Ромашка для Горыныча

Глава 1

Наконец-то! Ура! Завтра начнётся моя студенческая жизнь. Жду с нетерпением. И волнуюсь.

Если бы грызла ногти, реально, уже бы до локтей добралась. Каково оно будет — ходить по коридорам старого института, вливаясь в гудящий поток студентов, сидеть на лекциях, слушая голоса умудрённых опытом профессоров?

Страшно, интересно, волнительно!

Сегодня приехали девчонки, с которыми мы пять лет будем делить комнату. Сразу же познакомились. Нормальные оказались. И то радость! Зря я переживала, что задиры или зазнайки какие попадутся. Хотя с моим уровнем везенья такое вполне возможно.

Девчонки тоже, оказывается, волнуются. Ничего ж не знают, всё новое. В таком большом городе и без родителей — ух, красота! Взрослая жизнь бодрит!

На правах практически аборигена — как-никак уже две недели здесь живу — показала и туалет, и кухню, и душ. Объяснила, где стоит стиралка, и в какие дни ею можно пользоваться, во сколько закрывают входную дверь, и где находятся ближайшие магазины.

Я, когда приехала, сразу к коменде пошла. Нормальная тётка. Выслушала мои сбивчивые объяснения, вошла в положение сироты и разрешила заселиться раньше срока. В общем, мне повезло. Вот бы маме так когда-то повезло, может, жизнь наша по-другому сложилась.

Мама…

Так, чего нюни распустила? Отставить слезоразлив! Держи хвост пистолетом, Соната! Выкрутимся!

— Сонь, — тянет Алина, разбирая привезённые вещи, — а чего у тебя имя такое странное?

Рассматриваю модную кофточку у неё в руках — эх, у меня такой в ближайшие годы не будет — и пожимаю плечами.

— Мама классическую музыку любила. Особенно "Лунную сонату" Бетховена. Вот и назвала так.

Рита заливисто смеётся.

— А прикинь, у тебя фамилия была бы Бетховена.

Она уже практически сгибается пополам.

— Ой, не могу!.. Соната Бетховена…

Заражает весельем нас, и вот мы уже втроём ухохатываемся, подвывая от смеха.

— Уф, насмешила… — отсмеявшись, выдыхает Алина.

Ладошками вытирает слёзы и, небрежным жестом отбросив за спину длинную светло-русую прядь, вешает на плечики очередное платье и суёт его в шкаф.

— Сонь, а фамилия у тебя всё-таки немецкая?

— Не знаю, — тяну задумчиво.

У меня дилемма — надеть завтра блузку и юбку, или видавшие виды джинсы и свитер-лапшу. Вроде праздник — первое сентября. А, с другой стороны, я ж не школьница уже, а студентка. Да и удобнее в джинсах. А в юбке я больше на зау́чку похожа. Ай, надену джинсы и блузку. Вроде бы студентка, но всё равно нарядно.

— Маминого деда звали Андрей Лие́сс, — продолжаю отвечать на вопрос Алины. — Когда пленных немцев гнали через наш город, мой дед был среди них. Он тяжело заболел, и его бросили. Думали, умрёт. Но моя прабабушка вы́ходила его, а потом они поженились. Дед умер, когда мама ещё маленькая была, но она запомнила, что он был абсолютно рыжий и по-русски говорил без акцента. А разве немцы рыжие бывают?

Алина неопределённо пожимает плечами.

— Кто их знает? Вот ты на немку совсем не похожа. Хотя, скорее всего, в прадеда своего пошла.

Она смеётся, а я смущаюсь и заправляю за ухо рыжий локон.

— Вообще-то, я в маму. У неё тоже были рыжие волосы и зелёные глаза. Только она вся в веснушках была, а у меня ни одной нет, даже весной.

Рита слушает нас в пол-уха, разглядывая что-то в окне и теребя кончик каштановой косы.

— Девчонки, — она оборачивается к нам и шепчет, сверкая светло-карими глазами, — смотрите, какой красавчик к нам идёт!

Подходим к окну и выглядываем из-за тюля.

От ярко-жёлтой машины отходит парень и неторопливо направляется к общаге. Походка хозяина жизни. Светлые волосы треплет ветерок, взлохмачивая модную стрижку. Глаза вроде светлые, с третьего этажа не видно, но самоуверенную улыбку "я знаю себе цену", вижу хорошо. Синие джинсы, белая футболка с принтом и белоснежные кеды. Наверняка из тех, кто считает, что весь мир вертится вокруг них. Знаю таких типчиков. Связываться с ними — себе дороже. Наступят, раздавят и даже не заметят.

— Какой классный! — восторженно вздыхает Алина, и в этот момент парень поднимает голову и смотрит… прямо на нас.

С тихим визгом соседки отпрыгивают от окна, а я не успеваю сообразить и, как дура, пялюсь на этот обра́зчик богатой и сытой жизни.

И вдруг он мне подмигивает и машет, указывая жестом на машину.

Я мгновенно краснею и отталкиваюсь от окна. Дурак! Сам катайся на своей тачке, а нам и здесь неплохо.

Девчонки, между тем, тихо хихикают и обсуждают, настолько ли хозяин соответствует своей машине.

Подхожу к своей кровати. Сажусь. Щёки до сих пор горят. Тру их ладонями.

— Ты чего, Сонь? — Алина выгибает тонкую бровь и насмешливо прищуривает голубые глаза. — Понравился красавчик?

Чувствую, что вспыхиваю с новой силой. Злюсь.

— С чего бы? Видели мы таких мажоров. Толку с них… Одни блёстки.

Рита фыркает.

— Да ты что, Сонь? Такой экземпляр — и тебе неинтересно? — и добавляет с мечтательной улыбкой: — Смотри, может, это твоя судьба.

Скептически улыбаюсь.

— Серьёзно?! Судьба — это когда тридцать билетов выучил, а на экзамене попался тридцать первый.

— Не, — парирует Алина, — это не судьба, это жопа!

Девчонки заливисто хохочут, а я расслабляюсь.

Что это со мной, в самом деле? Первый раз вижу парня, и вдруг такая реакция?

Успокоившись, девчонки раскладывают по полкам последние вещи.

— Есть хочу страшно, — стонет Алина.

— И я, — согласно кивает Рита. — Сонь, пошли на кухню.

Э-э-э…

— Девчонки, вы идите, — стараюсь говорить непринуждённо, — а я не ем после шести.

Признаться, что мой лимит почти себя исчерпал, стыдно. До первой стипендии ещё больше месяца, поэтому экономлю на всём, даже на еде. Почти все сбережения ушли на покупку б/у смартфона с выходом в Интернет. Хотела старый кнопочный сдать хоть за копейки, но такой раритет никому не нужен.

— Так ещё пять, — делает удивлённое лицо Рита.

— Значит, после пяти, — небрежно жму плечами. — Вы идите, а я пока расписание проверю. В чат уже сбросили, а я ещё не смотрела.

Девчонки переглядываются. Рита что-то шепчет Алине. А потом обе подходят, хватают меня с двух сторон и резко дёргают вверх.

— Э-э, вы чего? — пищу на выдохе и пытаюсь вырваться.

— А ну, пошли! — командует Рита и перехватывает меня за запястье.

Алина берёт с полки сковороду, кладёт туда несколько картофельных клубней, нож и пихает подмышку бутылку масла.

— Талант должен быть голодным, а студент — сытым! Иначе вместо знаний в голове будет плавать сплошной кисель! — заявляет она с видом знатока. — Пошли, картошки нажарим, наедимся от пуза. Мне родичи целый пакет наложили. Я что, зря пёрла из деревни?

Идём на кухню. Мысленно возношу благодарность Кому-то там наверху за таких классных соседок. С такими девчонками, глядишь, и до стипендии доживу.

Весело болтая, почти доходим до кухни.

— Алин, ты соль взяла? — спрашивает Рита.

— Блин, забыла, — Алина закатывает глаза. — Сонь, будь другом, сбегай, а?

Молча киваю и поворачиваю обратно.

Беру соль, опять чешу на кухню и вдруг чувствую зуд. Бежать! Ускоряюсь.

Прямо перед носом распахивается дверь какой-то комнаты. Резко отскакиваю. В коридор с гоготом вываливаются два парня.

— Эй, осторожней, — бурчу негромко, но они слышат и переводят взгляды на меня.

— Вау, какая у нас тут рыжуля! — скалится невысокий полноватый блондин.

— Птичка, мы тебя не зашибли? — с дурашливой улыбкой интересуется его дружок — высокий и, как жердь, худой.

Прямо Ште́псель и Тарапу́нька! Дядь Лёва любит такое старьё смотреть, поэтому видела пару выступлений этих комиков. Я бы и сейчас посмеялась, но отчего-то мне не смешно, а страшно.

— Сам ты птичка! — огрызаюсь и пытаюсь просочиться мимо.

Блондинчик резко дёргает меня за руку, вынуждая остановиться.

— Руку убрал! — смотрю ему прямо в глаза.

— Слышь, Тарас, тебя, кажется, только что петухом обозвали.

Парень, похожий на Тарапуньку, — Тарас? Ха!

— Я так не говорила. Но мне твой вариант нравится больше! — держусь до последнего.

Меня и не так в детдоме задирали. Поэтому оттуда вынесла одно жизненное кредо — если не дашь сдачи сразу, съедят. Правда, надо понимать, когда давать сдачи, а когда — бежать. С беготнёй пока погожу, а то вот буквально минуту назад не в ту сторону побежала, и — нате вам здрасьте! — неприятности.

— Чё ты сказала? — щерится Тарапунька.

— Хочешь, угадаю, как тебя зовут? — не реагирую на выпад, смотрю только на блондина.

— Ну?.. — гадливо улыбается он.

— Саша.

Ну, а что? Штепсель-Шурик-Саша. Логично же!

— О, да ты у нас ещё и Ванга! — восклицает он и кидает непонятный взгляд на Тараса.

— Ща мы твоему языку другое применение найдём! — цедит тот и хватает меня за другую руку.

Не успеваю ничего сообразить, как меня начинают затаскивать в комнату.

— Пустите! — визжу, понимая, что ошиблась со стратегией.

Вместо того, чтобы ставить каких-то придурков на место, надо было бежать, только в другую сторону.

Во мне метр пятьдесят четыре роста и сорок два килограмма веса, поэтому два здоровенных лба (ладно-ладно, не совсем здоровенных, но для моих-то габаритов — да!) с лёгкостью зашвыривают меня в открытую дверь.

Хватаюсь за косяки, не давая протолкнуть себя дальше, и без остановки визжу.

— Саня, заткни ей рот! — слышу сквозь собственный визг.

— Да пошёл ты… Лучше руки ей отцепи! Впилась как клещ! — пыхтит Саня и пытается разжать мои пальцы.

— А-а-а! Помогите!

Да блин, оглохли все, что ли? Или всем по фиг? Второе вероятней.

Чувствую, что руки слабеют, и я постепенно сдаю позиции. Получив ощутимый тычок в спину, вскрикиваю, разжимаю пальцы и с размаху влетаю в комнату.

Это конец!.. Сейчас они войдут следом, и всё!..

Сжимаюсь как пружина и разворачиваюсь, чтобы подороже продать свою невинность… и застываю.

Дверь открыта нараспашку. В коридоре, прямо напротив входа, засунув руки в карманы джинсов и вальяжно покачиваясь с пятки на носок, стоит тот самый мажор, за которым мы с девчонками следили из окна.

— Вы чё, перваки, вконец охамели?

Смотрит на парней расслабленно и тянет с ленцой, но у меня впечатление, что это Каа сейчас смотрит на бандерлогов. Давит на них своей мощью. Не внешней, хотя он достаточно высокий и жилистый, а какой-то внутренней, что ли. От этой скрытой угрозы вдруг становится нечем дышать.

Парни резко схлопываются, мнутся.

— Да мы пошутить хотели, — гундосит Тарас, а сам жмётся ближе к стене.

Блондинчик вообще пытается прикинуться ветошью и не отсвечивать.

— Эй, мала́я, парни пошутили. Зацени?

Он поворачивается ко мне, а меня уже реально трясёт, я сама себя бандерлогом ощущаю под этим взглядом. Тяжёлый, подавляющий. Светлые брови на переносице сведены, глаза по цвету грозовое небо напоминают. Сейчас только молнии полыхнут, и землю накроет конец света.

— Вали отсюда, если не хочешь стать начинкой для сандвича, — грозно цедит блондин.

— Чего? — растерянно хлопаю глазами.

— Того!

Он внезапно усмехается, оглядывая меня с головы до ног.

— Или ты у нас ещё ромашка и не знаешь, что делают половозрелые особи за закрытой дверью?

Сначала не понимаю, о чём говорит мажор, но, когда до меня, наконец, доходит, вспыхиваю, резко отвожу взгляд и бочко́м пробираюсь к выходу. Не поднимая головы, проскальзываю между парнями и со всех ног мчусь на кухню.

— Эй, ромашка! — несётся в спину. — А спасибо?

Торможу только у дверей кухни и оглядываюсь. Придурков не видно, а мажор всё там же. Стоит, даже шага в сторону не сделал. Руки в карманах, взгляд пристальный, изучающий.

Сглатываю комок в горле. Ну точно Каа! Чего ждёт-то?

— Спасибо! — шепчу одними губами и ныряю в кухонный проём.

Подальше от всяческих Штепселей и Тарапунек!

И ещё дальше от завораживающего взгляда этого мажора!