого — „десятки“ женщин. Некоторые из них названы по имени, другие описаны расплывчато: „журналистка крупного издания“, „молодая актриса“, „ дама из сферы искусства“.

Особенно зацепило следующее:

“По данным, поступившим в редакцию, Михаил Сухов В процессе сближения с женщинами нередко прибегал к нечестным методам: эмоциональному давлению, манипуляциям, а также, как утверждает источник, к использованию веществ, способных повлиять на восприятие и поведение жертвы. Как знать, сколько женщин и с какой целью на самом деле были подвержены его влиянию?“

Я замерла, чувствуя, как внутри поднимается волнение. Артём внимательно читал дальше, всё медленнее пролистывая текст.

Наш стол резко содрогнулся.

— Осторожно… — пробормотал он.

Я подняла взгляд — прямо возле нашего столика на пути к выходу остановилась группа из четырёх человек. Трое — явно телохранители, а в центре тот, кто сразу приковал взгляд. Мужчина в костюме безупречного кроя, с коротко стрижеными волосами, спокойным, но страшным взглядом. От него веяло чем-то опасным, тяжёлым.

Возникла небольшая заминка — кто-то из официантов споткнулся о сумку у соседнего столика, немного пролив кофе. Их группа на миг остановилась, и этот мужчина — главный — перевёл взгляд на наш стол.

Он увидел статью в так и лежавшем на столе журнале. Его губы чуть тронула полуулыбка.

— Простите, — произнёс он вежливо, с лёгкой хрипотцой. — Это о художнике Сухове, верно?

Артём коротко кивнул. Мужчина указал пальцем.

— Можно взглянуть?

— Пожалуйста, — ответил Артём, отодвигая журнал в его сторону.

Мужчина опустился на край стула у соседнего пустого места. Его спутники отступили в сторону, сохраняя дистанцию, но не уходя далеко. Он пролистал статью и поднял глаза на нас.

— А это, — он указал на телефон, — не о нём ли тоже?

Я на секунду замялась, но потом коротко кивнула.

— Можно? — спокойно спросил он.

Я переглянулась с Артёмом. Он едва заметно пожал плечами. Мужчина взял телефон.

— Интересно… — протянул он, вскоре возвращая телефон.

Мы с Артёмом снова переглянулись.

— Простите. Забыл представиться. Олег Викторович. Буров.

Я коротко кивнула:

— Вера. Вера Лебедева.

— Артём Захаров, — представился Артём.

Мужчина пожал ему руку и задумчиво проговорил:

— Лебедева… — Его брови чуть приподнялись. — Вы ведь… его жена?

— Бывшая, — поправила я.

Он задержал на мне взгляд, собирая детали пазла:

— Вот как. Ирония дня. Этот… «художник» сейчас пишет портрет моей жены.

Он усмехнулся, но в этой усмешке не было ни капли веселья.

— А я гадаю, чего с ней творится странное. С тех пор как начала ему позировать — будто подменили.

Он помолчал, потом опустил взгляд на телефон и снова взял его в руки. Экран ещё не успел отключиться и он неторопясь набрал на нём номер — короткий гудок, и он снова вернул аппарат на стол:

— На всякий случай. Если он вдруг исчезнет, а вы останетесь с вопросами… Вы знаете, как меня найти.

Олег Викторович на секунду задумался, затем с лёгкой, почти рассеянной улыбкой протянул руку Артёму. Крепкое рукопожатие.

— До свидания. Артём, Вера.

С этими словами он встал и, не оборачиваясь, направился к выходу. Его спутники последовали за ним.

Я сидела неподвижно, не в силах сказать ни слова.

— Это сейчас вообще что было?.. — наконец выдохнула я.

— Я слышал о Бурове… Похоже, Михаил нарисовал себе проблему, — тихо отозвался Артём, глядя в ту сторону, где исчезла фигура Олега Викторовича. — И, возможно, последнюю.