Фаворит-10. Русская партия

Глава 11

В жизни каждого человека есть два дня: день, когда человек родился, и день, когда он понял для чего.

М. Твен.

Петербург.

16 декабря 1736 года.

Кто не был родителем, тому не прочувствовать, что такое бессонные ночи с маленьким ребёнком. И каждому папе, я уж не говорю о маме, нужно через это пройти.

Сперва я руководствовался именно этим правилом, пока не насытился постоянными подъёмами в ночи и недосыпами.

Дочка давала нам жару. Требовательная такая. Все ей не то, все не эдак. И всё же пришлось дочурку вручить на попечительство Няньки. Нет, это не означало, что я, как принято в этом времени, свою дочь видел только пару раз в неделю, и вовсе не принимая участия в жизни маленького родного человечка. Но ночью предпочитал либо спать, либо…

Я посмотрел на свою жену, лежащую полностью нагой и улыбающейся во сне. Юля была красоткой. Такой женщиной, относиться к которой равнодушно нельзя. Это как отвернуться и проигнорировать северное сияние, или не выглянуть в окно, когда пошел первый снег. Смотрю на нее и смотреть хочется.

Не выдержал, да и чего мне сдерживать себя? Начал поглаживать неизменно молодое тело своей супруги. Беременность и роды нисколько не испортили её красоту. Если бы такое случилось, то привязанности и любви хватило бы на то, чтобы я не замечал даже какие-нибудь погрешности во внешности моей жены.

Да и она молодец: поняла, что пышные формы в женщинах меня привлекают чуть меньше, чем та стройность и изящество, которые Юля сохранила и, казалось, даже приумножила.

— Саша! — улыбаясь сказочной улыбкой, произнесла Юля, открывая глаза. — Сам нарвался. Держись теперь!

Она тут же принялась с энтузиазмом исполнять свой супружеский долг. Месяцы воздержания на войне стоили того, чтобы в итоге получить такой сладкий приз, такие эмоции, ураган страстей.

Лишь только ещё через полчаса усилием воли я всё-таки поднялся, встал и начал проводить комплекс упражнений. Определённая кардио-тренировка уже была проведена.

А через пятнадцать минут я, несмотря на то, что выпал первый снег… Вот… оказывается первый снег уступает по любопытству любое явление, связанное с женой.

Я выбежал во двор нашего большого дома и присоединился к отряду Ивана Кашина, стал наравне с солдатами тренироваться. За последний месяц подобный распорядок каждого утра стал уже законом. Просыпался, любил свою жену, затем тренировался, потом принимал ванну и удалялся на работу.

Сам требовал того, чтобы не позднее девяти часов все служащие являлись на свои рабочие места, ну и, конечно же, подавал собственный пример, какой должна быть трудовая дисциплина.

Пока что было немало опоздунов. И таких людей к обеду уже знали многие, ведь имена не самых рачительных служащих вывешивали на так называемой доске позора. Жаль фотографий не было. Но достаточно имен. А я подумал о том, чтобы шаржи заказать на каждого. Или перебор?

Но сегодня я недолгое время провёл на своём рабочем месте, так как моё присутствие было обязательно на очередном Государственном Совете. Решался очень важный вопрос, да, наверное, и не один, но для меня важнейшим было принятие стратегического плана развития Российской империи.

Ни в одной стране не было практики стратегического планирования. Между тем, я прекрасно осознавал, что без видения того, к чему должна прийти страна через четыре или пять лет, развиваться крайне сложно. Это будет хаотичное развитие, бессистемное, неконтролируемое государством.

При этом я нисколько не умалял частную инициативу. Государство должно выполнить стратегический план развития, а если к этому плану ещё присовокупиться кто-либо инициативный из торговцев или промышленников, так почему бы и нет. Больше — лучше. Пока такое правило работает.

— Итого, в ходе четырёхлетнего плана развития Российской империи предполагается построить сорок два завода и фабрики, — заканчивал свой долгий и нудный доклад Пётр Иванович Шувалов.

— Будет ли этого достаточно, чтобы обеспечить превосходство нашей армии перед иными европейскими державами? — задала далеко не глупый вопрос Елизавета Петровна.

Я догадываюсь, что именно повлияло на процесс самообучения престолоблюстительницы. Когда на тебя в той или иной степени давит личность ещё ничего не осознающего императора, конкуренцию составляет мать монарха, нужно соответствовать и быть хотя бы немного компетентным.

Так что Елизавета Петровна не только прочитала пока ещё засекреченную книгу по экономии, изданную малым тиражом в типографии Академии наук, но и, насколько я знал, немало консультировалась со своим другом, Петром Ивановичем Шуваловым. Нужно будет подготовить еще ряд статей по экономике.

Оно и хорошо. Пусть государыня будет в курсе того, к чему я хочу привести Россию.

Но на вопрос Елизаветы ответил я:

— По нынешним временам России нужно нарастить армию не более чем на пятьдесят тысяч штыков, из которых половина будет стрелками с винтовками, и нам необходимо за четыре года создать не менее пяти полков кирасир, пять полков драгун и помочь казакам с лошадьми, чтобы использовать их как лёгкую кавалерию. Другие усилия направить на создание флота и улучшение артиллерии, — сказал я.

— Десять тысяч добрых коней я к этому времени не подготовлю… для кирасир. Но лошадей и так преизрядно взято казаками у турок. Будет им еще давать, — высказался герцог Бирон.

Кроме того, что он являлся председателем Государственного Совета, герцог получил ещё одно назначение — он главный поставщик лошадей в армию.

Если раньше герцог получал деньги на содержание своих заводов только лишь через постель императрицы, то теперь финансовые вливания в эту отрасль официальные и регулярные, через казну. Пока никак не получается выйти в коннозаводческой деятельности на самоокупаемость, тем более, что стоимость коней сильно упала.

Так что Эрнст Иоганн Бирон, насколько я знал по линии главы Тайной канцелярии, высказывался вполне лояльно к своему положению. Амбиции умерил. Остался благодарен, что не поперли прочь. И герцогство Курляндия за ним остается.

— Государыня, господа… Не будет нам развития, без того, кабы не примем преобразования в крепостничестве… — сделал я очередную попытку.

Все посмотрели на меня уже и со злостью. Ничего, я пробью эту стену недопонимания. Ну нет будущего у промышленности, полностью основанной на крепостном труде. Нет… табу… слушать не хотят. Вот так, вроде бы и побаиваются, но в деле крепостничества.

Ничего, я еще проведу консультации и приму решения. Нужно реформировать. Пусть не отменить крепостное право, но дать возможность крестьянам заниматься предпринимательством, промышленность — обязательно. Практика середины следующего века дает надежду, что из крепостных миллионщики могут появиться. Но только пусть имеют возможность освобождаться.

На первых порах пусть так… Выучился? Инженер? Имеешь право выкупиться. Заработал сто тысяч рублей, ну пусть пятьдесят — обязательно выкупайся. Таких будет не много, но, как я надеялся со временем все больше окажется и предпринимателей и купцов.

— Когда со шведами заключим договор? — спрашивала Елизавета, явно желая перебить повестку совещания. — Того просят уже и англичане.

Знал я о такой просьбе. Но тут же вопрос, скорее, о том, как мы согласуем, наконец, линии разграничения с Данией. Без этой страны начинать активные действия против Швеции я не собирался. По крайней мере, до Нового года. Если же Дания продолжит высказывать свои сомнения и нерешительность, будем поступать без оглядки на нее. И отношение к Шлезвигу и Гольштейну пересмотреть можно.

Жаль, но тогда потеряется очень важная внешнеполитическая конфигурация, при которой я хотел бы возвышения Дании до той степени силы, на которую так или иначе придётся обращать внимание и голландцам, и англичанам в своём противостоянии.

К сожалению, пока ещё слишком рано заявлять о России как о поистине морской державе, способной повлиять на борьбу за лидерство среди главных игроков в мировом океане. Да и не нужно нам это делать напрямую. Хороша внешняя политика тогда, когда можно дёргать за ниточки другие страны, при этом гордо надувать щёки, но между тем иметь возможность показать силу.

— Вопросы со Швецией на согласовании у министра войны Христофора Антоновича Миниха, — я кивнул в сторону скучающего фельдмаршала русских войск.

Наконец и фельдмаршал Миних присутствовал на Государственном Совете. Но явно эти посиделки были ему не по душе.

Вообще-то план активизации войны со Швецией был уже давно готов. Авантюрный, скажем так, в моём духе. Я бы никогда даже и не подумал подобное совершить, но ведь есть опыт будущих поколений, ну или людей из альтернативной реальности. Я имею ввиду русско-шведскую войну начала XIX века.

Если тогда получилось у русских армий пройти по льду Финского и Ботнического заливов, то почему бы не сделать это в моей реальности? Тем более, когда я ещё прошлой зимой посылал команду, чтобы они прошли изрядное расстояние по льду и просверлили, выяснили толщину.

И скоро, перед самым Новым годом, я тоже отправлю команды, чтобы сделали контрольные замеры. Тем более, что предполагается достаточно суровая зима. По крайней мере, сейчас уже устойчивая минусовая погода, как неделю длится. Без снега такая температура воспринимается еще хуже.

Однако рассказывать об этом плане я посчитал ненужным, кроме тех, кому предстоит его реализовывать. Абсолютного доверия к Бестужеву-Рюмину или к Черкасскому у меня не было. Да и мало ли, сама Елизавета Петровна кому-нибудь проболтается. Без умысла.

Такие дерзкие операции должны проходить в условиях максимальной секретности. Только так они будут осуществлены.

— Нам предстоит ещё раз рассмотреть вопрос о работе университетов, — после затянувшейся паузы герцог Бирон задал новый вектор работы Государственного Совета.

С докладом выступал уже Антон Ульрих Брауншвейгский. Никто не отменял того, что он был генералом-аншефом русской армии, но вне войны за ним так и закрепилось шефство над университетами. Пока не нашелся другой деятельный куратор.

— … посему я счёл необходимым, чтобы к обучению на факультетах привлекались не только профессора физики и арифметики из Европы и Академии Наук, но ещё и учёные-эмпирики, — заканчивал свой доклад Антон Ульрих.

«Счёл он необходимым»! Ну конечно, когда я подсказал, что Нартов, Ломоносов и те команды, которые у них уже сложились, могут рассказать о практике внедрения новых технологий в промышленность, так Антон уцепился за это. Нехватка профессоров была катастрофической, и нужно было хотя бы закрывать то штатное расписание, которое было составлено по минимуму.

Но это он ещё не знает, что Ломоносов, Виноградов и другие молодые русские учёные придут в университет с такими теориями и с таким знанием, что куда там ранее нетрудоустроенным профессорам из европейских университетов. Они освоили многие теории, что я привнес из будущего. Настает время поражать мировую общественность русскими молодыми гениями.

Ведь тот же самый Ломоносов ухватил многие идеи: и Закон Сохранения энергии, и уже открыл число, которое в иной реальности было названо числом Авогадро. Закон Ома «открыт», оптика изучается.

Так что я почти уверен, что историки будущего назовут этот период взлёта Российской империи как «время молодых». Ведь и канцлер, то есть я, молод, да и многие из тех, кто сейчас работает на благо Отечества, далеко не старики.

Ну, в целом ситуация не настолько радужная, как этого хотелось бы. Есть пробуксовки в открытиях, которые казались мне легкими, но… Тому же самому Ломоносову я объяснил принцип унитарного патрона, и, возможно, даже образец через год или чуть меньше, но появится.

Проблема же состоит даже не в том, чтобы открыть Бертолетову соль, подобрать воспламеняющийся состав для капсюля. В моём понимании проблема заключается в промышленном производстве этого изделия.

В иной реальности Россия шла по проторенной дорожке, чаще всего только лишь копируя уже изобретённое, покупая готовые производственные линии. А наладить и придумать станки, которые штамповали бы патроны, — моих знаний на это не хватает.

Я, конечно, уповаю, что созреют умы у людей, которых я подбираю, чтобы создать все… Да хоть бы и самолет. Но когда это произойдёт, судить сложно. Рассчитываю, что всё-таки мы будем первыми во-многом. По крайней мере, как выглядит патрон, из чего он состоит и как всё это работает — это я знаю наверняка.

Совет закончился. Много разобрали вопросов, в том числе и приняли план стратегического развития. Между прочим, за пять лет собираемся построить Волго-Донский канал, закончить строительства каналов Петербурга… Планов…

— Как ты? — спросил я, когда после Государственного Совета решил посетить Анну Леопольдовну.

Своевольная, нет — ленивая и жалеющая себя — молодая мама полностью открестилась от любых государственных дел и не участвовала в Государственном Совете, несмотря на то, что до сих пор состояла в нём.

— Плохо. Совершила я когда-то ошибку, что отдала тебе Юлю. Вот, маюсь, — сказала Анна Леопольдовна, даже не удосужившись того, чтобы приодеться к моему приходу.

Комната темная, как и царящее тут настроение.

— Так нельзя, Анна. Разве же ты забыла, от чего скоропостижно скончалась твоя тётушка? Вот от этого, — сказал я и указал на гору пирожных, которые стояли на столике рядом с кроватью.

— Единственная отрада в моей жизни, — горько вздохнула Анна.

На самом деле, мне не было её жалко. Каждый вправе решать, как ему прожить жизнь. Но только если это не жизнь матери русского императора. Ни монарх, ни высшие сановники, если они действительно служат Отечеству, не принадлежат себе.

— Анна, ты не можешь вести себя так, — выдержав некоторую паузу, сказал я.

— А кто мне запретит? — с вызовом сказала Анна Леопольдовна.

— Значит так… прекращай только лишь есть и спать. Ради сына своего ты обязана быть на виду. Подумай над тем, что в России не хватает театров, открывай их, а не открывай рот только под пирожные! — строго, будто родитель для этой после родов сильно поплывшей женщины, говорил я. — И я помогу тебе. Ради сына. Если же ты будешь ленивой обузой, то и я окажусь бессилен.

Нет большей мотивации для матери, чем жизнь и здоровье её ребёнка. Оставалось лишь уповать на материнский инстинкт Анны Леопольдовны.

Ведь насколько я знал, она любит Петра Антоновича. Вот и сейчас, хоть сладкие пирожные, но ребёнок рядом с ней, в кроватке-маятнике, которую сконструировали исключительно для русского императора. Правда, через год мебельная фабрика начнёт такие выдавать уже партиями.

— Я тебе не нянька, так что скажу прямо. Убеждён, что ты меня уже немного знаешь, — я сделал паузу, пристально посмотрел на Анну Леопольдовну. — Если ты, Анна, не возьмёшься за ум и не станешь вести себя как мать императора, я добьюсь того, чтобы отобрать у тебя ребёнка. У будущего русского монарха должны быть только правильные примеры.

— Ты не сделаешь этого! — прощебетала Анна и вцепилась когтями в мою руку.

— Ты знаешь, что сделаю, — сказал я, выдёргивая своё запястье из когтей разъярённой матери. — Приведи себя в порядок. Твоё присутствие на Государственном Совете — это залог существования нынешней системы власти. Если народ и дворяне полюбят тебя, то они полюбят и сына твоего.

Ещё некоторое время Анна буравила меня тигриным взглядом, так что даже бывшему главе Тайной канцелярии розыскных дел Андрею Ивановичу Ушакову было бы не под силу так тяжело смотреть. Но что в прошлой жизни, что в этой жизни, нет такого взгляда, от которого я бы стушевался.

Но был кнут — нужно и немного смягчить риторику.

— Пойми, Аня, — сказал я, приобнимая женщину, в которую когда-то был даже влюблён. — Мне надоело разгребать все эти Авгиевы конюшни. Активность твоя и твоего мужа — это залог того, что меньше шальных голов будут думать о смене власти. В конце концов пора тебе соответствовать своему мужу-красавцу.

Последние слова сказал я, улыбаясь. Но при этом не кривил душой. Во-первых, у Антона теперь причёска, которая скрывает его лопоухость, даже если он и не в парике. Во-вторых, он, мотивированный необходимостью привлечь внимание собственной жены, внял моим советам, стал строго питаться для набора массы, при этом постоянно тренируясь среди моих ближних офицеров, иногда и со мной лично.

Это уже не такой хлюпик, каким я его знал ещё полгода назад. Конечно, ещё далеко до красавца, статного, мужественного — такого, как любит избалованная принцесса Анна. Но он явно на пути к этому достижению.

— Я подумаю над твоими словами. Но если бы ты сказал иначе, если бы ты меня обнял и поцеловал, если бы ребёнок был от тебя…

— Нет, Анна, у нас был шанс, но я бы не смог стать твоей игрушкой, которой ты хочешь видеть своего мужа.

— Я хочу видеть рядом с собой другого мужа, такого, как ты, — сказала Анна и подалась вперёд, подставляя свои губы для поцелуя.

Я наклонился к ней, но поцеловал в щёку.

— Нет, Анна, у тебя достойный муж. Он любит тебя. И ваша семейная пара должна быть примером для подражания, а не поводом для насмешек, — сказал я, развернулся и покинул комнату.

Определённо мне было неприятно находиться в этом помещении. Воздух затхлый, и для полного антуража тут не хватало пустых бутылок из-под вина. Но Анна не была склонна тушить свою тоску в вине. Она, потерявшаяся в жизни девочка, скорее всего, и сама не знала, чего хочет.

А когда человек стоит на распутье, когда не знает, что ему делать, то определяющим всегда является — делать. Нужно заняться каким-то делом, погрузиться в него, видеть плоды своих трудов, наслаждаться этим. Нельзя человеку оставаться постоянно наедине со своими мыслями.

Я вышел из дворца. В этот раз не стал лично беседовать с Елизаветой Петровной. Да и не хотел в очередной раз нарушать ту идиллию, которая вроде бы как складывается у неё с Подобайловым.

После рождения императора Лиза немножечко поубавила строптивость своего характера. А может быть, Иван Тарасович стал настолько хорош, что теперь любвеобильной дамочке некогда думать о других мужчинах.

Как бы то ни было, но я имею право входить без доклада. И однажды даже нарушил процесс соития Ивана Тарасовича и Лизы. Прямо на самом таком интимном моменте.

Сев в очередную экспериментальную карету с обогревом внутренних полых пространств через трубы в обшивке, направился на дачу. Усадьба, мыза, которая в иной реальности была Шуваловской, нынче выкуплена мной, и там сейчас развернулось грандиозное строительство.

Люблю я всё-таки архитектуру, хотя и понимаю, что немало денег на это уходит и можно было бы, не задумываясь, построить два немалых завода в ту стоимость, в которую обходится лишь только дом в живописном месте.

И уже после того, как проконтролировал, как идёт стройка, накрутив хвосты архитектору и артельщикам, отправился домой.

Думал, что приеду — тут же состоится семейный ужин, поговорим с Юлей, перенесу свою любимую в спальню и там…

Но моя супруга была занята. Она работала с поэтом и редактором Тредиаковским. В свет скоро выйдет замечательное произведение под названием… «Три мушкетёра».

Именно так, я беззастенчиво содрал у великого писателя Александра Дюма его произведение. Когда-то зачитывался и, что уж там, чуть ли не наизусть знал всю книгу.

И нет, не столько меня прельщала слава великого писателя и поэта, сколько это был политический ход. И политический, и ещё и культурный. Невозможно создавать нацию без гордости, примеров, вот такой «мягкой силы».

Елизавета Петровна, пусть и предпочитала больше французскую культуру, но немецкое влияние в Российской империи всё ещё ощущается слишком сильно. А я посчитал, что можно и нужно добавить немного русского романтизма. При этом нет, не отказываться и от голландского и французского. Но они, европейские веяния, должны растворяться в русской культуре, а не наоборот.

Кроме того, не мешало бы чуть-чуть и героизировать наёмников, которые всё ещё пребывают в русской армии сейчас в немалом количестве и особенно на фоне успехов русского оружия в войне с Османской империей. Они не бегут с поля боя, Мюнхгаузен, так и вовсе сорвиголова.

Мои мушкетёры — русские. Действие происходит во времена правления Алексея Михайловича. Роль Ришелье исполняет боярин Морозов, до сих пор считающийся негативной фигурой русской истории.

Так что в некотором смысле сюжет пересмотрен, чтобы лишнего не напортачить. И Констанция, прозванная в произведении Марфой, у меня незамужняя женщина. Галантерейщик — это её брат отчима, но при этом весьма к ней неравнодушный.

Так что русской культуре — быть. И я найду ещё другие произведения, которые можно будет адаптировать под русскую старину или же под современность.

И то, что уже готова почти что первая книга, — заслуга, скорее, сидения в Измаиле. А также самопишущегося пера.

Есть у нас такое изобретение. Оно штучное, к нему дорогие чернила. Сам шарик на конце стержня исполнен из серебра. Но при особом желании подобный инструмент для письма можно купить. Дорого, но можно.

И у меня таких ручек теперь пять, но есть на всякий случай ещё и чернильница-непроливайка. Карандаши мы тоже создали, но они почему-то слишком хрупкие у нас получаются. Нужно обязательно ещё доработать.

Так что поужинал я в одиночестве, а потом, учитывая то, что жена была сильно занята редактурой книги, отправился на тренировку.

День… Рабочий, как и многие впереди. Как же жаль, но не получается что-то вдруг. Все нужно готовить. Но мы готовы. Больше, чем в иной реальности. Значит, я многое делаю правильно.

От авторов:

Бывалый офицер в отставке гибнет и попадает в СССР 80х. Чтобы спасти брата, а потом и свою заставу, он должен стать пограничником на Афганской границе.

На все книги серии скидки до 50 %: https://author.today/work/393429