На дороге между Атисом и Эктом
Времена, когда желающим попасть в городской Совет приходилось договариваться с членами разных семейств, а городом могли править многие, похоже прошли. В агрийских городах власть теперь захватывали семьи и родственные связи ставились превыше всего. Теперь городские Советы могли полностью состоять из родственников. Нужно ли говорить, что после обретения власти, они всеми силами старались её удержать. Такой семьёй в Атисе были да Огросы. В городе Экт, что располагался западнее, всего в четырёх днях пути от Атиса, заправляли да Агирэ. Они частенько пересекались по различным поводам и даже имели взаимовыгодные дела. Им не довелось породниться, но отношения между ними были скорее дружественные. Обе семьи долгие годы из кожи вон лезли, чтобы обрести полный контроль над землями в которых жили. Теперь, и те, и другие, оттеснив всех конкурентов, стали единоличными правителями своих городов. Заняв места в Совете, даже те из них, кто занимался раньше торговлей или ремеслом, оставили свои дела слугам, а то и вовсе ограничились должностями. Вроде бы оба семейства были на вершине и наслаждались властью и богатством, но в прошлом году дела у Совета города Экта пошли не лучшим образом. Неурожай местных ронов и селян не позволил им как следует подготовиться к зиме. Они искали у кого одолжить монет, чтобы запастись едой. Далеко не поехали и нашли парочку богатых торговцев в Атисе. Те, имея достаточно свободных средств, дали им в долг. Да Агирэ хорошо нажились на собственных горожанах и несколько дней назад, едва морозы спали, один из сыновей магистра пошёл в Атис вернуть долг с щедрой прибавкой. Так спешили, чтобы не отдавать лишнего, ведь плата за пользование считалась на каждый день задержки. Долг он благополучно вернул, но выходя из дома одного из тех торговцев, поскользнулся и так забавно грохнулся на мостовую, что проходящий мимо сын другого магистра, долго и обидно смеялся. Слуги его охотно, хоть и не так открыто, вторили господину, а слуги эктянина делали вид, что не заметили падения вовсе. Прохожих хоть и рассмешило падение юноши, смеяться они предпочли лишь за его спиной. Всё же дело достойных они предпочитали оставить им самим, не желая нарываться на неприятности. Однако смех их был громким, а виноват во всём был именно сын магистра Атиса. Ко всему он ещё и ядовито пошутил, полагая что ему это сойдёт с рук. Раньше, когда эктянин был простым торговцем, он бы конечно лишь осыпал шутника проклятьями, а может и посмеялся вместе с ним. Но сейчас он уже стал советником по закону и спускать такое неуважение к своей персоне не мог. Он, в свою очередь, оскорбил весельчака и кроме того, проходя мимо, нарочно оттолкнул того в сторону. Атисец являлся ни кем иным как новоиспечённым главой городской стражи и не раздумывая толкнул наглеца в ответ. Советник был меньше ростом, да и силой одарён не был. Это было причиной, по которой он медлил со схваткой на мечах здесь и сейчас. Его противник, хоть и был повыше и явно сильнее, но и он решил ограничиться кулаками. Однако в Атисе, впрочем, как и Экте, да и многих городах Агрии, драки на улицах городов были запрещены законом. Слугам насилу удалось разнять достойных горожан, желавших немедленной схватки. Условились выяснить отношения за городом, вернее на полпути у Экту, второго дня следующего года. Местом встречи был луг у дороги, на котором росли три отбившиеся от леса берёзы. Это место так и прозвали «Три берёзы». В тёплое время года там часто ночевали торговцы и другие путники. До настоящего тепла ещё было далеко, а потому торговцы не спешили вести свои караваны, всё ещё опасаясь здесь, на северо-востоке Агрии, застрять и сгинуть в пути. Поэтому никто, кроме тех разобидевшихся господ, пока не спешил столь ранней весной в раскисшую, присыпанную снегом грязь.
По агрянскому календарю год начинался с весны и сегодня был лишь его второй день. Небо постепенно затягивало мрачными тучами. Время близилось к полудню и хоть снег изрядно подтаял, а мороз пару дней как спал, всё ещё было довольно холодно. Подошедшие с разных сторон к большому лугу у дороги воины кутались в обшитые мехом накидки. Отряды они с собой привели почти что равные, пятеро эктян против семи атисцев.
— Закр да Агирэ, стою за свою честь и правду! — вышел вперёд сын магистра Экта.
— Луд да Огрос, стою за свою честь и правду! — вышел ему навстречу сын магистра Атиса.
Они были молоды, примерно одного возраста, оба в добротных доспехах и с мечами. На нагруднике, накидке и щите Закра красовался чёрный бык на золотом поле. На нагруднике, накидке и щите Луда большой, тёмный охотничий пёс на сером поле. Бык против пса и пёс на вид был явно мощнее. Луг примыкал к лесу и решено было биться прямо здесь, на ещё едва оттаявшей земле, с проступившей сквозь тёмные проталины пожухлой, прошлогодней травой. Пятеро эктян и семеро атисцев стояли друг против друга, а достойные горожане сошлись в схватке прямо между ними. Три высокие, старые берёзы были как раз за спинами атисцев. Закр лишь защищался, а Луд постоянно атаковал. Исход поединка был явно предрешён, настолько слабым показал себя Закр с самого его начала. Атисцы уже стали насмехаться над трусливым эктинцем, что не имел мужества даже контратаковать их командира. Так случилось, что вскоре глава стражи города Атиса хоть и не смог пока ранить постоянно отступавшего противника, но сбил его с ног сильными ударами. У поверженного врага слетел шлем и тёмные кудри коснулись истерзанной сапогами грязи. Он не мог подняться, не получив последнего удара от нависшего над ним стража.
— Сдавайся и сохранишь свою жалкую жизнь! — потребовал победитель.
— Быстрее, нападайте! — внезапно визгливо закричал Закр, когда страж уже направил свой клинок ему в лицо.
Пятеро наёмников советника бросились в атаку и один из них сразу оттеснил Луда. Семеро стражей, которых привёл с собой атисец, не раздумывая выхватили оружие и сшиблись с врагами. На что рассчитывал с трудом успевший подняться на ноги советник, имея меньше воинов, стало ясно, после того как из-за трёх берёз в спину стражам ударили ещё пятеро эктян. Их подлое нападение было столь неожиданным, а удары столь точны, что с шестью стражами было сразу же покончено. На ногах остался лишь сам Луд и всего один израненный страж. Едва державшийся на ногах воин вскоре запросил пощады и сдался на милость победителей. Окружённому врагами Луду ничего другого не оставалось как договариваться с подлым и ненавистным ему врагом.
— Брось меч или тебя убьют! — крикнул явно проигравшему эту схватку противнику советник. — Бросай и извиняйся за свою дерзость!
— Ты победил, но столь подло, что этой победой опозорил своё имя и родовой герб, — бросил под ноги Закру свой меч атисец. — Извиняться не намерен. Месть моя будет скорой, не обольщайся. Жалкий трус, вот кто ты!
— Ха! Победителей не судят побеждённые. Отберите у них всё! Оставьте их голыми. Караваны ещё не начали свой путь и дороги пусты. Пусть их накажет холод! Ха-ха-ха! — злобно рассмеялся Закр на прощанье.
— Тебе не сойдёт с рук такое беззаконие! — крикнул на это взбешённый Луд.
Эктяне раздели и живых, и мёртвых, забрав у побеждённых даже исподнее. Вздумавшего сопротивляться такому позору Луда, ещё ко всему и избили. Тяжело хрипя проклятья, валяясь на перемешанном с кровью и грязью, талом снегу, он сильно пожалел, что не погиб с мечом в руках. Из леса подъехала повозка, предусмотрительно захваченная абсолютно уверенным в своей подлой победе советником. Туда сгрузили добычу, двоих тяжело раненных эктинцев и одного мертвеца из своих же воинов. На обагрённом кровью лугу остались мертвецы побеждённых, трое раненных стражей, и избитый глава городской стражи города Атис. Израненный, но всё ещё способный держаться на ногах страж помог своему командиру подняться. Тащить на себе двоих тяжело раненных товарищей у них не было никакой возможности, хоть бы и самим добраться домой. Повозка Закра, злобный смех которого всё ещё звучал где-то вдали, скрылась за поворотом. Словно холода этим двоим было мало, посыпал мокрый снег. Они не шли, а передвигались перебежками, отчаянно пытаясь согреться. Несчастных бил озноб, а челюсти так дрожали, что они и слова уже сказать не могли. Темнело. Бледные и усталые они продолжали свой путь к Атису. Очень хотелось спать, но оба понимали, что прилечь голышом в снежную грязь равнозначно смерти. Они упорно ступали по леденеющей к ночи тверди, не чувствуя ног, падая и всё больше замедляясь. Их взгляды стали бессмысленными и казалось, что они бредут по дороге лишь по инерции, угадывая по едва заметным следам своё спасение.