Целый день усиленно учу конспекты, подгрызаю оставшиеся в вазочке крекеры, но к вечеру желудок уже буквально воет от голода.
Собираюсь с силами, морально готовлюсь, беру продукты и иду на кухню. Сердце буквально сжимается от страха, но на лице это никак не отражается. Привычное отстранённо-каменное выражение.
Почти все студенты разъехались на выходные, поэтому на кухне практически никого нет. Занимаю свободную конфорку, ставлю кипятиться воду и отхожу к окну.
Залезаю в интернет, просматриваю всякие видюшки, но нервы натянуты, как струна. Слышу даже, как капает кран в раковине.
Каждая клеточка моих нервов ждёт появления Горина.
Но вот уже и вода вскипела, и сосиски сварились, а его всё нет. Решаю про себя, что сегодня он нашел объект для страсти, не доходя до кухни, и мысленно выдыхаю.
С одной стороны, очень хочу его увидеть, а с другой — меня буквально трясёт, едва представлю его с какой-нибудь девчонкой.
И мантра: "Мне всё равно, он мне не нужен, никто не нужен!" — не помогает.
Перекладываю сосиски в тарелку и уже мо́ю кастрюльку, когда в уши врывается разговор входящих на кухню студенток.
— …На следующей неделе соревнования, — рассказывает одна.
— Опять его туда отправили? — спрашивает другая.
— Как лучшего представителя нашего ВУЗа, — со смешком тянет первая. — Привезёт очередную медальку для ректора.
— Эх, — мечтательно вздыхает вторая, — я бы тоже смоталась в Питер, погуляла бы по набережной, на катере покаталась… Может, мне бы тоже какую медальку вручили — за особые заслуги… перед ректором!
Девчонки смеются, а я на мгновенье замираю и хочу обернуться, чтобы спросить, о ком они говорят, но тут же одёргиваю себя. Стоп, Соната, это глупо! Кто ещё возит медальки для ректора? Конечно же, речь идёт о мажоре. И он сегодня не придёт, потому что либо готовится к соревнованиям, либо уже уехал.
Нет, всё-таки не чувствую облегчения от того, что не увижу его. В сердце тоненько ноет тоска. И как его унять, если оно, глупое, совершенно не воспринимает голос разума?..
Забираю посуду, не слушаю дальнейшую болтовню и ухожу с кухни.
После ужина сразу же ложусь спать. Думала, что буду долго ворочаться, вспоминать, уговаривать себя, спорить с чувствами, но засыпаю, едва голова касается подушки.
Воскресенье проходит тихо и спокойно. Уже не таясь, иду на кухню, готовлю себе завтрак.
Девчонки обещали приехать ближе к вечеру, поэтому с обедом не заморачиваюсь вовсе. Но хочу порадовать подружек ужином, поэтому часа в три собираюсь и иду в магазин.
Беру пачку макарон, сосиски и батон. Ах да, я же весь крекер вчера схрумкала! Выбираю на полке пачку печенья, кладу в корзинку и вдруг чувствую знакомый зуд. Да что же это такое! Почему меня в последнее время неприятности просто преследуют?
Быстро иду на выход и становлюсь в очередь на кассу. Вроде, опасность ни от кого не исходит, но зуд не прекращается. И в этот момент меня кто-то дёргает за рукав куртки.
— Доченька!
Оборачиваюсь на сиплый скрипучий голос и в шоке замираю.
Шибанов Андрей Валерьевич, мой недавно обретённый папаша. Человек, о котором я постаралась забыть, как только покинула стены больницы. Что он здесь делает? Неужели живёт где-то недалеко, или?..
Мысли крутятся в голове, к горлу поднимается паника.
— Доченька, а я тебя искал, — отвечает на мой мысленный вопрос новоиспечённый папаша.
— Зачем? — спрашиваю первое, что приходит в голову.
— Ну как же?.. — смеётся беззубым ртом мужик.
Не могу назвать его папой даже про себя. Всё внутри этому противится.
— …Мы же с тобой вдвоём на белом свете остались, должны вместе держаться, — продолжает папаша. — Я, пока в больнице лежал, всё о тебе думал. Решил, как выпишут, обязательно тебя проведаю.
Он наклоняется ближе, и я невольно отшатываюсь, когда меня обдаёт смрадным запахом давно немытого тела.
— Девушка, Вы отовариваться будете? — раздаётся резкий голос.
Поворачиваюсь и растерянно смотрю на продавщицу.
— Д-д-да, — трясущимися руками выкладываю из корзинки свои нехитрые покупки.
Пока она сканирует продукты, мысленно собираюсь с силами и унимаю панику. Нужно срочно бежать! Упаси Боже от такого родственника.
Опасливо кошусь в сторону папаши, а он счастливо ще́рится своим беззубым ртом и рассматривает меня с видимым удовольствием.
Продавщица перехватывает его взгляд и показательно громко спрашивает:
— Девушка, этот товарищ, — она с неприязнью выделяет это слово, — к Вам пристаёт?
Открываю рот, чтобы ответить, но Шибанов меня опережает.
— Вообще-то, я её отец, — говорит громко, с гордостью.
Я на мгновенье закрываю глаза и чувствую, как лицо покрывается красными пятнами. Стыдно до ужаса!
Продавщица кидает на меня сочувствующий взгляд.
Спешно рассчитываюсь за покупки и практически бегом отправляюсь на выход.
Горе-папаша следует за мной.
— Дочка, подожди! Ну, куда ты так побежала? Я же за тобой не угонюсь!
Резко останавливаюсь и оборачиваюсь.
— Послушайте, — говорю, — может я Вам там и дочка где-то когда-то была, но Вы от меня… от нас с мамой отказались, поэтому давайте не будем продолжать этот бред! Не может у нас с Вами быть никакой семьи и родственных отношений. Вы мне никто, и я Вам — тоже!
Лицо папаши меняется, взгляд становится иным, злобным. Он хватает меня за рукав скрюченными грязными пальцами и тянет на себя, выдыхая в лицо смрадный запах изо рта.
— Может, я тебя и не воспитывал, — цедит сквозь гнилые зубы и сверлит меня ненавидящим взглядом, — но я тебя твоей мамаше заделал. Поэтому, доченька, пришла пора платить по счетам.
Стою в полнейшем шоке, даже отшатнуться не могу. Это он мне сейчас за зачатие счёт выставляет?!
— Что Вам надо? — шиплю и дёргаю рукой, пытаясь отцепить от себя вонючие прокуренные пальцы.
Он довольно склабится.
— Да не очень-то и много. Денежек мне подкинь, и я от тебя отстану.
Удивлённо вскидываю брови. Такая злоба разбирает. Ему было плевать на меня все эти годы, а теперь, когда выросла, я же ему ещё и денег должна?!
— А больше Вам ничего не подкинуть? — едва сдерживаясь, спрашиваю я.
— Ты меня не беси, до-о-оченька! Ты меня ещё не знаешь, — зло прищуривается папашка. — Я ведь могу устроить тебе такое, что жизнь мёдом не покажется.
Мне моя жизнь никогда мёдом и не казалась.
— Я на Вас в полицию заявлю! — угрожаю, а он сипит, смеётся и закашливается.
Отхаркивает мокроту и сплёвывает прямо на пол. Меня начинает тошнить. Продавщица ругается и громко зовёт охрану.
Папаша оглядывается на неё, наклоняется ко мне и быстро говорит:
— Так я же ничего, доченька… Ничего такого делать не буду. Просто буду приходить к общаге, ждать тебя там, подружек твоих о тебе расспрашивать, о себе им рассказывать, чтобы посмотрели они, какие у тебя родственники. А ты, небось, и женишка уже себе там завела? Так и он пусть посмотрит, какой тесть у него будет.
Он смеётся, а я внутренне холодею. Решил меня опозорить? Мне, конечно, плевать на чужое мнение, но ведь не настолько!
— Сколько надо денег? — выдавливаю из себя.
Спокойно, Соната! Дашь ему денег, и пусть идёт на все четыре стороны, чтобы больше никогда его не видеть.
Папаша называет мне небольшую, но для меня, конечно, ощутимую, сумму — пару тысяч.
Пара тысяч… Сколько всего я могла бы купить на эти деньги? Стипендия не слишком велика. Она не дает умереть с голоду, но и купить что-то лишнее не позволяет. Но, что не сделаешь, лишь бы отделаться от такого родственничка?
Подхожу к терминалу, снимаю деньги и вручаю их этому отбросу общества.
— Надеюсь, — цежу, — этих денег хватит, чтобы я Вас больше никогда не видела?
Он жадно хватает купюры, запихивает их в карман, а потом ласково улыбается.
— Конечно, доченька, — говорит и тянет к моему лицу руку.
Резко отшатываюсь. Это же просто жесть! Больше не могу находиться рядом с ним. Это просто невыносимо!
— До свидания, доченька, — ласково говорит папаша, когда я проскальзываю мимо него к выходу.
Ничего не отвечаю и только на улице тихо, сквозь зубы, выдыхаю:
— Да пошел ты!..
Иду в общагу. Настроение безнадёжно испорчено. По дороге понимаю, что, скорее всего, только что совершила ошибку. Нельзя было поддаваться на шантаж! Один раз уступишь и будешь платить всю жизнь. Но сделанного не воротишь, и поэтому мы теперь имеем то, что имеем. Так что будем решать проблемы по мере их поступления.
Пока дохожу до общаги, немного успокаиваюсь. Готовлю ужин и понимаю, что уже даже руки не дрожат. А когда приезжают девчонки, вообще практически забываю о том, что случилось.
Деньги? Ну что "деньги"? Жалко, конечно, но не критично. Не впервой мне придется выкручиваться без них. Это не страшно.
Страшно другое: этот человек знает, где меня искать и может в любой момент ворваться в мою жизнь и пройтись по ней своими грязными растоптанными вонючими ботинками.
Возвращению девчонок рада до безумия. Раскладывая привезённые продукты и вещи, они без устали смеются и рассказывают семейные новости. На меня их беспрерывное щебетание действует даже как-то успокаивающе.
— Что-то ты сегодня совсем неживая, — в какой-то момент поворачивается ко мне Рита. — Опять что-то случилось?
Делаю лицо кирпичом и как можно беззаботнее отвечаю:
— Да нет, всё в порядке.
— Ну да, ну да, в порядке! — восклицает Алина, замерев с банкой тушёнки в руках.
— Да нет, правда, — жму плечами, улыбаюсь и собираю со стола посуду.
— Та-а-ак, — тянет Рита, садится на стул и закидывает ногу на ногу. — Рассказывай, что ещё произошло! Опять Горин что-то учудил?
Вспыхиваю и отвожу взгляд.
— Причём здесь Горин?
— Ну, а кто ещё тебя может так довести? — философски изрекает Алина, заканчивая с выкладкой продуктов из сумки.
Несколько секунд молчу, а потом решаюсь. Выдыхаю и рассказываю девчонкам о встрече с биологическим родителем. Не знаю, как они отнесутся к тому, что мой папаша — наркоман…
— И ты всё это время молчала? — потрясённо выдыхает Алина, едва я заканчиваю свой рассказ.
Опускаю взгляд в пол и зажимаю ладони между колен.
— Девочки, мне просто очень стыдно за него, — невольно всхлипываю.
— Сонь, ну ты-то здесь причём?
Внезапно на мои плечи опускаются тёплые руки — это Рита меня обнимает. А через секунду меня обнимает ещё одна пара тёплых рук.
— Дети не в ответе за родителей, — негромко говорит Рита. — Ты же не виновата, что он такой. Ты его вообще не знала и не знаешь…
— А может он тебе и не отец, а обычный мошенник! — внезапно восклицает Алина. — Тебе мама говорила, как твоего отца зовут?
Отрицательно мотаю головой.
— Тогда с чего такие выводы?
— Его зовут Андрей, а я — Соната Андреевна.
— П-ф-ф! — фыркает Алина. — А я — Сергеевна. И что, все Сергеи теперь — мои отцы? Сонь, ну это, правда, не аргумент.
— Он сказал, что я похожа на маму.
Алина замирает, а потом решительно трясёт головой.
— Нет! Может, он просто был с ней знаком. Услышал в больнице знакомую фамилию, вот и окликнул. А потом ты сама разболтала ему, что круглая сирота.
С сомнением качаю головой.
— Нет, Алин, слишком уж многое сходится. И возраст его…
Она удивлённо приподнимает брови и насмешливо смотрит на меня.
— Ты ему в паспорт заглядывала? Знаешь, какие наркоманы находчивые? Сделал по-быстрому выводы, вот и решил с тебя денег срубить! Ну, а что? Вдруг бы прокатило! А оно и прокатило!
Нашу баталию прерывает Рита.
— Значит, так, — она легко хлопает ладонью по столу. — Если вдруг этот тип ещё раз появится где-нибудь возле общежития, да и вообще где угодно в районе видимости, срочно вызывай полицию!
— Да пока она приедет… — бормочу, — столько времени пройдёт. Да и что он мне сделает?
— А мы не будем дожидаться, пока он что-то сделает! — Алина гневно сводит брови на переносице. — И ещё, я Игната попрошу, чтобы он за тобой присмотрел.
— Правильно! — кивает Рита. — Я тоже попрошу… Артёма.
Она немного смущается, но мы не акцентируем на этом внимание. Рита ещё не привыкла, что у неё есть парень, поэтому старается не афишировать свои отношения.
— Не надо никого беспокоить, — беру девчонок за руки и крепко сжимаю ладони. — Я сама с ним разберусь. Может, он и не появится больше.
— В таких случаях лучше перебдеть, чем недобдеть, — не соглашается Алина.
— Да и нам будет спокойнее, — добавляет Рита.
Обнимаю девчонок. У меня самые добрые и хорошие подруги. И пусть у меня нет семьи, с этим уже ничего не поделаешь. А вот за что мне судьба подкинула таких замечательных девчонок, чем я заслужила их дружбу, даже не представляю?..