Фаворит-10. Русская партия

Глава 2

Морскую болезнь вызывают у меня люди, а не море. Но, боюсь, наука ещё не нашла лекарства от этого недуга.

А. Энштейн

Хаджибей

20–21 мая 1736 года

Два года я в этом времени! Вот это да! Кажется — вот он, день, неделя. Вот они — поступки, действия. Но… оно не кажется, что все произошло, словно бы вдруг. Живешь в этом постоянном беге, а оглянешься, так горы свернул. Как?

На самом деле, у меня есть объяснения. Приведу пример, в прошлой жизни у меня был знакомый. Так… прожигал жизнь, перебивался заработками. А потом эмигрировал в одну англо-саксонскую страну. И… На трех работах работал. Говорил мне, что если бы так пахал на Родине, то богатым был бы и жил, может еще лучше, чем на чужбине. Проснулась у человека целеустремленность.

Может и у меня так? Или же я, столетний старик, уцепился за шанс зубами, как иным не под силу? Ложь, что старики жить не хотят. Очень хотят, с каждым годом все больше. Только признаваться не будут. Нет смысла, ибо все там окажемся. Получается, что не все, и что «ТАМ» это не конец.

За два года многое сделано. Но… Предстоит сделать еще больше.

— Господин генерал-аншеф…

Я посмотрел на того, кто нарушил ход моих мыслей. Адъютант.

— Что там? Собрались на Совет?

— Так точно!

Я встал с мягкого кресла, поправил свой мундир, сшитый, между прочим уже тут, в Одессе, отправился в соседнюю комнату. Три раза в неделю, если ничего важного не происходит, мы и собирались на Совет. Сегодня совещание экстренное. Наконец-то прибыл один негодяй. Вице адмирал, командующий Черноморским флотом, Петр Петрович Бредаль.

— Я благодарю вас, господин Бредаль, за то, что вы всё-таки нашли время и прибыли ко мне, — с издевкой в голосе, сказал я вице-адмиралу, командующему Черноморским флотом. — Попрошу для меня и для всех присутствующих прояснить обстоятельства, в коих пребывает флот.

На самом деле я был необычайно зол на этого человека. Бредаль просто игнорировал меня, нашёл время мериться «харизмами». Мне же сообщали, что он говорил, когда читал мои послания. Мол, если генерал-лейтенанту Норову нужно, то он сам должен взять, да прибыть для разговора с Бредалем. Мало того, так он ещё и не отпускал от себя моего знакомого Петра Дефремери, капитана того фрегата, который я когда-то спас от позора, не дав захватить его французам.

Это определённо непонятное для меня противостояние между флотскими и армейскими бесило донельзя. Так что, когда мне сообщили, почему именно Бредаль отписался, что сильно занят и не может прибыть ко мне на встречу, я тут же послал вестового, чтобы сообщили этому вице-адмиралу, кто именно «папа в доме».

И как только он узнал, что я без пяти минут канцлер, а ещё и генерал-аншев (хотя в письме это было указано), — тут же прибыл весь Черноморский флот к Хаджибею. Прибыл, поможет сделать то, что мне нужно. Но… Что-то мне кажется, что не тянет Петр Петрович быть командующим, несомненно в будущем, славного флота на Черном море. А даст Бог, так и Средиземного.

Флот — как много в этом слове для сердца русского… непонятного. Вроде бы Россия и морская держава, однако после Петра I флоту уделяется столь мало внимания, что его в расчёт не берёт практически никто. Морским офицерам, конечно же, это не нравится, и они стараются держать фасон.

К чести усопшей императрицы Анны Иоанновны нужно сказать, что, конечно же, флот при ней начал хоть как-то преображаться. Теперь же, если можно так выразиться, при мне, рассчитываю, что флот получит новый виток своего развития.

Но как развивать флот, если он весь сконцентрирован сейчас в Балтийском море? И хоть там есть небольшие успехи. Пришли сведения, что Архангельская эскадра смогла пройти, во многом благодаря датчанам, через Датские проливы и соединилась с остальным Балтийским флотом.

Уж не знаю, — в это я не лезу, — будет ли принято решение дать генеральное морское сражение шведам? Но, судя по всему, его не избежать. Впрочем, своё мнение генерал-адмиралу Головину я высказал, а там пусть поступает как хочет. Ему явно виднее.

— Морского сражения шведам давать никак нельзя. Победы русского оружия в войне с турками на земле сделают свободный проход для торговых кораблей иных держав, и лучше всего морское сражение давать тогда, когда русские войска будут в Стокгольме, — заявил тогда я.

Специально я Головина не посещал, просто не было на это никакого времени. Мы смогли с ним перекинуться парой слов на приёме у Елизаветы Петровны, когда была зачитана внешнеполитическая доктрина Российской империи.

— Я жду доклада! — настаивал я, не выдерживая, пока Бредаль перестанет перекладывать одну бумажку к другой.

Педант, мля.

— Черноморский флот, а скорее всё же эскадра, состоит из следующих кораблей… — начал зачитывать на почти родном для себя датском языке состояние дел вице-адмирал Бредаль.

Он норвежец. Знает больше датский. При этом, уже скоро будет сорок лет, как он служит в России. Говорит по-русски. Но так, что лучше молчать. Это что? Повальная неспособность иностранцев выучить русский язык?

Нет, всё-таки с этим надо что-то делать. Почему русские офицеры, вернее, различные немцы на русской службе, могут не знать ни одного слова на языке той державы, которой служат? Ну это же явно непорядок.

Даже представить себе не могу, если русский офицер пойдёт служить, например, куда-нибудь во Францию и не будет знать там языка. Разве его оставят на службе?

Между тем, ситуация с Черноморским флотом не такая уж и плачевная.

— На данный момент удалось собрать сорок две галеры. Они укомплектованы, гребцы есть, недостаёт только абордажных команд. Также в Черноморском флоте на данный момент два линейных корабля. С Каспийской флотилии были переброшены матросы и ряд офицеров, которые сейчас осваивают службу на новом месте. Полностью исправны и частично укомплектованы ещё три фрегата, два брига, три шнявы— доложил Бредаль.

Я ждал, когда он уточнит, кто же ему помог укомплектовать команды нашими матросами, кто нашёл деньги, кто оплатил ремонт кораблей — пусть срочный, быстрый, но всё же стоящий немалого количества серебра.

Нет, молчал. Конечно же, всё это делалось с моей подачи, так как распоряжался вице-адмирал теми финансами, которые были подведомственны мне. Но все же Артемий Петрович Волынский — этот человек включился в проблему и стал ее решать.

Это он додумался сделать такие условия для найма матросов, что даже крымские торговцы откликнулись на зов и направили своих моряков. Волынский соблазнил экономическими и налоговыми послаблениями тех купцов, которые будут, так сказать, проявлять себя патриотами новой родины. Ну а что может быть более патриотичным, чем служить в вооружённых силах или во флоте страны?

В целом хорошо Артемий Петрович развернулся. Действительно грамотный исполнитель. Да и не только исполняет. Очень здравые инициативы исходят от Волынского. Пускай пока поработает в Крыму, потом мы посмотрим: может быть, такое деятельное управление понадобится и в правительстве.

Если два главных порока Артемия Петровича будут изведены или забыты, то, конечно же, я этого человека буду продвигать дальше по карьерной лестнице. А пороки такие: воровство и жажда власти. Может, достаточно суровое пребывание в Петропавловской крепости немного вразумило, заставило Волынского пересмотреть жизненные приоритеты.

— Сколько из галер шестнадцативёсельные? — спросил я на немецком языке, который оказался для нас обоих знакомым.

— Восемнадцать, — быстро ответил мне Бредаль.

Ну, хотя бы хорошо изучил матчасть, раз знает, какие именно корабли в его распоряжении. Может быть, я несколько предвзято отношусь к Петру Петровичу. Если посмотреть со стороны на то, что я предлагаю делать, то опытный, а самое главное — осторожный, морской офицер, будет против такого риска.

— Восемнадцать шестнадцативесельных галер мне мало. Я предполагаю отправить под Измаил речным путём сразу семь тысяч солдат и офицеров, да ещё и артиллерийские орудия. Только для орудий мне понадобятся две галеры, — вслух размышлял я.

В целом же шестнадцативёсельные галеры вмещали в себя максимально до ста пятидесяти солдат. Допустим, даже если бы сами солдаты гребли, хотя этого позволять никак нельзя, то всё равно мало.

— Пройдут ли по Дунаю тридцатидвухвёсельные галеры? — спросил я, и на этот вопрос ответа не было.

Я же общался со знакомым мне греком, которого и хотел взять лоцманом, чтобы он указывал передовой галере, как правильно идти по Дунаю. В своём устье река, конечно, широкая. Измаил здесь находится достаточно недалеко от устья, и если идти на вёслах и быстро, то переход может составить не больше дня.

Дело в том, что если шестнадцативёсельные галеры имели осадку чуть больше метра, то уже тридцатидвухвёсельные — чуть больше двух метров. И быть полностью уверенным в том, что по всему Дунаю будет такая глубина, я бы не стал.

Алексис Дамионис, грек, торговый партнер моего деда, а сейчас и мой, говорил о том, что за примерно пятнадцать вёрст до Измаила и недалеко от него можно сказать, что были броды, ну или многие мели. И хуже всего, если мы пойдём на Измаил и посадим корабли на брюхо. Получится, что ни туда ни сюда. Придётся оставаться на месте или вызывать кого-то, чтобы нас забрал. Но кого? Только что самих турок! Позору не оберёмся.

— Хорошо. Пойдут два брига, две шнявы, все шестнадцативёсельные галеры, пять двенадцативёсельных, — всё-таки я принял решение.

План мне нравился практически во всём, кроме того момента, что нам рискованно идти рекой на крупных кораблях. Осадка самого тяжелого нашего корабля, который войдет в Дунай — два метра.

— Не зря сами турки редко входят большими галерами в Дунай. Там пройти можно везде, но знать нужно десять, может больше поворотов, — сказал Алексис Дамионис.

Вот почему он знает русский язык? Уже выучил?

— Господин Дефремери, вам следует плотно поговорить с господином Дамионисом. Мы поведете бриги и шнявы. Прочертите карту и все запомните, вдруг отстанете от колоны. Все же у вас парус, а галеры будут идти быстро, — сказал я.

Француз Дефремери только кивнул головой. Не зазнается, но и не тушуется в моем присутствии. А ведь я могу вспомнить некоторые особенности нашего с ним общения. Были нелицеприятные моменты. Но… кто старое помянет, тому и глаз вон? Не всегда такое правило действует, но чаще все же, да.

— У самого Измаила должно находиться не менее чем пять галер, — сообщал вводные уже я. — В устье раз в три дня входят по три галеры. Потом они выгружаются, уходят в Варну. Мы пойдем в то время, как они уже разгрузятся и должны будут уйти. Пойдем по турецким флагом.

— Турки могут затопить свои галеры, перекрыть нам фарватер, — сказал Бредаль.

— Могут, но не успеют это сделать, — возразил я.

Потом встал со своего стула. Поднялись и все офицеры. Алексис замешкался, но повторил движения остальных.

— Всем ли понятны их задачи? — спросил я в конце Военного Совета.

Молчание было мне ответом. Но я знал, по крайней мере, армейские: если им что-то непонятно, то обязательно спросят. Операция была проработана мною вплоть до каждых десяти минут, а острая её фаза — так и вовсе поминутно. Это опасно, это сложно — добиться такого взаимодействия подразделений. Вот только в этом и есть наше преимущество.

Следующие четыре дня, которые понадобились, чтобы завершить все необходимые приготовления, удалось шесть раз провести учения, хотя и раньше мои солдаты не переставали впитывать специфику десантных операций и штурмовых действий. Ну а после…

Мы учились выпрыгивать из галер, взбираться мокрыми в гору. Еще и еще отрабатывали взаимодействие троек. Это когда два стрелка отрабатывают издали, а один боец страхует и охраняет. Я привез из Петербурга сто револьверов, так что десант оснащен, как никто в мире.

Отрабатывали и штурмовики. Они работали десятками и там все было сложнее. Но неизменно был стрелок, два бойца с револьверами. Отдельно работали «глазники». Уж не знаю, почему и кто так обозвал стрелков, которые работают с оптическими прицелами, но… глазники. И задачи у них будут, конечно же связанные с поддержкой штурмовых действий.

А после наступило время отправляться.

— Вице-адмирал, вы мне так окончательно не ответили, получится ли у вас сделать то, что необходимо, — настаивал я на ответе Бредаля.

Не люблю таких людей, которые не могут сказать окончательно «да» или «нет». Мы готовимся, мы делаем всё возможное и необходимое для того, чтобы совершить дерзкий рейд в глубокий тыл противника. Нам необходимо отвлечь флот врага, так как он может обнулить и наши намерения, и нас самих.

— Я не могу рисковать всей эскадрой только лишь ради одной вылазки, — сказал вице-адмирал.

— А об этом вы могли предупредить меня заранее. Вы молчали всё время, пока шла подготовка к операции. И сейчас вы мне сообщаете, что не можете выполнить ту часть плана, которая всецело зависит от вас? — я действительно опешил.

Вот, видимо, не зря в иной реальности этот морской офицер находился под судом и даже чуть было не лишился головы. И ведь я не скажу, что абсолютно во всём норвежец не прав. Он просто нерешительный. Нет, явно же не трус. Это так печется за корабли. Его же без года, как неделю назад назначили командующем флотом. Только-только появились корабли, и не важно, что в основе трофейные. А тут всем этим рисковать.

А еще Бредаль — это офицер, который служит скорее не для славы и не ради тех, кому он присягал. Этот человек не служит, он отбывает службу. Как нерадивый работник будет высчитывать каждую минуту до окончания рабочей смены, лишь только делая вид кипучей деятельности. Вот так, как мне кажется и ведёт себя и вице-адмирал Бредаль.

— Если вы, сударь, не выполните мой приказ, то заявляю вам со всей ответственностью, как глава Тайной канцелярии и генерал-аншеф Российской империи, что непременно пойдёте под суд, — пришло время и более жёсткого тона общения.

Борьба взглядов. Но… Петру Петровичу Бредалю далеко до взгляда, например, Андрея Ивановича. Какого из них? Остермана или Ушакова? Так обоих. И уже скоро вице-адмирал понял бесперспективность «игры в гляделки».

— Я исполню то, что вы просите.

— Вы исполните то, что я вам приказываю! — поправил я Бредаля.

Вот бывает же такие выверты судьбы, когда тот, кого ты считал предателем и трусом, постепенно, но кажется человеком чести и решительным. А вот тот, о ком слышал вроде бы и положительные отзывы, проявляет себя излишне осторожным, как бы не на грани трусости.

А ведь задачей Бредаля было всего-то убегать от турецкого флота. И для этого использовался наиболее быстроходный линейный корабль, а также два юрких и быстрых фрегата. Нужно было просто отвлечь все турецкие корабли, которые курсируют в устье Дуная.

Согласно сообщениям разведки, их там может и не быть. Ну если будет? То вся операция насмарку. Нужно турок вынудить погнаться за русскими кораблями. И они это сделают. По всем сообщениям разведки, да от тех же торговцев, османы крайне не довольны поражениями на земле. Еще бы! Но только и ждут, чтобы наказать нас на море.

Но еще у нас есть основания полагать, что турецкий флот переправляется в Средиземное море и осваивает дополнительные военно-морские базы на Эгейских островах. Значит, турки уже осведомлены о том, что русский флот в большом количестве собирается в Балтийском море, чтобы в скором времени отправиться в Средиземное.

Грандиозная операция дезинформации противника. Притом, что каких-то особых усилий, чтобы распространить сообщение о намерениях Российской империи, предпринято не было. Единственное, что — написали несколько статей в газетах, Министерству иностранных дел было поручено провести консультации с французским послом герцогом де Дюрасом на предмет того, чтобы Франция позволила русским кораблям останавливаться в некоторых своих портах для починки и оснащения.

Еще со шведами перемирие на море заключили на полгода. Те готовы хоть своих жен отдать, лишь бы закрыть свой этот… Как это молодежь называла в будущем… Во — закрыть кейс войны.

Ну и всё. Даже испанцев и португальцев пока не дёргали по этому поводу. Судя по всему, уже начали действовать и готовиться встречать русский объединённый морской кулак во всеоружии.

И пусть готовятся турки. Не поможет. И более того, ведь Балтийский флот действительно должен будет выйти в океан и даже направляться в сторону Средиземного моря. Более того, есть большая вероятность, что он придёт-таки в Эгейское море. Но случится это только лишь в том случае, если переход будет не сильно сложным и мы не станем по мере движения терять свои корабли.

Я думал обо всем этом, когда, днём, под палящим, обжигающим солнцем, русская Черноморская эскадра — а я бы предпочёл всё-таки называть это соединение полноценным флотом — вышла из Хаджибея и направилась в сторону устья Дуная.

По сути, это был первый поход Черноморского флота не каботажным способом, а через открытое море. Когда-то же нужно учиться. Правда, лучше в мирное время. Но сейчас выбора нет.

Мне только предстоят выйти. А пока отбывал Бредаль. Четыре парусника отправлялись дразнить турок и вытягивать их на себя. И я со спокойным сердцем стоял у причала и провожал глазами уходящие русские паруса.

Ведь до этого я пообщался с другими морскими офицерами и уточнил, мало ли, может, я чего-то не понимаю, настолько ли опасное задание выпало на долю вице-адмирала Бредаля.

Но нет, все, как в один голос, говорили, что это вполне себе даже несложно. Во-первых, фрегаты, да и линейный корабль могли развивать приличную скорость — относительно парусных судов, конечно. Вряд ли это больше двенадцать узлов. Но тем не менее, противник пароходов не имеет, да и быстроходных катеров тоже. В равных условиях находимся по этому показателю.

Кроме того, русская эскадра будет находиться в более выгодном положении исходя из того, что может выбирать направление даже не для атаки, а чтобы показаться противнику, как именно уходить, знать вовремя порядок смены конфигурации парусов. То есть преимущество налицо. И убрать от удара не будет представляться никакой проблемы, если только действовать слаженно и вовремя подавать необходимые приказы.

А вечером, когда в Хаджибее начался комендантский час, и ни одна любопытная голова не могла показаться вне дома, и даже предписывалось закрывать ставни на окнах, если таковые были, порт крепости был очищен от любых посторонних. Зачем видеть, как отбывают галеры, ну и сколько их, как грузятся солдаты? Думаю, что в городе найдутся лазутчики вражеские. Всех не выведешь

Я поднялся по трапу на передовую галеру, молча, лишь только кивком головы поприветствовал капитана корабля и одновременно лоцмана, Алексиса Дамиониса, поднял руку.

Это, конечно, пафосно — когда вот так, подняв руку, я решительно направляю её в сторону открытого моря, но в этом времени крайне много поступков и действий совершают люди, которые в будущем могли бы показаться излишне театральными.

Так что я не ощущал никакого дискомфорта, когда резко направил руку вперёд, указывая путь, словно бы один известный многим революционер указывал в каждом советском городе направление для счастливой жизни.

Весла ударились о морскую гладь, первая галера отчаливала. Следом шёл парусные бриги, а скорее уже даже и фрегаты, так как удалось поставить на каждый из кораблей дополнительные сразу двадцать пушек. И всё это новейшие коронады.

Я вспомнил о таких пушках ровно в тот момент, когда вообще стал задумываться над модернизацией артиллерии. И ведь ничего особо сложного в этих караках не было. Напротив, они не были слишком тяжёлыми, скорее лёгкими, по сути — картечницы.

А учитывая то, что эти коронады были сделаны сразу же с конической каморой, чего, насколько я знаю историю, но, конечно же, могу ошибаться, но, скорее всего, не было в иной реальности. Так вот, учитывая это, получилось добиться разлёта картечи с увеличенной дальностью до двадцати процентов и уменьшилась рассеянность. Это очень существенно. Правда, не для реки, где пространства для маневра узкое.

Так что, с одной стороны, удалось не сильно перегрузить бриги, чтобы он не дал осадку больше чем полтора метра, с другой же стороны — оснастить его достаточным количеством оружия, чтобы иметь возможность выиграть любой бой с любым кораблём на протяжении от устья до Измаила.

Пройти расстояние от Хаджибея до устья Дуная за одну ночь, конечно, не получилось. И пришлось всё же подходить к берегу южнее Аккермана и стоять там, отправляя бриг в разведку.

Пока всё складывалось в нашу пользу. Но как оно будет дальше…