Ромашка для Горыныча

Глава 22

После лекций Егор занят с тренером — впереди очередные соревнования, и они будут прорабатывать расписание тренировок, поэтому возвращаюсь в общагу одна. Голова тяжёлая, мысли крутятся вокруг Любы и её слов. Разве я что-то сделала, чтобы заслужить такое? Егор ведь сам…

Чем больше думаю, тем сильнее закрадываются сомнения. А вдруг она права? Может, всё это действительно выглядит со стороны так, будто я пытаюсь окрутить и раскрутить Горина? Или это обычная зависть?

Ещё и пониже спины зудеть начинает. Ох, не к добру! Ускоряюсь и уже почти бегу. Скорее спрятаться, скрыться за закрытой дверью комнаты, где нет кривых усмешек и презрительных взглядов.

"Ну что, добилась своего, сирооотка?.." — издевательски шепчет память.

Не добивалась, а отбивалась! И сопротивлялась! Но разве можно устоять перед собственными чувствами, когда тебя неотвратимо тянет к этому человеку, и ты жаждешь его тепла, горишь его нежностью и жадно впитываешь каждое его прикосновение?..

Подлетаю к общаге и замечаю лежащего на тротуаре бомжа. Взгляд цепляется за потрёпанные ботинки, и сердце неприятно сжимается. Эти ботинки я видела раньше. На нём же.

Около общаги лежит мой папаша…

Хочу быстренько проскочить, но в ту же секунду он поднимает голову. Глаза мутные, голос сиплый:

— Доченька… помоги…

Слёзы подкатывают к горлу, но я их глотаю. Какого чёрта? Я ничем ему не обязана! Ничем! Этот человек никогда не был мне отцом! Но совесть, мерзкая и назойливая, скребётся, не даёт уйти.

Ладно. Просто подойду. Спрошу, что случилось. Если что, вызову "Скорую" и уйду. Никаких денег. Ничего больше.

Приседаю перед ним.

— Вам плохо? "Скорую" вызвать?

Он мотает головой, пытается выпрямиться, но тело слушается с трудом.

— Доченька… Спаси…

Меня трясёт от раздражения. Сглатываю ком в горле. С трудом заставляю себя поднять его за плечи, чтобы он не валялся на мокром снегу. Хоть и худой, но тяжёлый.

— Слушайте, я не собираюсь снова Вам помогать. Вы обещали исчезнуть из моей жизни.

Он стонет и закашливается.

— Доченька… Мне так плохо… Дай на дозу… Христом Богом молю…

Слова режут слух. Невыносимо смотреть на этого человека.

— Я сказала, что денег больше не дам! Хватит уже! — раздражённо хриплю.

И вдруг слышу позади себя голос, от которого сердце в груди резко подскакивает к горлу, а потом начинает заполошно стучать в висках:

— Соната?..

Всё происходит как в замедленной съёмке, и оборачиваюсь я так же — медленно и с трудом.

В двух шагах от меня стоит Егор. Руки в карманах куртки, взгляд медленно скользит с меня на папашу.

Как давно он здесь? Что слышал?

Егор молчит, но по его ошарашенному взгляду вижу — абсолютно всё. И на меня накатывает отчаяние. Вот и конец нашим отношениям… Для таких людей, как Егор, лучше быть сиротой, чем дочерью наркомана…

— У тебя же сейчас тренировка… — ляпаю первое, что приходит в голову.

Почему я такая невезучая? И глупая! Несусветно глупая! Надо было ещё прошлый раз послать этого горе-папашу на фиг, а я… размазня! Дура! Глупая невезучая дурная дура!

— На последней паре всё порешали, — отвечает Егор коротко, не отрывая взгляда от Шибанова. — Это что за тип?!

Горин зол. На скулах играют желваки. Взгляд мечет молнии.

Открываю рот, чтобы… что? Сказать правду? Соврать? Мысли скачут встревоженными блохами, но продумать ответ не успеваю.

— Вообще-то, я её отец, — неожиданно заявляет этот хрыч.

В мутных глазах Шибанова практически нет осмысленности, руки подрагивают, а взгляд блуждает, не в состоянии зацепиться хоть за что-нибудь.

Подпрыгиваю на месте бешеным кроликом. Мне сейчас плевать, что какая-то девица уже снимает нас на телефон, плевать на смешки и издёвки, которые неминуемо полетят в спину. Ненавижу! Просто ненавижу этого человека! Сначала испортил жизнь моей маме, а теперь принялся за меня?! Ну уж нет, обломаешь зубы, пааапочка!

Мозг кипит от перегрева, сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони, а из глаз вот-вот посыплются искры.

— Вали! От меня! На хрен! — визжу на сидящего на снегу Шибанова. — Ты мне никто!

Разворачиваюсь и, не оглядываясь, бегу в общагу. Всё, хватит с меня! Надоело!

Не обращая внимания на косые взгляды, взлетаю по лестнице и несусь в комнату. Вбегаю и хлопаю дверью так, что кажется, сейчас штукатурка с потолка посыплется.

Сидящая на кровати Алина вздрагивает и роняет телефон.

— Господи, Соня! — возмущённо восклицает она, прижимая руку к сердцу. — Ты вообще умеешь нормально входить в двери?

Шмыгаю носом и кидаюсь к своей кровати. Сажусь, обнимаю колени и утыкаюсь в них лицом.

— Что случилось? — тон Алины меняется. — Снова Горин что-то натворил?

Тяжело вздыхаю, не поднимая головы. Нет, Горин тут ни при чём. На этот раз всё куда хуже.

— Папаша… припёрся… — выдыхаю сквозь плотно стиснутые зубы.

Алина охает и подскакивает с кровати, чуть не споткнувшись о ковер.

— Где он? Что он тебе опять сказал? Денег требовал?

Прикрываю глаза и мрачно бросаю:

— Я не дала. И он просто при всех объявил, что он мой отец.

Девушка замирает, ошеломленно уставившись на меня:

— В смысле, при всех?

— В прямом. И Егор там был, — добавляю тихо.

— Ох, Соня… — Алина резко разворачивается к двери. — Ну всё, я ему сейчас устрою! Какого чёрта он к тебе лезет?!

Подскакиваю и хватаю подругу за руку прежде, чем она успевает вылететь из комнаты.

— Алин, не надо, — глаза наполняются слезами. — Он в неадеквате. Что ты ему сделаешь?

Она останавливается, тяжело дыша, и медленно садится на стул.

— Этот человек… У него совести совсем нет… — она сжимает кулаки. — Какое право он вообще имеет что-то у тебя требовать?! Он тебе чужой человек! Восемнадцать лет знал, что у него есть ребёнок, и плевать на это хотел! А теперь явился!!!

Злобно оскалившись, девушка с силой бьёт кулаком по коленке.

— У него нет права даже называться твоим отцом! Он тебе никто! И не позволяй ему больше появляться в твоей жизни!

— Я и не собираюсь, — рычу. — Ненавижу его! Маме жизнь испортил, а теперь на мою нацелился!

Алина резко поворачивается ко мне, глаза сверкают. Сейчас она больше всего напоминает амазонку. Такая же воинственная и решительная.

— Я сейчас вызову полицию, и ты напишешь на него заявление! Пусть его посадят за… — она на мгновение задумывается, сжимая губы. — …за преследование и шантаж!

— Шантаж? — вскидываюсь. — Чем он меня шантажирует?

— Да хоть фактом своего существования! — Алина горячо взмахивает руками. — Подумаем, как это обосновать, главное, чтобы он понял, что ты не боишься!

— Алин, — устало вздыхаю и провожу рукой по лицу. — Он наркоман, а не мафиози. Сомневаюсь, что полиция будет его искать по моей жалобе.

— И что теперь, просто позволить ему таскаться к тебе?! — кипит она.

В этот момент с улицы доносится звук полицейской сирены.

— О! На ловца и зверь бежит! — восклицает Алина, бросаясь к окну.

Я смотрю на неё, не совсем понимая, что происходит.

Девушка несколько секунд внимательно смотрит вниз, а потом поворачивается ко мне с удивлённым и восхищённым выражением на лице.

— Сонь, а там это… Твоего папашу полиция забирает… И это… Кажется, Горин что-то с ними решает…

— Что? — подскакиваю к окну с бешено колотящимся сердцем.

Сквозь стекло вижу, как два полицейских сажают Шибанова в машину. Рядом стоит Егор. По его напряжённым плечам видно, что он не так уж безразличен к происходящему. Он разговаривает с одним из полицейских, а тот кивает и записывает что-то в протокол.

Сердце сжимается от странной смеси благодарности и смущения.

— Вот это я понимаю, мужик! — восхищённо заявляет Алина. — Слушай, Сонь, он реально за тебя горой стоит! Он же даже не Горыныч, а целый дракон.

Улыбаюсь непонятному щемящему чувству внутри. Я очень благодарна Горину за то, что разрулил ситуацию, но мне ужасно страшно, что он теперь будет думать обо мне. Смогу ли я рассказать ему правду? Будет ли у меня такой шанс?

Стоим с Алиной у окна, прижавшись к стеклу, и следим за тем, как уезжает полицейская машина. Внутри меня что-то сжимается, но я не могу оторвать взгляда от Горина. И, как только машина исчезает за поворотом, он поворачивается. Его глаза находят мои — прямой, напряжённый взгляд сверлит меня. Сердце бухает в грудной клетке, пытаясь сбежать подальше от своей глупой хозяйки.

Горин опускает голову и направляется в общагу, а я продолжаю стоять у окна и ощущаю, как воздух становится тяжелым, а дыхание куда-то пропадает.

— Пойду, помогу Рите с ужином, — пищит Алина и быстро убегает из комнаты.

Я не могу слышать шаги в коридоре — это невозможно физически. Но я их слышу — резкую, быструю поступь Горина.

Не оборачиваюсь, когда дверь распахивается и закрывается с тихим хлопком. Не оборачиваюсь, когда шаги приближаются и затихают за моей спиной. Не оборачиваюсь, когда крепкие руки с силой сжимают мои плечи. И только закрываю глаза, когда чувствую горячее дыхание у виска.

— Скажи, ромашка, — в ухо врывается быстрый шёпот, — сколько ещё тайн ты хранишь? И каких ещё сюрпризов мне ждать?

В голосе Горина нет осуждения. Это, скорее, обида за то, что ничего не рассказала ему.

И меня, наконец, отпускает.

Судорожно выдыхаю, резко разворачиваюсь, обхватываю Егора за талию и изо всех сил вжимаюсь лицом ему в грудь.

В глазах горячо, лёгкие горят, но я не даю эмоциям выплеснуться на свободу. Жадно глотаю ртом воздух, пытаясь успокоить разбушевавшиеся нервы, и понимаю, что те пару минут, что Горин шёл ко мне, я, наверное, вовсе не дышала.

Он не осуждает. Вообще ничего больше не говорит. Мы стоим, прижавшись друг к другу, до тех пор, пока, наконец, мои лёгкие не насыщаются кислородом. А потом я начинаю быстро и сумбурно шептать:

— Я не врала… и не скрывала. Просто думала, что он… никогда больше… понимаешь? Я не знала… Вообще его не знала… Мама не говорила… Только, что Андрей и однокурсник… А потом в больнице он… Он позвал меня по фамилии… Он маму знал… и сколько мне лет и… и сказал, я на маму похожа… А потом сказал, что он… мой отец… Я не хотела с ним общаться… не собиралась… но он узнал, где я учусь и пришел… Сказал, что ему нужны деньги… Я отказала, а он сказал… что опозорит меня перед всеми… И все увидят, что я дочь наркомана… Я не хотела… Правда… Думала… дам ему денег, и он уйдёт… И только потом поняла, что не надо было… Я не знала, что мне делать… Думала, он больше не придет… никогда, а он… он…

Не выдержав, всхлипываю.

Егор ласково гладит меня по волосам.

— Надо было сразу мне рассказать.

Отрицательно мотаю головой.

— Нет! Мы же с тобой тогда… Ну…

Не знаю, как мягко обозначить наши пляски с бубном в тот период.

— Это не значит, что я бы тебе не помог. Но, если была так уж против меня, надо было идти к ректору или в полицию… — вздыхает Горин. — Ромашка, не делай так больше. Не пытайся все проблемы решить самостоятельно, тем более те, которые тебе явно не по силам.

— Я не хотела, — снова шепчу, — не знала…

Внутри всё переворачивается, и мне так больно, и тягостно, и трудно дышать. Но одновременно чувствую облегчение от того, что Егор поверил, не осудил и… помог. В который раз помог…

— Всё нормально, ромашка, — Горин целует меня в макушку и шепчет: — Просто… не забывай, что у тебя теперь есть я.

Киваю, и мне становится легче.