Рольф в лесах

6. Скукум предлагает дружбу

Рольф опасался, что Мик проведает, где он прячется, и явится с полицейскими за сбежавшим племянником. Но неделя прошла без происшествий, а затем Куонеб отправился в Мьянос, где узнал, что, во-первых, Рольфа видели у Круглого пруда, на северной дороге, и, по общему мнению, он уже давно вернулся в Реддинг, что, во-вторых, Мик Киттеринг надолго попал за решётку по обвинению в краже лошади и что, в-третьих, жена Киттеринга, не дожидаясь суда, перебралась к родне в Норфолк, а дом поручила чужим людям.

Деваться Рольфу было некуда, и с каждым проходящим днём становилось всё яснее, что он останется у Куонеба. Какого мальчишку такая мысль не привела бы в восторг? Безжалостная тирания, тяжёлый, беспросветный труд, лишавшие его юную жизнь всякой радости, остались позади, и сбывалась мечта о свободном существовании на лоне дикой природы — мечта, которую он лелеял долгие годы, почерпнув её в затрёпанном, зачитанном до дыр томике «Робинзона Крузо». Ему казалось, что он обретает родную стихию, словно освобождённый от пут орёл, который бросается с горного утёса, чтобы взмыть ввысь вместе с вольным ветром.

Знаменательный день, когда Скукум начал своё обучение, врезался в память Рольфа навеки. И с этих пор запах енота всегда пробуждал радость, пусть в дальнейшем он знаменовал и не такие уж приятные происшествия.

— Куда ты идёшь, Куонеб? — спросил мальчик, проснувшись как-то на рассвете и увидев, что индеец взял песенный барабан и греет его у огня.

Куонеб указал на вершину скалы, и впервые Рольф услышал песню, приветствующую восход солнца. Позднее он узнал «Песню удачной охоты» и песню «Когда на сердце черно». Это были хвалы или моленья, обращённые к Великому Духу, к Великому Отцу, и Рольфу открылись глубины духовного мира индейцев, о которых соседи в Реддинге и дядя Мик говорили как о тупых животных. Недавняя горькая жизнь быстро изглаживалась из памяти мальчика, а новая приносила ему всё больше радостей. Рольф не замедлил убедиться, что и пресловутое равнодушие дикарей к физическим страданиям и отсутствию комфорта — чистейшая выдумка. Никакой индеец не станет покорно их терпеть. Наоборот, он скрашивает и облегчает своё существование как только может, и в первую очередь заботится об удобном ложе. На второй же день Рольф под руководством Куонеба изготовил себе кровать. Сначала он обтесал два чурбака толщиной в четыре дюйма и длиной в три фута[5] каждый, с глубокими зарубками по бокам. В зарубки он вставил две крепкие шестифутовые жерди. После этого они срезали семьдесят пять прямых ивовых прутьев и переплели их полосками ивовой коры так, что получилась циновка длиной в шесть футов, а шириной в три. Прикреплённая к жердям, она превратилась в отлично пружинящий матрас, а когда её накрыли парой одеял, получилась прекрасная постель — сухая, тёплая, достаточно приподнятая над землёй. В дополнение кровать была снабжена водонепроницаемым пологом, и какая бы гроза ни бушевала снаружи, парусиновое покрытие вигвама и пологи надёжно защищали спящих от дождевых струй и брызг. Нет, на такой кровати Рольфу спалось даже лучше, чем на прежних, не говоря уж о новообретённом наслаждении — всю ночь дышать чистым лесным воздухом.

«Месяц Трав» (апрель) миновал и «месяц Песен» рассыпался трелями множества мелких пичужек. Как Рольф обнаружил в самом начале, многие из них предпочитали петь по ночам. Вновь и вновь с тёмного берега Асамука доносилась знакомая мелодия певчего воробья, а с вершины старого можжевельника ему вторила овсянка-крошка, или аунакеу, воротничковый рябчик гремел крыльями в глубине леса. И каждую ночь тянул свою однообразную песню козодой, вплетая её в многоголосый хор квакш, словно звенящих колокольчиками, а в небе раздавалось странное «пи-инт, пи-инт», перемежавшееся щебетом. Куонеб объяснил ему, что это любовная песнь болотной птицы с хвостом точно веер, длинным, мягким на кончике клювом и глазами большими, как у оленя.

— Вальдшнеп, что ли?

— Ак, так его называют белые. А мы зовём па-дэш-ка-анджа.

В конце месяца появились новые певцы, и среди них — ночные. Во время полнолуния невысокий куст ближе к лугу оглашался приятной, но дробном музыкой балтиморской иволги. А порой, словно с самих звёзд, на лес обрушивалась дикая завораживающая мелодия. У Рольфа щемило сердце и в горле поднимался комок.

— Кто это поёт, Куонеб?

Индеец только покачал головой. А когда трели умолкли, сказал:

— Песня эта таинственная. Я ни разу не видел, кто поёт.

После долгого молчания Рольф спросил неуверенно:

— Тут теперь хорошей охоты не бывает, Куонеб. Почему ты не уйдёшь в северные леса, где полно оленей?

Индеец мотнул головой и сказал, меняя тему:

— Расправь получше полог. Ветер нынче дует с моря.

Несколько минут оба безмолвно смотрели на огонь костра. И вдруг в руку Рольфа всунулось что-то влажное и холодное. Это оказался нос Скукума. Щенок в конце концов решил, что белый мальчик ему друг.