Реальность миров

Пролог. Васп

Ганза / Остар

Небо затянуто тяжёлыми, серыми тучами. Снег по утру растаял, но холод не отступает. Большая городская площадь многолюдна. В этот последний зимний день здесь объявили о казнях. То, что этих злодеев не продали на рудники или турнирные бои, уже было событием. В последние годы всё чаще осуждённые на казнь, вместо помоста с виселицей и плахой, получали кандалы раба или палку бойца. Видно сегодня городской Совет решил напомнить горожанам о правосудии, здесь и сейчас. Троих преступников, среди которых была женщина, в сопровождении стражи, вывели к помосту. Толпа оживилась, подтянувшись поближе. Вид злодеев был жалок. После многих дней в темнице, измученные холодом и голодом, они с трудом держались на ногах. Даже здесь, на агрянском юге, всё ещё было довольно холодно, а им перед казнью оставили лишь нательные рубахи. Их грязные, посиневшие тела била дрожь и преступники даже пританцовывали, пытаясь согреться. Сам советник по закону Флер да Ламут, что случалось крайне редко, пришёл объявлять приговор.

— Достойные, уважаемые и простые горожане Ганзы! — так он начал свою речь.

Горожане внимали, ибо ожидали весёлого представления. Он же, довольно невысокий, но крайне высокомерный, видно полагал, что устремляя свой большой, с горбинкой нос в небеса и оттопыривая верхнюю губу, выглядит гораздо весомее в их глазах. Вкупе с низким, с чёткой вертикальной складкой лбом, обрамлённым зализанными назад при помощи жира длинными, тёмными, свисавшими на плечи, с едва заметной сединой волосами, грозно сдвинутые, кустистые брови должны были внушать ещё больше уважения. Прятавшиеся под ними маленькие, мутного цвета глазки взирали на толпу с явным превосходством. Но если на простых горожан это в некоторой степени, больше из страха перед стражей, действовало, то на достойных увы. Они прозвали его Недомерком и насмехались при каждом удобном случае. Он знал об этом и ненавидел, ненавидел, но, как и они, играл свою роль добропорядочного горожанина.

— Сегодня, на этой площади, свершится правосудие! — продолжил советник, выдерживая эффектную паузу. — Трое злодеев понесут заслуженное наказание пред богами и горожанами сего города. Первым казнят убийцу Хлора. Он обвинён и признан виновным при свидетелях в шести убийствах, в том числе двух достойных горожан. Злодей будет обезглавлен!

Ещё только жирный палач, в своём сером, загаженном старыми, кровавыми разводами балахоне, с огромным топором, вышел на помост к плахе, а толпа уже взревела от предвкушения события. Палачом был местный мясник и, учитывая то, что казни стали редки, он лишь подрабатывал этим пасмурным утром. Вчера он разделывал телёнка, а уже к обеду его ждала пара поросят. Злодеев, что мёрзли у помоста, он не считал за людей, и потому с такой лёгкостью готов был разделать и любого из них. А тут, без особых пыток, нужно было лишь отрубить голову, проще простого. Горожане кутались в накидки и прятали руки в карманы. Убийце было очень холодно, но его вдруг прошиб пот. Хлору пришлось смахнуть катившиеся в глаза едкие капли грязным рукавом. Он, совершенно неожиданно для самого себя, испугался. Убивая других, он видел их страх и насмехался над ним. Теперь же он сам был на месте своих жертв, а страх уже не был таким забавным. Нет, теперь он заставил его сердце сжаться, обдал тело холодным, противным потом и сильной дрожью. Это уже была не дрожь от холода, но от страха. Его трясло посильнее остальных обречённых, а единственным желанием было бежать, бежать прочь. Стражи подвели осуждённого к палачу, а тот внезапно стал вырываться, на самом деле пытаясь сбежать от своей судьбы. Одному из законников пришлось огреть его дубинкой, а на плаху голову приложили силой. Горожане стихли, так что даже стал ясно слышен шум строителей, бодро ремонтировавших высокий дом на одной из городских улиц. Где-то вдалеке послышался плач ребёнка. Надрывно каркнул сидевший на шпиле одной из башен ратуши чёрный, словно сама тьма ночи, ворон. Внезапно в толпе горожан раздался чей-то нервный смех, стихший так же быстро и нелепо. Прижатый к плахе смертник кряхтел, сопел и рычал, всё ещё сопротивляясь приговору. Он и до того не благоухал полевыми цветами, но сейчас трусливое зловоние, распространявшееся от трясущегося от страха тела, перекосило даже лица удерживающих его опытных стражей. Эти повидали многое на своём веку, но и они слегка отвыкли от таких представлений. Палач изготовился, ожидая отмашки. Советник по закону медленно поднял свою холёную руку и, в который раз обведя толпу надменным взглядом, быстро уронил её вниз. Мгновенье, отпрянувшие в стороны стражи, быстрый замах топора, последняя, тщетная попытка обречённого на смерть поднять голову и… та с глухим стуком падает на помост. Она ещё катится какое-то время в сторону зрителей, обдавая настил помоста кровавыми брызгами и заставляя их орать и визжать от удовольствия. Стражи тут же брезгливо стаскивают обезглавленное тело прочь, к ногам ликующей толпы, а лежащая на краю помоста голова злодея взирает на горожан большими, полными ужаса глазами.

— Следующей будет наказана мошенница, что промышляла различными обманами. За все свои преступные деяния она будет… лишена обеих рук! — продолжал громко вещать, с гордо задранным, горбатым носом, советник.

И это зрелище было по душе толпе. Женщина умоляла, визжала от страха, просила, ревела и проклинала. До того ей казалось, что она готова даже к смерти, но на помосте приговорённая впала в истерику. Стражам вновь пришлось помогать палачу, а страдания несчастной мошенницы несказанно веселили горожан. Когда обе её руки, после равнодушного удара мясника, оказались на помосте, вздох восхищения прокатился по толпе. Такое наказание было равносильно смерти, и даже того хуже — мучительной смерти. Культи ей замотали каким-то тряпьём, дабы она не сдохла прямо на площади, и тут же вытолкали прочь, прямо в толпу. Нет, сделавших так по приказу советника стражей не заботила её судьба после наказания, но законники желали ей страданий, а смерть считали избавлением. Некоторые после такого быстро истекали кровью или умирали от самой боли, но эта, молодая ещё женщина, продолжала жить и ожидаемо распаляла злобу толпы. Горожане насмехались, толкали несчастную и плевали ей вслед. Она же, завывая от боли, стремилась спрятаться. Калека падала на камни мостовой и ползла, не в силах подняться на ноги. В глазах её застыл ужас обречённости. Уже скоро, как только толпе надоест издеваться над злодейкой, безрукую выкинут за ворота, обрекая на смерть от холода и голода. Хотя есть шанс, что оставшиеся при ней прелести прокормят её в селении потерянных. Там немало разных калек нашли своё последнее пристанище, исполняя злую волю их «спасителей».

— И третьим, и последним на сегодня, будет казнён вор Васп! Этот злодей хоть и не убил никого, но похуже того же Хлора! Он много раз избегал поимки, хотя о его многочисленных кражах было давно известно законникам. И вот он попался! Как символ неотвратимости правосудия он будет повешен! Смотрите, наслаждайтесь и помните о законе! — объявил явно заскучавший в роли оратора советник.

Он был абсолютно равнодушен и к самим казням, и к восторгам горожан, и даже к правосудию. Выйдя сюда покрасоваться, он был разочарован собственными чувствами. Советнику казалось, что даже этому обречённому на казнь преступнику нет никакого дела до его сиятельной персоны, и это печалило.

Синие, словно безоблачное небо, глаза вора, казалось спокойно смотрели и на стражей, и на палача, и на толпу на площади. Он проиграл в этой игре, где ставкой была его собственная жизнь, и был готов к такому концу. Вор проводил каким-то обречённо-печальным взглядом взмывшего в серое небо ворона и покорно подставил голову под петлю. Этот плотный, невысокий, но и не низкий мужчина, словно полностью смирился со смертью и уже протянул руку Ару, перевозчику мёртвых на тёмной стороне. Толпа стихла, ожидая очередной забавы над висельником. Они ненавидели его за то, что был другим, за то, что не желал жить по правилам, и особенно за то, что смел вообще жить вне их такого знакомого и, как им казалось, правильного мира. Палач выбил высокую подставку из-под ног вора, и петля резко затянулась. Руки смертника инстинктивно схватились за верёвку, будто бы он мог ослабить сдавившую его шею петлю. Внезапно приближение смерти не понравилось смертнику, и он предпринял инстинктивную попытку спастись. Синие его глаза стали огромными, а язык полез наружу, выталкивая стекавшую по бороде слюну. Он довольно долго дёргался, скорее уже не понимая, что происходит, чем продолжая тщетные попытки выжить.

— Правосудие свершилось! — с этими словами советник Флер да Ламут, неспешно, с неизменно заносчивым видом, покинул помост.

Горожане ликовали, забрасывая висельника какими-то объедками. А вора уже накрыла тьма и он осознал, что шагнул на тёмную сторону, сторону смерти. Боль от удушья, желание спастись и даже последние мысли о смерти — всё это растворилось в мрачной пустоте. Он не знал сколь долго длилась эта тьма, может мгновенье, а может целую вечность. Внезапно, широко распахнув глаза, он вернулся к свету. Ему пришлось прищуриться, так ярок был свет вокруг. Он висел в прозрачном, заполненном голубоватой дымкой кубе и тот постепенно исчезал.

«Я попал прямо в чертоги Сета? — дивился он происходящему. — Это ли Сене́га? Но почему? Всё что нам говорят враньё? Грешник в храмах света?! И рядом другие!»

Однако люди в кубах рядом с ним словно спали и только он бодрствовал.

— Ого! — невольно вскрикнул чудом спасшийся вор.

Он глянул себе под ноги и ужаснулся. Резко контрастируя со светом, внизу клубилась непроглядная тьма. По мере того как куб таял, человек опускался вниз, в тёмную пасть неизвестности. Пожалуй, именно эта неизвестность так напугала воскресшего вора. Он попытался выйти из куба, подальше от опасности, и тут же понял, что это не так-то просто. Он шёл, но стоял на месте. Он даже пытался бежать, но это никак не помогало. Он заставлял своё тело покинуть куб, но тот не отпускал. Однако Васп не сдавался. Вскоре он заметил, что тело начинает слушаться, а сковывавший его движения куб так и продолжал исчезать. Ему удалось сделать невероятно тяжёлый, маленький шаг вперёд, потом ещё один. В тот самый момент, когда он уже почувствовал себя в силах выйти за почти невидимую стенку куба, его ноги почти коснулись тьмы. Он не вышел, но выскользнул наружу, истратив на этот последний рывок так много, что голова закружилась, а сознание помутилось. Васп тут же упал на пол, уже не видя, не слыша и не чувствуя.

Он вновь очнулся через некоторое время на холодном, бетонном полу. Свет, так напоминавший солнце, слегка ослепил его, и он тяжело поднялся, щурясь и ощупывая болевшую шею. Глубокая, болезненная борозда от верёвки напоминала о недавней казни. Поначалу он понимал так мало, что был ошарашен происходящим. Память лишь постепенно возвращала его к реальности. Размеренный, раздражающий гул, обволакивающий его со всех сторон, мешал сосредоточиться. Однако запах, этот резкий, ни на что не похожий запах, внезапно вернул воспоминания. Вот он сообразил, как попал в этот зал с прозрачными кубами. Затем к нему вернулось его имя и часть его прошлой жизни. Он вспомнил, что пришёл к ним желая подзаработать и добровольно вошёл в этот куб.

«Это проект корпорации «Один»! Я Ден, Ден Торби. Меня ждут жена и дочь. Яна и… Яна и…, и Сандра! Сколько я пробыл здесь и почему так болит горло и трудно дышать? — тихо бормотал он себе под нос, ощупывая руками так сильно болевшую, явно повреждённую шею. — Меня повесили в этом кубе? Но как такое возможно?! Я умер, но всё ещё жив? Они сказали, что это лишь игра, иллюзия и не более. Нужно найти кого-нибудь и отказаться от этой работы. Как можно скорее нужно… Контракт! — он скривился, вспомнив подписанный им документ. — Нужно просто сбежать! Эта работа сводит меня с ума, она просто сводит с…»

Воспоминания из жизни Дена вдруг смешались с воспоминаниями Васпа. Он вновь вспомнил площадь, виселицу и ликующую толпу. Он воровал, обманывал и даже убивал. Он был чудовищем, мерзким и бессовестным. Потом, после казни, попал сюда, в чертоги Сета. Бредя по коридору между кубов, воскресший вор дошёл до обшитой металлом стены. Он глянул в стену и увидел там своё, пусть и не такое чёткое как в зеркале, отражение. Увиденное ужаснуло его, ведь он совсем не мог узнать этого человека.

«Боги, кто я? Где я? Я Васп или Ден? И как они выглядят? Возможно я вообще никто из них, — обхватил он, готовую уже взорваться от хаотичных воспоминаний, голову. — Где реальность, а где игра? Я жил там или я живу здесь? Мне нужно увидеть солнце!»

Слева у стены была лестница, стальные ступени которой резво убегали вверх. Лестница вывела его к небольшой площадке с дверью. Ключ торчал прямо в замочной скважине, так что ему оставалось лишь повернуть его против часовой стрелки. Он открыл дверь и вышел в небольшой, едва освещённый извне, коридор. Подсобка с каким-то хозяйственным хламом. Впереди лишь глухая стена.

«Диавол! На хрена располагать глухую подсобку на такой высоте и подводить к ней лестницу?!» — разозлился беглец, понимая, что нужно возвращаться обратно, в зал с кубами.

От отчаяния он привалился к ненавистной теперь ему стене, словно пытаясь сдвинуть её и… она подалась вперёд. Дверь, а на ней ни ручки, ни замка. Беглец просто толкнул её, навалившись плечом, и она открылась. Это была конструкция наподобие вертушки в торговых центрах. И снова довольно крутая лестница наверх. Он бросил мимолётный взгляд назад, в сторону автоматически закрывающейся двери. Уже через несколько секунд там была лишь стена и ничто теперь не указывало на возможность вернуться. Но ему было всё равно, ведь он спешил покинуть это место. Снова дверь и…, и она не заперта. После такого яркого света в том зале, ясная, звёздная ночь показалась ему откровением. Он стоял на крыше большого здания, с одной стороны которого рассыпались по довольно большой, освещённой фонарями территории ещё несколько подобных, а с другой шумела река. Здесь было так свежо и свободно, и… так холодно. Холод победил даже пленивший его с самого момента воскрешения шок. Только сейчас, когда ему стало по-настоящему холодно, он заметил, что абсолютно гол. Беглец стоял, растерянно всматриваясь в звёзды и пытаясь остановить поток захлестнувших сознание мыслей и воспоминаний. Это ему удавалось с трудом, и он с надеждой ухватился за решение о побеге. Холод вернул и остальные чувства, и главным сейчас стал страх, страх быть пойманным и возвращённым в тот прозрачный куб. Нужно было найти способ спуститься вниз. Он подумал о том, что нужно отыскать пожарную лестницу, но не успел сделать и шага.

— Проклятье! Я снова забыл закрыть эту чёртову дверь! — заставил его сердце биться в разы быстрее незнакомый голос.

Испугавшись, что его заметят, беглец подбежал к ближайшей, такой спасительной водосточной трубе, и начал быстро спускаться. Внизу шумела река, но он был уверен, что это путь к спасению. Однако он никак не ожидал, что в его нынешнем положении это будет так сложно. Не преодолев и пары метров, беглец застыл, вцепившись в такую холодную трубу обеими руками. Силы внезапно иссякли, и он уже не мог ни вернуться на крышу, ни продолжить спуск. Тело била предательская дрожь, зубы отстукивали причудливую мелодию, сердце рвалось из груди, а руки и ноги быстро слабели. Он просто висел, вцепившись непослушными руками в холодную жесть, а ноги уже предательски скользили вниз. Вскоре голова его закружилась и на какое-то время он потерял сознание. Когда же очнулся, то уже стремительно летел вниз. Беглец плюхнулся в ледяную воду и течение реки понесло его обессиленное тело в ночную тьму. Холод, который лишь приобнял его на крыше, теперь крепко сжал беглеца в своих смертельных объятьях. Васп, а может Ден, явно умел хорошо плавать, и если бы не накатившая слабость и сковавший его конечности холод, точно спасся. Но сейчас, после пары тщетных попыток, судорожно взмахнув обессилевшими руками, он обречённо вдохнул в свои лёгкие ледяную воду и вскоре захлебнулся. Течение понесло безвольное тело дальше, к такой желанной для беглеца свободе. Теперь, кем бы он ни был до сего момента, этот несчастный человек, определённо и вне всяких сомнений, умер.