Реальность миров

Глава 16. Зло

Эшт

Ночь опустилась быстро и пронизывающий холод пробирал до костей редких прохожих. От теплоты солнечного, весеннего дня не осталось и следа. К западным воротам, от самого храма, кутаясь в простецкую накидку, приближался невысокий, но плотного сложения мужчина. Постепенно, прерываемая лишь пьяными криками у располагавшейся поблизости таверны, город окутывала тишина. Большинство горожан уже грелись у печей и каминов, иные собирались спать. Лишь стражам не спалось и погреться удастся лишь по утру. Заступившие в ночную смену охранники западных ворот грелись, пританцовывая и прохаживаясь у стен. Они весело болтали, пересказывая друг другу городские сплетни. Причём все четверо топтались на площадке у самых ворот. По правилам следовало двоих держать на стене, но в такой холод даже их старший молчал до прихода командира. Вот тогда, и этот момент нельзя было упустить, всё должно было выглядеть достойно. По этой причине все четверо время от времени бросали пристальные взгляды в сторону городских улиц.

— А вот ещё был случай с А́́́тосом, — рассказывал дюжий стражник.

— С нашим наёмником? — уточнил другой, гораздо моложе и субтильнее первого.

— Да, с этим нахрапистым выскочкой, — явно недолюбливал, судя по презрению в голосе, того воина первый. — Так вот, может кто из вас уже и слыхал, а кто не слыхал, то расскажу. Хотя вряд ли кто знает, моему другу один из воинов Атоса по пьяни проболтался. Дело было в начале прошлой осени. Остановились они с торговцем на привал на полпути к Рицу. Ночь тёмная, хоть глаз выколи, и погода была дождливая, да промозглая. Едва удалось им огонь развести и тот слабо освещал место стоянки. Ну хоть согревал их в намокших накидках. Уснули. Однако вскоре их разбудил тот, что на страже. Дело было на поляне, а кругом лес. И вот с одной стороны шум и неясные тени среди деревьев. Разбойники, решили они. Изготовились к схватке, а в них полетели камни и стрелы. Наёмники ответили, ну и сами пострадали конечно. Так вот Атосу руку стрелой или камнем оцарапали. По-умному следовало бы сидеть в защите, тем более что охраняешь торговца с товаром, а этот горе-командир ринулся в атаку.

— Прямо на злодеев? — удивился третий страж, толстяк с худым лицом, но немалым пузом, нависающим над ремнём.

— Храбрец, однако, — добавил второй.

— Ха! — раздражённо взмахнул руками рассказчик. — Дураку смелости не занимать. Побежали его воины вслед за ним и давай рубить врагов направо и налево. А те и не сопротивлялись. А пока они в лесу воевали, несколько злодеев приставили клинки к брюху торговца и обчистила его полностью. Даже часть товара успели унести те негодяи. Вернулся Атос со своими, а там такое!

— А чего разбойники в лесу не сопротивлялись, отступили? — спросил толстяк с худым лицом.

— А это самое интересное, — увлечённо продолжил дюжий страж. — Те отступили задолго до атаки наёмников, а оставили привязанных и подвешенных к деревьям бедолаг. Те уже были давно мертвы, может их те самые злодеи и убили. Вот этих мертвецов и кромсали в темноте наёмники. Да-а-а… Хороших отступных пришлось Атосу тому торговцу уплатить за молчание.

— Ха-ка-ка! — зашёлся каркающим смехом толстяк вместе с остальными.

— Е-е-е… — пытался сквозь смех что-то сказать четвёртый страж. — Е-е-е…

Не смех был виной его ещё больше развеселивших товарищей потуг. Страж по имени Тигл заикался с детства, потому даже имени своего полностью произнести часто не мог.

— Чего там Ти? — наигранно попытался помочь заике рассказчик. — Ещё повеселить или поделом ему?

— Не, — отрицательно качнул своей круглой головой тот. — Е-е-е…

— Есть будем по утру, когда нас сменят, — издевался над заикой и второй страж. — Хотя перекусить бы не помешало.

— Е-е-е… рун-рун… да! — зло выкрикнул им Ти.

— Ого! — погасил улыбку дюжий страж. — За лжеца меня принимаешь?

— Не, — снова отрицательно покачал голой заика. — Д-д-д… для не-не-не… го е-е-е… рун-рун… да.

— Ах для Атоса! — наконец поняли его товарищи. — Ему как с гуся вода. Это ты прав, тот ещё пройдоха. И как его до сих пор нанимают, да ещё командиром?!

За таким галдежом увлечённые стражники упустили из виду вывалившегося из таверны здоровяка. И вот теперь, покачиваясь, тот стоял у самых ворот.

— Отворяй, сучье… И-и-к! Сучье… — схватился он за засов.

— Тодо, вирун клятый, а ну в сторону! — заорал дюжий страж, явно старший в этой смене. — Зашибу!

Пьяного здоровяка оттащили прочь и уронили на грязную мостовую.

— Домой пойду, в село! — орал он, пытаясь подняться. — Пусти, Грас! Не мило мне здесь! Домой пойду!

— Долги уплати и иди куда пожелаешь, — проворчал дюжий страж в ответ. — Наймись уже, караваны начинают ход. Любой торговец тебе поможет снарядиться и часть долгов вернёшь. С какого Лито всё ещё наливает тебе?!

— Он мой друг! — наконец встал на ноги здоровяк. — И-и-к!

— Таких друзей да к вирунам в лапы, — ухмыльнулся пузатый страж.

Воины умолкли, едва завидев подошедшего к воротам чужака. Ещё издали они поняли, что это не один из братьев да Летар и терялись в догадках кого же ещё принесла нелёгкая.

— Эй, кто идёт? — грозно крикнул один из них, но тут же закашлялся.

— Спокойно, Ивар, это я, — на ходу откинул капюшон ночной гость.

— Энц? — поспешил к нему навстречу страж. — Снова за стену?

— Как всегда, друг, — явно примерил на своё отталкивающее, злое лицо добродушную улыбку тот. — Я ненадолго.

Было заметно, что они не друзья, но выгода от содействия подручному торговца Гора располагает к нему стражей. Он сунул в протянутую Иваром руку несколько монет и благодарно кивнул. Воин быстро спрятал одну в свой кошель, а остальные раздал товарищам. Они, оглянувшись по сторонам, приоткрыли ворота и выпустили странного горожанина в старой, больше годящейся для нищего, чем для слуги торговца накидке.

— Постарайся побыстрее, не то можешь нарваться на молокососа Брута, — посоветовал ему напоследок молодой копейщик. — Этот устроит… В общем мы не знакомы, если что…

— О чём речь, друг, — прошелестел в ответ Энц.

— Домой пойду! — внезапно ринулся в приоткрытую створку ворот Тодо.

— Не нужно, я присмотрю за ним, — остановил стражей проскользнувший наружу слуга. — Тодо всё одно вернётся в город, иначе никак, обещаю.

Стражники согласно покивали, ворота закрылись, а Энц неспешно зашагал к россыпи огней к югу. Пьяный здоровяк, как ни странно, поплёлся следом. Чем ближе они приближались к лагерю потерянных, тем ярче вырисовывались перед ними отталкивающие картины нищеты. Потеплело, и здесь, на юге Агрии, снег почти растаял. Оттого особенно обнажилась вся грязь жизни ютящихся в землянках и хижинах бедолаг. Она смешалась с обычной грязью, слилась с неприглядными оттенками ранней весны и заявляла о себе тошнотворной вонью далеко за пределами лагеря. Слуга явно знал куда идти и, особо не обращая внимания на греющихся у кострищ оборванцев, уверенно проследовал к низенькой хибаре в центре. В сравнении с жилищами, что её окружали, эта грубая постройка, похуже любого городского сарая, выглядела настоящим домом. Здесь имелась печь и дымок, стелившийся по велению ветра прямо навстречу Энцу, несколько приглушал раздражавшую его вонь. Он всё же постоял у грязной, слегка перекошенной двери, дожидаясь сильно отставшего наёмника. Вокруг того уже крутились маленькие воришки, однако у этого пьяницы и стащить-то было нечего. Он давно заложил тавернщику своё снаряжение, доспехи, меч и даже подаренный отцом кинжал. Родители жены настояли на расторжении их союза и оттого этот молодой и не особо умный воин запил ещё сильнее.

— Заходи, друг, погрейся, — помог попасть слегка протрезвевшему Тодо в двери слуга.

В достаточно просторной комнате, чего никак не ожидалось в этой хибаре, их ждали двое. Они сидели на табуретах у самого камина и попивали эль.

— Ну наконец-то, Энц, — оглянулась к вошедшим женщина. — Кого ты там притащил и зачем?

Если бы не злой, колючий взгляд её светло-карих глаз и слегка заострившиеся, явно болезненные черты лица, эту женщину в мужском, с позолотой камзоле, можно было бы счесть весьма привлекательной. Была ли она такой раньше или же возненавидела этот мир слишком рано, превратившись в колючку, опасную и жестокую? Похоже ответ на этот вопрос, кроме неё самой, знал только Энц. В сполохах пламени небольшого, но добротно сложенного камина блестела монета, которую странная женщина ловко вертела на пальцах то одной, то другой руки.

— Мне понадобится помощь, — быстро присел на один из свободных табуретов слуга. — Этот пьяница, погрязший в долгах и нужде, лучший для этого дела. Его зовут Тодо, и он наёмник. Тодо, присядь уже, хватит подпирать стены!

Покачивающийся у дверей воин вздрогнул, бросил бессмысленный взгляд на огонь и, пробурчав что-то нечленораздельное, неловко плюхнулся на единственный оставшийся свободным табурет. При этом тот жалобно скрипнул, качнулся вместе с полноватым здоровяком и едва устоял.

— Пьяница тот ещё помощник, — ухмыльнулся сидевший рядом с женщиной лохматый толстяк.

— Быстрый в самый раз, ха-ха, — не удержался от мрачной шутки наполнивший свою кружку элем Энц, — тебе ли не знать Тури.

— А, если так, тогда да, ха-ха, — понимающе подмигнул тот.

— Раз ты здесь, брат, жадная тварь уже готова пойти на дело, — лишь криво улыбнулась женщина. — Тури конечно гостеприимен, но весна кружит мне голову. Ждать больше нет мочи. Ну?

— Так и есть, — быстро кивнул Энц, — в ночь с пятого на шестой день. Уже всё готово, и вы будьте у западных ворот. Мы ждали этого момента столько лет, Ката, уж наберись толику терпения.

— А стража? — обеспокоенно спросил Тури.

— Прикормлена, — ухмыльнулся слуга, — монет я не жалел и покидал город часто. Но сундук тяжёлый и потому мне нужен этот непутёвый наёмник.

— Э-э-х! — радостно потёр руки лохматый толстяк. — Помолюсь Монку.

За дверью послышался шум, словно пёс скрёбся, пыхтя и хрипя, очень желая попасть внутрь. Тури, несмотря на свой внушительный вид, резво вскочил и, на ходу прихватив стоявший у стены топор, ринулся к двери.

— Тьфу ты, исчадие Аскаша! — опустил он оружие, едва в комнату вбежало нечто лохматое и жалобно подвывающее.

— Она всё ещё жива?! — крайне удивился Энц.

— Как видишь, — ещё сильнее исказилось злобной лицо одетой по-мужски женщины. — Я и сама не ожидала застать её здесь.

— Все знают кто она и не посмели сожрать даже в голодную зиму, — пояснил Тури. — Даже подкармливали и обогревали эту мразь. Но только скажи, Ката, и…

Между тем лохматое нечто ткнулось в ладони задремавшего у разморившего его очага наёмника. Тот вздрогнул и отшатнулся спросонья, грохнувшись с табурета на пол. Троица загоготала, а всё ещё стоявший посреди комнаты толстяк аж согнулся пополам от смеха. Тодо отполз в угол, с омерзением поглядывая на испугавшееся нечто. Лохматое создание прижалось к полу и сильно дрожало.

— Ч… что… что это? — промямлил слегка протрезвевший здоровяк. — Че… че… человек?

Яркое пламя камина позволяло хорошо разглядеть покрытые шрамами, грязные культи и спутавшиеся с лохмотьями, пепельно-грязного оттенка волосы на прижавшейся к полу, безухой голове. Но самым неприятным и даже ужасным было лицо. Несмотря на слипшиеся, свисавшие до самого пола пряди, оно, безглазое, безносое, с провалившимися в рот губами, было обращено прямо к наёмнику.

— Человек? Человек?! Человек! — зашлась в новом приступе смеха троица.

Тодо неуклюже поднялся и, прислоняясь к сене, с выпученными не то от ужаса, не то от удивления глазами, попятился к двери.

— Не бойся её, воин, она сама всего боится! Ха-ха-ха! — надрывалась от смеха Ката.

Она поднялась и с силой поставила свой сапог на спину лохматой калеке. Та вжалась в пол и жалобно застонала. От лохмотьев растекалась по полу зловонная лужа. Ката отшатнулась, поморщившись и растеряв весь свой весёлый настрой.

— Гадить нам вздумала!? — мгновенно пришла в ярость она, бросив монету Тури.

Злобно молотя по лохматому обрубку носками своих добротных сапог, так что мелькали лишь культи, да лохмотья, Ката вытолкала хрипло визжащую калеку за двери. Она бы ещё долго колотила ту ногами, возможно и до смерти, но жертва неожиданно резво, пусть и припадая в грязь, рванула прочь. Догонять её Ката не стала и лишь осыпала вдогонку самыми страшными проклятьями.

— Пусть кто-нибудь приберётся после этой заразы, — всё ещё зло заявила она вышедшему с остальными Тури.

— Конечно, — кивнул тот, возвращая её монету. — Я распоряжусь.

— Мне пора, сестра, — тронул её за плечо Энц. — Ждите меня у западных ворот.

— Да, я запомнила, — уже мягче ответила та. — Удачи тебя, брат, и пусть боги будут на нашей стороне.

— По крайней мере, пусть Монк позаботится о наших кошелях, — лишь губами улыбнулся слуга.

— Всё получится, — словно зеркало отразила она его странную улыбку. — Но помни, брат, не убивай ублюдка. Смерть слишком простая расплата для этого вируна. Мы должны выманить его из города.

— Да, да, да, — раздражённо махнул ей на прощанье Энц.

Тодо, уже почти трезвой походкой, поплёлся за ним. Ветер продолжал гнать по ночному небу серые облака. Холод слегка добавил сознанию наёмника ясности. При отсветах костров он смог лицезреть всю жутковатую картину странной жизни в селении потерянных. А ведь до этой ночи не бывал он здесь ни разу и оттого так впечатлило воина представшее его протрезвевшему взору подобие жизни. Теперь, бредя за своим спутником, он растерянно посматривал в выпученные, с безнадёжной тоской уставившиеся в никуда глаза, обтянутых кожей и лохмотьями живых скелетов. Иные из отчаявшихся слабаков поглаживали свои вздувшиеся от голода животы и каждый мог уже этой ночью превратиться в ужин для живых. Замечал он и снующих под ногами, в тщетных попытках обокрасть гостей из города, сорванцов. Дети нагло хватали ночных гостей за накидки, ощупывали, пытаясь выяснить чем можно поживиться. Энц резко ударил одного из них, того, который пытался уже сорвать кошель с его пояса. Малолетняя свора разбежалась, но к ним начали приставать их матери. Теперь наёмник нервно шарахался от настойчиво предлагавших им развлечься, отвратных на вид, быстро демонстрирующих на холоде свои «прелести» потаскух. Стало заметно холоднее, а в голове наёмника к удивлению добавилось отвращение. На выходе из селения их облепила толпа попрошаек. Слуге пришлось припугнуть их обнажённым клинком и только так они смогли отделаться от нежеланной компании.

— Как мы здесь очутились? — наконец спросил он спутника, нервно оглядываясь по сторонам.

— Ты решил прогуляться со мной за стену, — явно насмехался над пьяницей Энц. — Мы договорились, что ты поможешь мне в одном деле за выплату всех твоих долгов. Потом выпили за удачу в этом самом деле. Было весело и пошли прогуляться.

— Да? — тщетно пытался восстановить события этого вечера Тодо. — А что за дело? Выплата долгов? У меня-то и ножа сейчас нет, если что по охра…

— Да нет, нужно вывезти кое-что из города, — перебил его ухмыльнувшийся слуга. — Там делов-то на одну ночь.

— Вывезти и такая плата? — с трудом соображал наёмник. — Не краденное ли…

— За кого ты меня принимаешь, друг?! — деланно возмутился Энц. — Я по-дружески хочу тебе помочь, но ты отказался принимать мои монеты без работы. Вот я и придумал тебе занятие. Хотя, чем больше я с тобой общаюсь, тем меньше уже хочется помогать.

— Ладно, ладно, извини, — постарался отбросить все сомнения не особо умный Тодо. — А почему твоя сестра там и так странно оде…

— Так вымокла видно, вот и одела то, что Тури предложил, пока своё сохнет, — предположил Энц. — А может поизносилась и другой одежды не нашлось.

— Ну да, ну да, — вроде бы охотно поверил наёмник. — А что за калека и как такое с ней случилось? Кто её так изуродовал? Болезнь, холод? А может… пожирали её частями те, что по рассказам не брезгуют и мертвецами? И если так, то почему не съели полностью и оставили…

— Ката сначала отрезала ей язык, потом нос и уши, — походя, словно о пустяках, поведал ему слуга. — Затем, спустя ночь, отрубила руку. Ещё через пару дней другую, а позже принялась за ноги. Она отпустила её, и мы были уверены, что эта тварь сдохнет, причём очень скоро. Однако такие ведьмы крайне живучи. Очень, очень живучи. Но поверь мне, друг, она молится каждый день и ночь о смерти.

— Так почему же не убьёт себя? — едва поспевал за ускорившим шаг Энцем наёмник. — Сиганула бы в реку и избавилась бы от всех страданий, раз и навсегда.

— Хах! — вскинул руки слуга. — Она пыталась, я уверен в этом, и не раз. Только вот такие мрази крайне трусливы, а смерть — это поступок.

— Но кто она и почему вы так с ней? — продолжил допытываться Тодо.

— Наша мать, для которой и этого мало, — преисполненным ненавистью голосом ответил спешащий в город слуга.

Наёмник умолк, поражённый таким ответом. Он молчал до самых ворот, лишь с опаской поглядывая на спутника. Его голова пусть и не прояснилась полностью, но от беззаботности пьяного человека не осталось и следа. От его нового «друга» веяло опасностью. Тодо чувствовал это настолько сильно, что предпочёл бы сбежать и забыть. Однако тот же страх не позволял ему даже раскрыть рот и отказаться. Молчал и Энц, обдумывавший подробности предстоящего дела. Обрадованные скорым возвращением ночных ходоков стражи подивились конечно так скоро протрезвевшему наёмнику.

— Жди меня ближе к полуночи пятого дня у твоей любимой питейной, друг. Долго жди, ещё и за полночь, — бросил наёмнику Энц, расставшись с ним в городе. — И не вздумай напиться раньше, чем покончим с нашим делом!

Сам Тодо ещё долго не мог успокоиться и неуверенно топтался на безлюдной мостовой. Хотелось вновь забыться в, казалось, так призывно шумевшей таверне весельчака Лито. И всё же он нехотя зашагал прочь, ведь тот вряд ли поверит очередным обещаниям пьяницы. Заложено было всё и даже ремень, а сам наёмник подпоясан был обычным куском верёвки. Занимать было не у кого, и так должен был всем и каждому. Оттого, как ни удивительно, дурно пахнущее дело с опасным «другом» представлялось всё более приемлемым. Когда же наёмник добрался до своей комнатушки, то вспомнил, что платить за неё нечем. Усталый и сонный он бухнулся на койку, уже в полном согласии с успокоенным весомыми доводами о щедрости нового «друга» разумом.