Рольф в лесах

57. Рольф и Скукум в Олбени

За месяцем Грома идёт Багряный месяц, и в начале второй его недели Рольф с Хендриком, которые складывали ячмень в сарай и обсуждали, не пора ли убирать овёс, внезапно услышали страшный переполох в курятнике. Видимо, там свершалось гнусное убийство. Рольф кинулся на выручку и услышал свирепый лай. Из курятника выпрыгнул кровожадный зверь, сжимая в челюстях злополучную наседку, но тут же бросил её и с радостным визгом бросился на опоздавшего защитника, как тот ни кричал на него:

— Скукум! Что ты, негодяй, наделал!

Да, Куонеб вернулся! Он был ещё на берегу озера, но Скукум, не обменявшись ни с кем приветствием и даже не дождавшись, когда каноэ уткнётся в песок, поспешил предаться вихрю светских удовольствий.

Декорация следующего действия: крепкий высокий столб, длинная, крепкая цепь и грустный пёсик на её конце.

— Хо, Куонеб! Ты нашёл своих соплеменников? Не зря ездил?

«Ак!» — вот и всё, что Рольф узнал тогда о поездке старого индейца на север.

Конечно, отправиться в Олбени за Ван Кортлендом Куонебу улыбалось куда больше, чем убирать урожай, а потому они с Хендриком приняли следующий план: три дня они втроём помогают Каллану убирать ячмень, так что Каллан должен будет отработать Хендрику девять дней.

Новое прощание, и Рольф, Куонеб и, разумеется, Скукум поплыли вниз по Скруну к устью, где оставили в тайнике свои припасы, и повернули по Гудзону в Олбени.

Рольф уже дважды плавал здесь, а Куонеб ни разу, однако индеец так хорошо чувствовал воду, что чаще вёл каноэ он. «Держаться надо ближе к берегу — потому что надо». «Там глубоко, потому что узко». «Быстрины опасные, не то на берегу не протоптали бы такой тропы». «Эту мы пройдём, я её хорошо вижу…» Или: «По берегу же тут никто не ходит…» И так далее. Восемьдесят миль они покрыли за четыре дня, и в середине Багряного месяца причалили к пристани, перед складом Питера Вандама. Может быть, город и произвёл на Куонеба какое-то впечатление, но его смуглые черты сохранили спокойную неподвижность.

Затем они представились губернатору, а у Куонеба произошла стычка с дюжим речным пиратом, который, увидев, что индеец совсем один и вид у него мирный, тотчас принялся осыпать его руганью. Когда же Куонеб наконец выхватил нож, ему пришлось бы плохо, если бы не его знакомство с губернаторским сыном. Всякого сброда на пристанях хватало, и на «краснокожего подлюгу» уже была готова наброситься разъярённая толпа, но в последнюю секунду её остановил дюжий Вандам, рявкнув:

— Вы что, не знаете? Это же проводник мистера Кортленда!

Фамилия губернатора и ручательство Вандама не только отрезвили нападавших, но тотчас превратили их в заступников Куонеба: под градом полетевших в него комьев глины их недавний приятель еле унёс ноги. Впрочем, большая заслуга в благополучной развязке принадлежала Скукуму. В решительный момент, когда нож уже блеснул в воздухе, пёсик с такой истовостью впился в толстую, ничем не прикрытую икру, что негодяй упал навзничь — и удар пришёлся мимо. Теперь Куонеб убрал нож, всё так же презрительно не замечая толпы, а про своего врага сказал (не тогда, но много дней спустя):

— Пустомеля и трус.

Хотя дремучие дебри начинались в каких-то тридцати милях от Олбени и тянулись на сотни миль, Генри Ван Кортленд знал о лесах и лесной жизни на удивление мало. Он принадлежал к золотой молодёжи, которая, повинуясь моде, напускала на себя пренебрежительное равнодушие к «дикарям и их нелепому образу жизни». Однако с годами у него достало здравого смысла переменить точку зрения и признать, что настоящий человек гармонично сочетает в себе умственное, нравственное и физическое развитие.

Взгляд на вещи был у него к тому же несколько затуманен классическим образованием той эпохи, а потому он склонен был видеть в Куонебе не живого, интересного коренного американца, истинное воплощение закалённого, мудрого обитателя лесов, но книжный образ варвара, почерпнутый у какого-нибудь греческого или римского историка. А голубоглазый, стройный Рольф с каштановой шапкой кудрявых волос представлялся ему юным Ахиллом, и он не замечал, что этот его современник был, пожалуй, много разумнее и благороднее Ахилла, каким тот предстаёт в описаниях античных авторов.

Короче говоря, Генри Ван Кортленд, человек способный и полезный для общества, был приучен жить в прошлом. Ему только предстояло вернуться в современность, узнать настоящую жизнь.

Молодой адвокат уже собрал своё снаряжение на складе Вандама, потому что, вопреки подшучиваниям приятелей, был уверен, что Рольф сдержит слово.

Когда Рольф увидел груды багажа, он, охнув от ужаса, поглядел на Вандама, и они принялись хохотать. Предусмотрено было решительно всё — от необходимости изящно сервировать лёгкую закуску до всевозможных лечебных процедур, даже стулья, умывальник, большое зеркало и ступка с пестиком. Тут не хватило бы и шести каноэ.

— Честно говоря, это маменька настаивала. Его бы я как-нибудь да отговорил. А тут думаю: «Ладно, валяйте! Авось на складе места хватит! Лучше посмотрю, как Рольф со всем этим справится!» — заявил Пит Вандам.

Но Рольф был некоторое время способен только свистеть. Наконец он сказал:

— Выход всегда найдётся. По-моему, голова у него на плечах правильно привинчена. Так что поглядим.

Выход нашёлся без труда: Рольф, Пит и Ван Кортленд тайком встретились на складе и отобрали необходимое. Маленькая палатка, одеяла, сменная одежда, ружья, пули, порох, кое-какие деликатесы с расчётом на три месяца, лекарства, ещё некоторые мелочи — груз для одного каноэ внушительный, но пустяки в сравнении с горой того, чего они не взяли.

— Объясните вашей матушке, мистер Ван Кортленд, — сказал Рольф, — что это мы берём пока, чтобы ехать налегке, а за остальным будем присылать по мере надобности.

— Ловко! — ухмыльнулся Большой Пит. — Я-то всё гадал, как он выкрутится!

Провожать их явились губернатор с супругой, а потому на пристани собралась порядочная толпа зевак. Заботливая мать только теперь обнаружила, как непрочно, как опасно каноэ. Она умоляла сына не ходить никуда без провожатых, а грудь обязательно растирать целебной мазью, которую она собственноручно приготовила по знаменитому, хотя и тайному рецепту. Если же он схватит насморк, пусть немедленно возвращается домой, и пусть они непременно дождутся остального багажа на первой же стоянке. И (это было добавлено шёпотом) пусть держится подальше от этого страшного индейца с ножом и не забывает всем объяснять, кто он такой. Кроме того, пусть обещает почаще писать и не забывает принимать каломель по понедельникам, средам и пятницам, перемежая её перуанской корой по вторникам, четвергам и субботам, а по воскресеньям — ипепекуану. Это по нечётным неделям месяца, а в чётные по вторникам, пятницам и воскресеньям принимать надо ревень и пить настой валерианы, кроме, конечно, полнолуния. В полнолуние же валериану следует заменять бергамотом, а ипепекуану — оподельдоком, неделю настаивавшимся на железном гвозде.

Наконец Генри заключили в объятия, Рольфу подали руку, Куонебу кивнули, Скукума же благоразумно оставили без всякого знака внимания, и изящное каноэ отошло от пристани. Под громовое «ура», последние напутствия и слова прощания оно заскользило вверх по Гудзону на север.

А на пристани мать прижимала платок к глазам: её любимый мальчик покинул родной дом, друзей и цивилизованный, просвещённый город Олбени и плывёт теперь в неведомые дали, за тридевять земель, в дикий, недоступный край чуть ли не на берегу озера Шамплейн.