В рутине дни тянутся, словно резина. В горе останавливаются или будто отматываются назад. Но, когда ты по-настоящему счастлив, недели превращаются в мгновенья и сливаются в единый безумно-радостный порыв.
Прошло уже больше двух недель с того момента, как Егор, глядя на меня своими невероятными серыми глазами, произнёс:
— Стань моей девушкой.
Может, я в тот день сошла с ума от крышесносных поцелуев Егора, и от того, что он творил со мной в пустой аудитории института, но мне хватило нескольких секунд, чтобы всё обдумать и принять решение. Пусть оно окажется безумным или даже неправильным, будущее меня рассудит.
А в тот момент, подняв глаза на Горина, я внезапно смутилась. Ответить "да" показалось мне слишком банальным, даже каким-то киношным. Поэтому я просто молча потянулась к его губам, позволяя себе проявить инициативу, и словно выпрашивая поцелуй. Он и стал моим ответом.
Во взгляде Егора мелькнуло облегчение, а потом мои глаза закрылись, и я вновь окунулась в сладкое царство неги и томительного огня.
Мы ещё долго целовались за цветочным киоском, пока продавщица, выйдя на улицу, не начала возмущённо кричать, что мы совсем рехнулись со своим спермотоксикозом и устроили здесь публичный дом. Сдерживая смех, мы сорвались с места и убежали прочь от орущей на всю улицу тётки.
Егор, не выпуская руки, увлёк меня к своей машине. Сев за руль, он тут же повернулся ко мне и, потянув ремень безопасности, завис надо мной.
Он больше не смеялся, сканируя меня своим удивительным завораживающим взглядом.
— Ты самое прекрасное чудо из всех чудес мира, — выдохнул прямо в губы и коротко нежно поцеловал.
Я смутилась, опустила глаза и чуть прикусила губу, не зная, что ответить, а он лишь улыбнулся, пристегнул меня и завёл двигатель.
Мы катались по городу, пообедали в пиццерии а-ля italiano, потом забрели в кинотеатр. Не могу сказать, какой там шёл фильм, потому что весь сеанс мы были заняты друг другом.
И всё это время счастливая, немного глуповатая улыбка не сходила с моего лица.
Когда стемнело, мы приехали в городской парк. Здесь было полно такой же, как мы, молодежи, и никто не обращал внимания на целующиеся парочки. И на нас тоже никто не смотрел.
Мы гуляли до поздней ночи, и Егор первый спохватился, что общежитие вот-вот закроется. А потом мы бежали к машине и мчались по ночному городу.
На крыльце общежития Егор ещё несколько минут меня целовал, шепча, что просто не в силах оторваться, и как хреново, что он не может пройти в общагу, потому что проект с айтишниками закончен, и доступ после десяти у него теперь закрыт.
Я ужасно смущалась, не зная, куда девать глаза, потому что, с одной стороны, понимала, что страшно боюсь едва начавшихся отношений, но одновременно желала, чтобы он остался и побыл со мной ещё хоть немного.
— Будешь заходить или на крыльце ночевать останешься? — раздался недовольный голос выглянувшей из дверей вахтерши.
Несколько раз быстро поцеловав меня в губы, Егор зарылся лицом в мои волосы и глубоко вздохнул. А потом отстранился и, глядя на меня своими невозможно тёмными глазами, шепнул:
— Заеду за тобой утром. Погуляем по городу?
Смущённо прикусив губу, я только кивнула.
— Иди, моя маленькая, иначе ещё минута, и я утащу тебя в свою пещеру, — шепнул Егор прямо в ухо, чем вызвал неконтролируемую волну мурашек, которые бешеной толпой рванули и рассыпались по всему телу.
Я вспыхнула, опустила глаза и, прошептав "пока", рванула в общежитие, едва не сбив с ног престарелую вахтёршу.
— Совсем ополоумели со своей любовью, — проворчала она, впрочем, беззлобно, и закрыла дверь.
Я неслась на третий этаж и в голове бились её слова: "Со своею любовью…" Неужели я влюбилась?..
А Егор? Он тоже?.. Иначе, зачем предложил стать его девушкой? Зачем весь вечер целовал и шептал на ухо глупые нежности о том, какая я красивая, хорошая и нежная?.. Или он просто решил добиться меня, потому что, как он думает, я не поддавалась, не очаровывалась им столько времени? За ним вон сколько на всё согласных девчонок бегает, а тут какая-то пигалица посмела нос воротить!..
Замерев посреди лестницы, упрямо мотнула головой. Нет! Это не может быть правдой… Не верю! Он не такой! Если это и не любовь, то уж точно сильная симпатия… Или он просто меня хочет?..
Ох, как же сложно разобраться с этих отношениях. Всё так запутано и непонятно.
— Сонь, ты чего тут стоишь? — вывел из задумчивости девичий голос.
Я подняла глаза. По лестнице спускалась Милана.
— Яяя… Ничего… Просто задумалась, — поспешно пробормотала, стараясь скрыть смущение и, обогнув девушку, побежала вверх по лестнице.
Едва успела войти в комнату, как получила нагоняй сразу с двух сторон. Девчонки налетели на меня с обвинениями. Они, оказывается, оборвали мне весь телефон.
Достав его из сумки, я уставилась на двадцать шесть пропущенных.
Жутко покраснев, я очень долго извинялась, потому что после занятий совершенно забыла включить на телефоне звук.
— Где ты вообще была? — воскликнула Алина.
Потупив глаза и покаянно опустив голову, я едва слышно прошептала:
— Гуляла… с Егором…
Дружный визг был мне вместо аплодисментов. Девчонки подбежали, оглушили своими восторженными криками и затискали в объятиях.
— Ну, наконец-то! — визжала Алина, хватая меня за руки и кружа по комнате.
— Я за тебя так рада, — тихонько шептала Рита, обнимая меня за плечи.
Мы ещё долго болтали с девчонками. Я рассказала им, что Егор предложил мне встречаться, и они буквально пищали от восторга. Разговоры длились до глубокой ночи, пока соседи не постучали в стену, требуя тишины.
Но даже после этого я долго ворочалась в кровати, перебирая в голове всё, что случилось со мной сегодня. Егор, его слова, взгляды, жаркие прикосновения… Всё казалось нереальным, сказочным, и только тело сладко реагировало на воспоминания, подтверждая, что всё было по-настоящему — уж оно-то помнит. Но девчонкам об этом ни-ни!.. Слишком стыдно.
Воскресенье мы провели с Егором вместе. Он приехал рано, сказал, что больше не мог терпеть.
Мы колесили по городу, пили кофе и ели пиццу в небольшом уютном кафетерии. Даже побывали на смотровой площадке, но город так и не посмотрели, потому что Егор всё это время был занят моими губами, а я летала в каких-то розовых облаках эйфории и безумного счастья.
Расставаться было очень тяжело. Я вздыхала, уткнувшись носом ему в грудь и пьянея от его запаха, а он стоял, зарывшись лицом в мою макушку, и шептал ласковые, порой бессвязные нежности.
На следующее утро Егор ждал меня на крыльце общаги. Едва я вышла из дверей, как он схватил меня в охапку, закружил и зацеловал.
— Егор, Егор, не надо! Все же смотрят, — прошептала смущённо.
— Пусть смотрят! — ответил он со смехом. — И завидуют, что у меня самая красивая и милая девушка на свете.
После первой пары он пришёл к нам в аудиторию и утащил меня в неприметный закуток за большой раскидистой розой, растущей в кадушке в рекреации.
Зацеловывая моё лицо, он, не останавливаясь, убеждал меня сбежать с занятий.
— Я не могу… Не могу… У меня сессия… — твердила слабым голосом, уговаривая то ли его, то ли себя.
— Ромашка… Ну как же от тебя оторваться?.. От такой сладкой девочки… — прошептал Горин, с сожалением отпуская меня перед самым звонком.
Он старался находить меня каждую перемену, и через несколько дней я уже сама бежала к нему навстречу, а он ловил меня в объятия и обнимал на глазах у всех.
— Горин, Лиесс, вы уже окончательно обнаглели! Прекратите это безобразие, — отчитывали нас преподаватели постарше.
— Молодёжь, угомонитесь! Здесь всё-таки учебное заведение, — одёргивали молодые педагоги, понимающе улыбаясь.
Я прятала у Егора на груди красные от стыда щёки, а он, ничуть не смущаясь, отшучивался общими фразами о молодости, горячей крови и скоротечности жизни.
Девчонки-студентки бросали взгляды, полные зависти, презрения или открытой неприязни. Парни реагировали по-разному: кто-то гадливо усмехался, кто-то одобрительно хмыкал. Казалось, наши отношения никого не оставляли равнодушными.
Сначала меня это смущало, а потом начало бесить. Но Горин, казалось, вообще не замечал косых взглядов и насмешек. С него всё стекало, как с гуся вода.
Я запретила ему целовать себя на глазах у всех, и, стоя на крыльце института, он долго уговаривал меня передумать.
— Тебе не наплевать на них? На их мнение? Не обращай внимания, ромашка. Кто что плохое скажет — сразу мне говори, и больше этот шутник шутить не будет.
Но я настояла на своём. Горин усмехнулся и сдался. А потом утащил меня в машину, увёз в какой-то дворик и там зацеловал до потери рассудка.
— Это тебе месть за всё то время, что я терпел, — шептал он хрипло, обжигая горячими поцелуями лицо, губы и шею, а я не могла сопротивляться, и только ловила губами воздух и тяжело дышала.
Этот неприметный дворик стал нашим приютом после долгих учебных пар. Мы приезжали сюда каждый день и долго страстно целовались.
Поцелуи Егора стали мне необходимы как воздух. Меня буквально ломало без жарких объятий, горячего шёпота и всё более откровенных ласк.
С каждым днём руки Егора исследовали моё тело всё смелее, а горячим губам открывались новые доступные участки кожи.
Сначала я жутко стеснялась, но страсть постепенно захватывала и меня, и я позволяла Егору заходить всё дальше и дальше.
Приходя в себя после всё более откровенных ласк, я не сразу понимала, почему моя куртка валяется на соседнем сиденье, а свитер задран до горла.
Вчера мы зашли слишком далеко. В какой-то момент я осознала, что лежу на откинутом пассажирском сиденье голая по пояс и страстно глажу обнажённые плечи Егора. А он вжимается в меня своим телом, зацеловывая шею, и, мягко сжимая грудь, недвусмысленно трётся об меня чем-то очень твёрдым и выпирающим.
— Егор, подожди… — прошептала испуганно и упёрлась ладонями ему в грудь.
Он оставил в покое мою шею и уставился на меня тёмным, полным желания взглядом.
— Если скажешь "нет", я остановлюсь, — прошептал он хрипло. — Но, ромашка, я хочу тебя так, что мне просто физически больно.
Я не ответила, только молча смотрела в его глаза, чувствуя, как моё желание, такое же большое, как и его, сменяется жутким неконтролируемым страхом.
Видимо, эти эмоции отразились на моём лице, а, может быть, Горин прочитал их в моих глазах, но после пары глубоких тяжёлых вздохов он отстранился.
Сев на водительское место, он облокотился руками на руль и положил на них голову.
— Ромашка… приведи себя в порядок… — сказал тихо. — Если ещё раз на тебя посмотрю… боюсь не сдержаться…
Я тоненько пискнула, села и принялась быстро натягивать одежду. И только когда лязгнул замок куртки, он медленно поднял голову и обернулся ко мне.
— Прости, Сонь, — Егор глядел на меня жадно, собственнически, но темнота из глаз ушла, и сейчас они выглядели практически нормальными. — У меня от тебя крышу сносит, не могу удержаться. Полностью теряю над собой контроль…
— Отвези меня в общагу, пожалуйста, — попросила я, пряча взгляд.
Мне было страшно. А ещё — стыдно! Потому что я сама хотела его не меньше, и чудо, что я вообще очнулась под напором такой яркой и желанной страсти, иначе мой первый раз случился бы в машине, припаркованной во дворе какого-то жилого дома.
Накинув свитер и куртку, Горин завёл машину и медленно вырулил на дорогу.
Мы ехали молча. Не знаю, о чём думал Егор, а вот я… Я думала, что, если он сейчас остановит машину, высадит меня, уедет и никогда больше не подойдёт, я сразу пойму, что никогда не была нужна ему, а эта сладко-ванильная история — лишь плод моей фантазии, и Горин просто хотел закрыть свой гештальт отвергнутого мачо, переспав со мной.
Мне стало так горько от этих мыслей, что я невольно всхлипнула. Егор кинул на меня короткий взгляд и резко припарковался к обочине, вызвав возмущённые сигналы у подрезанных им машин.
Отстегнувшись, Горин навис надо мной, а я отвернулась, давясь слезами, которые текли, несмотря на мои усилия их остановить.
Тёплая ладонь парня скользнула по моей щеке, вынуждая повернуть к нему голову.
— Маленькая, я тебя обидел? — спросил он, тревожно заглядывая мне в глаза. — Прости… Я — дурак! Несдержанный озабоченный идиот!..
Я отрицательно помотала головой, стараясь не встречаться с Егором взглядами, и всхлипнула ещё горше.
— Тогда что?
Я упрямо сжала губы и закрыла лицо ладонями. Егор молча обхватил меня руками, прижимая голову к своей груди. Его пальцы осторожно заскользили по моей спине, и он тихо и быстро зашептал:
— Испугалась? Девочка моя, прости! Я тебя никогда не обижу… Просто не смогу… У меня от тебя крышу сносит напрочь… Как только тебя касаюсь, все мысли выветриваются на хрен. Думаю только о том, какая ты сладкая, нежная, офигительно пахнущая… Чувствую, что ты моя и хочу присвоить, заклеймить, чтобы никто другой никогда… Потому что только моя… только со мной… навсегда!..
Слова Горина, такие сумбурные, но жаркие и желанные звучали в моей голове как признание в любви, и я потихоньку успокаивалась, пеняя себе на то, что пусть и на несколько минут, но усомнилась в нём.
Соната, глупая девочка, юная и наивная, ещё не познавшая этот жестокий мир, верила каждому сказанному слову, каждому нежному жесту, каждому ласковому взгляду. Верила и тонула в розово-ванильной неге первой любви…