Глава 5

В России любят затевать реформы только потому, что так легче скрыть неумение править.

П. А. Столыпин


Петербург

1 июня 1736 года


Государственный совет Российской империи проходил не просто в усечённом формате. Учитывая то, сколько членов Совета не хватало, можно подумать, что это и вовсе встретились заговорщики.

Однако в русском обществе и на вершине власти чувствовалась усталость от заговоров, интриг. И многие хотели сперва посмотреть на то, как новая метла станет выметать пыль и откровенную грязь из России. Метла — это канцлер Норов. Почти каждый из собравшихся, включая и государыню, в той или иной мере был обязан новому канцлеру, который, словно тот ненаигравшийся ребенок, воюет сейчас с турками.

А если бы даже были и те, кто задумывал изменить существующее положение дел, то пока точно ничего бы не предпринимали. Слухи, что новый канцлер под пули лезет так, как иные самые смелые генералы не могут себе позволить, ходили в Петербурге сразу же после того, как Александр Лукич Норов отправился воевать.

Если он так себя не бережет, если в застенках Петропавловской крепости, как недавно разнеслись вести, замучен до смерти Андрей Иванович Ушаков, а другого Андрея Ивановича, но уже Остермана, готовят к казни, то зачем же играть своей жизнью. Вон, сколь было много недовольным правлением Петра Великого, но ни одного дворцового переворота не решились делать. Казаки бунтовали, стрельцы, но не представители власти. Или же они просто очень быстро проиграли, сделав ставку на слабовольного сына Петра Алексея?

— На том позвольте мне, председателю Государственного совета Российской империи, считать наше собрание открытым, — провозгласил курляндский герцог Эрнст Иоганн Бирон.

После похорон Анны Иоанновны герцог некоторое время жил в Петербурге затворником, не появлялся в обществе, кроме только обязательных приемов. После посетил Курляндию, главой которой он всё-таки является, еще немало внимания уделил своим конным заводам.

Причём герцога заинтересовали не только конные заводы — он и выкупил большую часть разрастающегося каретного завода. На фоне, казалось бы, всеобщего помешательства промышленностью и новыми технологиями, Бирон также заинтересовался и решил включиться в этот процесс.

Хотя нельзя утверждать, что он делал это в угоду моде. Не было повальной заинтересованности в новшествах и во всём том, что было показано в Петербурге на выставках русских достижений. А дворянство, призванное по большей степени служить и кормящееся со своих поместий, промышленность всё ещё не воспринимало всерьёз. Многие так и вовсе считали, что не пристало благородному заниматься какими-либо производствами.

— Господин вице-канцлер, первый доклад ваш, — на правах главного человека на собрании, после престолоблюстительницы, конечно, Бирон предоставлял слово Бестужеву. — Опишите положение дел вокруг России.

Удивительным образом, но в последнее время с поразительной скоростью герцог продвигается на ниве познания русского языка и культуры. Сложно сказать, с чем именно это связано. Возможно, какие-то внутренние потребности, инстинкт самосохранения, подсказывают, что если он не будет меняться, то, в принципе, он уже не нужен этой Российской империи. Он — Бирон, он пережиток, мастодонт, который словно бы лишний в системе власти России. Фаворитом не быть, хотя Эрнст Иоганн и не отказался бы помять Елизавету. А кем еще быть? Министром? Так там же работать нужно не покладая рук. А тут конные заводы, худо-бедно, но выходят на самоокупаемость. Лучше им внимание уделить.

Вместе с тем горечь от потери императрицы и его любовницы прошла. Герцог попробовал было дело закрутить пару любовных интрижек, но почувствовал, что несколько охладел к этому делу. Так что по большей части времени уделял своей семье и, как это ни странно, хотел быть полезным России — причём как в частности, торгуя лошадьми за относительно низкие цены, так и в общем, стремясь помогать тому же Шувалову, на которого взвалилось огромное количество дел. Но делал это герцог не системно, от случая к случаю и по настроению. И все же…

Тем временем Алексей Петрович Бестужев-Рюмин встал, поправил свой тёмно-коричневый сюртук. Разложенная папка была в руках у вице-канцлера, но всем своим видом он показывал, что владеет материалом настолько хорошо, что ему нет никакой необходимости подсматривать в свои записи.

— С вашего позволения, ваше великое высочество, — обратился Бестужев к государыне. — Я начну свой доклад со Швеции. Конечно, война с нашим северным соседом не продолжается, перемирие в действии. Но с этим апломбом в ближайшее время нужно что-то решать. Датские дипломаты начинают выказывать волнение и тайно уже спрашивают, готовы ли мы в ближайшее время пойти с ними на Антишведский союз. Поляки не против поучаствовать в этом деле.

Бестужев сделал паузу, и установилось неловкое молчание. По сути, по этому вопросу сейчас мог высказаться только один единственный человек, но тот, который находится на войне. Это исключительно позиция нового канцлера Российской империи Норова. Это он категорически отказывался заключать мирное соглашение со Швецией.

— Ваше мнение, — бросила Елизавета Петровна.

Она всем своим видом хотела показать, что собирается сегодня деятельно поработать. Вот только государыня всё никак не могла войти в рабочее состояние.

Ночные приключения с её, теперь уже безоговорочным фаворитом, с Иваном Тарасовичем Подобайловым, до сих пор заставляли женщину обращать внимание на всплывающие эмоции относительно этого мужчины. Похоже, что страсть по Норову начинает постепенно заменяться страстью по Ивану Тарасовичу.

Сумел-таки Подобайлов удивить и в постели, и даже своим умом. Простым, казацким. Невольно вспоминался покойный Разумовский. Стоилом только Ивану Тарасовичу раскрыться, перестать чувствовать себя куклой в руках похотливой великовозрастной девочки, и все. Вот он!

— Моё мнение, государыня, в том, что нам безусловно нужно заключать верное соглашение со Швецией. Наш главный торговый партнёр, — Бестужев посмотрел в сторону сидящего тут же Петра Ивановича Шувалова, — просит об этом.

— Пусть датчане отправляют к нам своего посла в открытую. Даже если мы не заключим с ними договор и не станем делить Швецию, шведы будут ещё более податливы к любым переговорам, — дельно заметила престолоблюстительница.

— Позволено ли мне будет сказать? — спросил дозволения Головкин, нынешний министр иностранных дел.

Такой министр, который и министерством управлять не может из-за деятельности вице-канцлера и канцлера. Но, между тем, член Государственного Совета.

Бирон жестом указал на Михаила Гавриловича Головкина и тот начал говорить:

— Если Россия заключит союз с Данией, то, конечно, Швеции придет конец. Он и так придет. Дайте срок, вернется Миних, или Норов и скоро русские штыки будут стучать в ворота Стокгольма. Но если смотреть дальше, то усиленная Дания нам нужна. Более того, строить корабли можно на верфях Копенгагена. Их же команды собирать. И Дания станет соперницей Англии, противовесом войн между англичанами и голандцами. Нам и Америку будет проще с датчанами осваивать. Мы закрываем Балтийское море и все…

— Что все? — негодовал Бестужев.

— Господа! — руку поднял Бирон. — Это мнение господина Головкина и его мы обсудим позже. Сегодня на то планов не было.

Михаил Гаврилович присел. И плохо скрывал своего недовольства. Ему казалось, что Россия ведет слишком предсказуемую политику. А ведь можно сыграть на противоречиях. Нынче на пике противостояние на морях Англии и Голландии.

И почему бы России не определять победителя? Ведь если соединить морские возможности России и Дании, то сложно выступать против ведущих морских держав. А вот быть противовесом в их спорах — очень даже. Желающая победить сторона обязательно предложит Российской империи особые выгодные преференции за военно-морской союз.

Бросив взгляд на министра Головкина, Бестужев поклонился, потом продолжил:

— Французский и прусский короли наперебой ищут нашей дружбы. Скорее всего, назревает большая европейская война. И после победы под Бандерами каждая из сторон хочет заручиться нашей поддержкой.

Лица у всех присутствующих разгладились. А кто-то и вовсе откровенно заулыбался. Всё-таки русским вельможам весьма приятно осознавать, что они служат тому государству, государыне, которая может диктовать свою волю в Европе. Ведь от того, чью сторону примет Российская империя, во многом зависит исход будущего противостояния европейских держав. Остаётся только бы закончить на победоносной ноте войну с Османской империей.

— Султан в иносказательной форме запрашивает переговоров о мире. Судя по всему, турки готовы уступить нам Молдавию и признать Крым с причерноморскими землями российскими, — выдал следующую порцию информации вице-канцлер.

— Вежливо отказывать, — подумав, сказала государыня.

На своём стуле заёрзал принц Антон Ульрих. Он уже давно просит русскую государыню, чтобы его отпустили на войну, а ещё и дали в командование тот новый корпус, который продолжает формироваться под Петербургом и в Москве.

Однако Анна Леопольдовна должна вот-вот родить, отчего не хочет отпускать своего мужа на войну. Он же побывал в армии? По капризу Анны вернулся. И пусть хотя бы дождется родов, должных скоро случиться.

Похоже, что мать будущего наследника российского престола всё-таки не так уж и ровно дышит по отношению к своему мужу. Правда странная любовь, когда жена периодически унижает своего мужа. Но чужая семья — потемки. Елизавета же благодушно откликается на просьбы и даже капризы Анны Леопольдовны.

— Дополню, господин вице-канцлер, что одна всем нам известная персона, должная, впрочем, находиться сейчас здесь, совершила дерзкие действия и захватила турецкую крепость Измаил. А это уже на самом Дунае. Если эту крепость удастся отстоять, то туркам ничего не останется делать, как откатываться за Дунай. А это совсем другие переговорные позиции, — сказала Елизавета Петровна.

Бестужев поклонился.

— Вероятно, самое главное, — после некоторой паузы продолжил Алексей Петрович, — речь Посполитая открыто вступает в войну с Османской империей. Король Август Третий посылает польское войско в составе тридцати пяти тысяч солдат и офицеров под командование генерал-аншефа и канцлера Российской империи Александра Лукича Норова.

— За наши деньги собрал армию, за наши её и отправляет… Так и мы могли вооружить верноподданных нашей государыни, — пробурчал, но так, что это было слышно всем, Пётр Иванович Шувалов.

Он тут же раскраснелся и понурил голову, понимая, что нарушил протокол и в целом приличие. Сказывалась необычайная усталость Петра Ивановича. Ведь так бурно и активно он не работал ещё никогда в своей жизни: то выставки, которые закончились многими подписаниями соглашений о сотрудничестве, потом ещё и активность в деле открытия Имперского банка.

В этом Шувалов сильно спешил, потому как хотел угодить Норову, чтобы уже к возвращению канцлера какое-нибудь одно из важных деяний было совершено. Может быть, тогда из ссылки можно будет вернуть и своего брата.

— Хитёр Август Третий. Увидел в канцлере России кардинала Ришелье. Вот и хочет угодить именно ему, посылая своих поляков в подчинение Норову, — сказал своё слово и князь Черкасский.

Говорил он без особой злобы. Скорее, словно произносил смешной анекдот. У Черкасского была своя ниша, которой он занимался плотно и при этом был доволен своим положением. Князь проводил реформу административного управления. Через него происходили назначения генерал-губернаторов, губернаторов.

Теперь у чиновников есть множество нормативных актов, в соответствии с которыми они должны будут исполнять свою работу. И многие из этих актов разрабатывал Черкасский и его люди. А ещё началась масштабная кодификация всех законов Российской империи. Так что он по праву занимал место в Государственном Совете.

— И последнее, ваше великое высочество, господа, — заканчивал свой доклад Бестужев. — Французы, англичане и испанцы выразили своё желание прибыть в Петербург на конференцию по заморским колониям. Предполагаю, что нам будет дозволено иметь русские колонии в Америке.

Алексей Петрович сказал это так, словно бы только все и ждали, что нам европейцы разрешат колонии иметь.

— Господин вице-канцлер, мы не должны спрашивать разрешения иметь колонии. Мы должны лишь по своей доброй воле уведомить европейские державы, насколько распространяется наша власть в Америке или где бы то ни было ещё, — жёстко припечатала Елизавета Петровна.

Она не совсем понимала, что если ведущие европейские державы — остаётся лишь только дождаться отклика от Голландии — желают приехать именно в Петербург для решения таких вопросов, как колониальные притязания каждой из стран, это уже большая победа для России.

И отнюдь не признание только того, что Россия имеет право владеть этими колониями. Это признание силы Российской империи, которая способна навести шороху далеко не в колониях, а именно в Европе.

Складывалась в целом такая ситуация, что если одна из сторон будущей войны заручится поддержкой России, то война эта может начаться буквально завтра — чтобы такой важнейший союзник, как Российская империя, не «соскочил».

Так что и Англия, и даже Франция, и Голландия, может, в меньшей степени Испания, но пойдут на соглашение и признают границы Российской империи, которые уже будут распространяться и на американский континент. Всё же западное побережье Америки пока что европейцам мало интересно. Туда сложно добраться, там нет очевидных выгод, вдали торговые пути. Чем вообще можно промышлять в тех краях? Одно дело — в Центральной Америке выращивать сахарный тростник, или в Южной Америке добывать серебро и, в меньшей степени, золото. На северо-западе американского континента, по их мнению, нет ничего ценного. Меха? Только что. И то, добраться бы до того меха.

Государственный Совет продлился ещё два часа. Заслушали и процесс подготовки к открытию сразу двух университетов. Это направление курировал Антон Ульрих. Пётр Иванович Шувалов зачитал доклад по промышленному развитию России с учётом уже приобретённых территорий и бывшего Дикого поля.

И после Государственного Совета из тех, кто заслушал доклады, не оставалось ни одного человека, кто бы не воодушевился, не поверил в то, что Россия движется правильным путём и всё у неё будет впереди.

— Принц, как только Анна Леопольдовна подарит нашей державе наследника, я не буду более возражать тому, чтобы вы отправились воевать. Но открытие университетов должно быть уже на завершающем положении, — бросила Елизавета Петровна, после чего поднялась и направилась прочь.

Ей ещё нужно будет подготовиться к приёму любимого человека. Ведь уже послезавтра Подобайлов отправится на фронт. И не просто так отправится, а, будучи в чине генерал-майора, возглавит переход нового корпуса, направляющегося на войну с Османской империей. Того корпуса, о котором мечтал Антон Ульрих.

Это три новых дивизии, которые укомплектованы по большей части по образцу, составленному Александром Норовым. Не только по всей России нынче выгребали и штуцеры, и ружья, и пистолеты. Тульские и Демидовские заводы, а также Сестрорецкий, выдали новые партии пушек, причём и корабельных, и полевых, и осадных. Некоторое вооружение пришлось закупать и у англичан и голландцев.

Однако из ушедших в отставку, из охотников, из частей, которые прибыли из Сибири и от пермских и уральских владений Строгановых, удалось укомплектовать ещё одно боеспособное подразделение.

Выходило, что в подчинение Норову в самое ближайшее время отправляется, считай, почти семьдесят тысяч войск, из которых половина будет поляков. И все думали, что если Норов сможет распорядиться правильно этой мощью, то Россия будет действовать по отношению к Османской империи ещё более решительно, жёстко, и, возможно…

Нет, пока что никто не верил в то, что Стамбул может превратиться в Царьград. Но ещё недавно никто не мог поверить в то, что граница с Османской империей может проходить по Дунаю. А теперь это та цель, от которой Россия отказываться не хочет. То самое малое, что Российская империя собирается взять у своих извечных врагов.


От автора: В 95-м его предал и убил лучший друг, но он не умер, а стал школьником в нашем времени.

ВТОРОГОДКА

Вышел 6й том: https://author.today/work/519009

Убийце и предателю не позавидуешь, его жизнь несётся по наклонной, но этого недостаточно! Предстоит разделаться со всей преступной группой. И схватка будет жёсткой. Не на жизнь, а на смерть!

Том 1 здесь: https://author.today/work/470570

Загрузка...