Фаворит-10. Русская партия

Глава 15

Мир — это море

Крым.

12 июня 1742 года.

Июльское Чёрное море — чудо как приятно. Или всё-таки не в море дело? А в той обнажённой Афродиты, которая только что вышла из пучины морской? Может, всего важнее, что она со мной, а уже потом — что мы отдыхаем на каменистом берегу Чёрного моря неподалёку от Севастополя?

Юлиана почувствовала мой взгляд и игриво улыбнулась.

— Ну же, господин канцлер Российской империи, ваша Светлость, может, вы всё-таки проявите напористость и овладеете женщиной, что так извивается перед вами? — сказала Юля. — Или же стара стала?

— Ты? Старая? Вот я — точно Старый! Двадцать пять лет! Надо же! А тебе все еще восемнадцать, — сказал я.

Действительно, мало изменилась. Эта взрослость пошла Юле даже на пользу. Она научилась как-то так, по-женски, с использованием единственно существующей магии любви, подавать себя, что никак не откажешься. Всенепременно овладеешь.

А что по внешности? Так раньше можно было сравнивать кого-то, и то… всегда в пользу Юле. А теперь, хоть не появляйся при дворе. Лизу затмевает на раз. А та все бесится. И ведь мою жену отхлестать по щекам не может. Тут как бы самой в последствии не отхватить. Тем более, что трон уж точно есть кому передавать.

Грудь у Юли не обвисла даже после третьих родов, физкультура и привычка к правильному питанию, как и в целом активная насыщенная жизнь… И вот она — красивейшая из женщин. Моя!!

— Я жду! — озорно сказала Юлька и так выгнулась, что я чуть не зарычал, словно бы тот зверь, полностью покорившийся инстинктам.

— А знаешь слово из трёх букв, которого больше всего боятся мужчины? — спросил я, но не дождался ответа, сказал: — Больше всего мужчины боятся слова «ещё».

— Ну ты же у меня особенный, ты этого слова не боишься? — сказала Юлиана, вырвалась из моих объятий, поднялась с бархатных полотенец фабрики Берге, встала во всей своей первозданной красе и, аккуратно ступая по камушкам, направилась в воду.

— Куда ты? А как же взять тебя! Научил плавать на свою голову! — усмехнулся я и пошёл следом за любимой женщиной.

А ещё — за матерью двух моих деток. А вернее… уже и трёх: младшенький, Алексей Александрович, тоже родился. Но сейчас дети с тётей. Свою сестрицу я всё-таки удачно выдал замуж — по крайней мере, и через неё тоже наша семья цепляется за высший свет.

Петр Борисович Шереметев — это мой нынче родственник через жену. Он проходит службу в Крыму, тут же, в Севастополе и моя сестра поселилась. Пусть набирается опытом. Тут и военная служба для майора Шереметева и получает опыт администрирования. По моей просьбе с ним лично занимается Артемий Петрович Волынский, может быть, — самый опытный управленец в Российской империи. Или даже один из лучших в мире.

А Шереметевы — род не просто сильный. Земли и крестьян у них может быть, если сюда приплюсовать поместья моего отца, приданное, что я дал за сестрой, мои земли… Так что мы теперь в коллаборации с Шереметевыми — самые крупные землепользователи.

Остается только проследить, чтобы Петр Борисович не вляпался в интрижку с крепостной, как это было в иной реальности. Хотя… с моей сестрой? С этой егозой и красоткой? Ха! Моя сестра, Матрона Лукитична Шереметева — третья по красоте женщина России, после моей жены и нашей мамы.

— Да стой, егоза! И не догонишь тебя! — крикнул я вслед уходящей всё дальше в море жене.

Вот же… А ведь сейчас охранники могут её увидеть. Говорил же: обнажёнными мы можем лежать лишь только в той небольшой пещерке — или рядом с ней. А выход в море уже контролируют телохранители.

А пусть смотрят. К этому нужно привыкнуть: жизнь моя теперь почти полностью — достояние общественности. Не удивлюсь, если кто-нибудь из акул пера, вроде Тредиаковского, будет рыскать возле Севастополя, чтобы найти сенсацию или хотя бы описать, как канцлер Российской империи отдыхает в Крыму. И что запишет? Канцлер Норов супружничал жену в море? Так пусть завидуют! Хуже, если бы не жену, а еще хуже, если бы не Норов. Но я уверен в верности Юли.

Правда, отдыхом трудно назвать мероприятия, связанные с подведением итогов первого четырёхлетнего плана развития Новороссии. Мероприятия — масштабные, и мне приходится работать, потому что даже присутствие на приёме — это не отдых. Это то, что у меня прописано в функциональных обязанностях, в непременном дополнении к трудовому договору.

Да! Вот такая блажь. Трудовые договоры, конечно же, в этом мире ещё не особо нужны. Но я решил: служащие должны заключать трудовой договор и расписываться под тем функционалом, который обязаны исполнять на той или иной должности. По крайней мере, это должно хоть немного дисциплинировать. А ещё — приводит к тому, что к своей работе люди начинают относиться чуть более ответственно.

И чтобы в этом отношении не выделяться, показывать примером, со мной тоже был заключён трудовой договор — на максимальные пять лет. Вот как: через три года истекает срок моих полномочий. Правда, ничто не помешает мне самому же себе подписать ещё один договор — ещё на пять лет. Но это уже другая история. Ведь все формальности я соблюдаю.

И всё-таки я её догнал. Да и Юлиана не слишком старалась убежать. Я схватил любимую за талию — она резко развернулась, обвила меня руками, подпрыгнула и повисла на мне, заключив ноги замком на пояснице.

— Ну вот… Теперь ты мой, а я твоя. Только покажи своими жестами, чтобы вон те двое на горе не глазели на нас, — прижимаясь ко мне всем телом и тяжело, томно дыша, сказала Юля.

Я махнул рукой, показывая два пальца. И как она увидела? Я бы, не зная, мог и не заметить, что на горе сидит пара метких стрелков. Или оптик дала отблеск?

А потом я крепче прижал жену к себе. И только-только начал движения… как поскользнулся, и мы плюхнулись в воду.

А потом счастливо и заливисто смеялись, брызгая друг друга водой и подпрыгивая на волнах. После я взял Юлю на руки и отнёс в наше скромное местечко, где мы либо загорали, либо разговаривали в небольшой пещере, спасаясь от прямых и не всегда милостивых солнечных лучей.

И вот здесь я уже не поскользнулся. А телохранители… пускай слушают те сладострастные стоны, что выдаёт моя жена. Пусть завидуют. Тем более впереди у меня новая смена телохранителей, а этих я буду отпускать на землю, ставить старшинами над поселенческими общинами. Своих жен уже мять будут. Ведь завидные женихи получались.

Я отпускал каждого с пятьсот рублей на кармане. А это все еще серьезные деньги. Это дом, две коровы, две лошади, двадцать десятин земли и еще… Непременно каждому поселенцу в любой локации Новороссии в подарок от наместничества хороший набор инструментов: двуручная пила, ножовка, два топора, две косы, лопаты… плуг с отвалом. Так что уходить на поселение конкретно в Новороссии — очень выгодно.

В ходе первой «пятилетки» развития Новороссии нами было привлечено больше двухсот пятидесяти тысяч семей. Это было не просто сложно — это было колоссально сложно: взять и расселить их всех, дать им в должной мере инструменты, материалы. Даже просто расчертить землю и выдать каждой семье по двадцать или двадцать пять десятин — в зависимости от количества членов семьи, — и этот процесс требовал колоссальных напряжений сил, привлечения людей даже из Петербурга.

Но, судя по всему, мы всё-таки справились — не без погрешностей, не без сложностей, не без авралов. Ну а когда у русских получалось делать всё строго согласно планированию? То-то. Никто не отменял, что русские долго запрягают, а потом быстро едут — и совсем не смотрят по сторонам. Так что когда я приезжал, процессы ускорялись. Когда я уезжал, но оставлял при этом своих людей, процессы несколько замедлялись. Но не прекращались. А постепенно, но неуклонно набирал свой политический вес Волынский.

И да, не обходилось без восстаний и различных форм сопротивления. Даже что-то вроде партизанского движения начало развиваться. Вот только без поддержки извне партизаны сдувались. Достаточно было взять под контроль все окрестные деревни, выяснить родственников «партизан», отправить их в Сибирь или в Америку, как все сдувались.

Но постепенно многие татары входили систему экономических отношений и успокаивались, тем более, что их-то по сути, и никто не притеснял. Меня даже упрекали, что, дескать, скрытый татарин и вообще магометянин. Один раз чуть было не показал государыне, хотя она и просила, свое мужское достояние, не обрезан ли. Или Лиза просто хотела…

После очередного акта любви мы, измотанные и уставшие, лежали и смотрели в небо. Мирно проплывали фигурные облака. Мы с женой держались за руки и молчали. С родным, близким, любимым человеком хорошо даже молчать — вот так лежать и гнать всякие мысли из головы.

— А когда в следующий раз удастся нам вот так отдыхать? — с печалью в голосе сказала Юля.

— Думаю, что не скоро. В этом ты права. Но грустить не вижу смысла.

— Ты лично сам отправишься на войну? — спрашивала Юля, и в её тоне я отчётливо слышал умоляющие нотки.

Вот только она знает: если я принял решение, то мы можем лишь поссориться, если она начнёт настаивать, чтобы я не ехал. Да и не делаю я слишком уж опрометчивых действий. Но на этой войне мне придется побывать. Нужно оценить действия противников и понять, как с этим эффективно работать.

— Война ещё не началась. А когда начнётся — мне придётся ехать самому. Сразу Миниха выдернуть из Волго-Донского проекта канала я не смогу. Там осталось самое сложное — устройство дамб, так как перепады высот серьезные. Без инженерного гения Миниха никак. Да и он весь в проекте. Ласси добивает персов — его тоже не выдерну. Так что я остаюсь единственным фельдмаршалом, кроме этих двоих старичков. Тем более ты сама знаешь, что Пётр Петрович Ласси то и дело мается сердцем. А это опасно. Война сулит много переживаний, большую нагрузку на сердце. А если армия окажется без командующего в самый критический момент? Так что, может, ему стоит всё-таки по здоровью возвращаться из Персии и возглавлять отдел военного образования при Министерстве просвещения и культуры?

— Не надо, он мне! — сказала красивая, грудастая, между тем стройная, с растрепанными темным волосами, министр просвещения и культуры Российской империи.

Да. Моя жена — министр. Проходила два года в товарищах у министра, у Анны Леопольдовны. Но выполняла всю работу сама. В итоге Анна Леопольдовна всё равно решила, что активное участие в какой-либо деятельности на благо Российской империи для неё тягостно и неприемлемо. Мать императора сейчас все больше сидит в спальне. Но газеты все равно создают положительный образ Анны Леопольдовны. Порой выдумываются какие-то мероприятия с ее участием.

Так что через два года, после невероятных усилий над собой, она вернулась к праздному образу жизни — со множеством сладостей и почти полной неподвижностью. Анна посчитала, что рождение ею ещё двух детей — девочки и ещё одного мальчика — уже перевыполненная программа по созданию вероятных наследников российского престола. Так что теперь, казалось бы, и вовсе охладела к плотским утехам, найдя радость жизни в поедании сладостей и иногда — в посещении театра.

— У тебя на сегодня много запланировано? — принявшись под мой возмущённый взгляд одеваться, спросила меня Юля.

— Принятие стратегического плана развития Новороссии на ближайшие четыре года, — сказал я. — Помню, у тебя на сегодня собрание с главным муллой медресе.

— Да. Нужно же утвердить программы обучения, — сказала Юля.

Дорого мне обошлось то, что в Бахчисарае будет открыто медресе. Сколько я по этому поводу переругался с Лизой… Даже неожиданно для меня Антон Ульрих встал на защиту русского православия и образования.

— Если мы не будем учить мусульман, то их будет учить кто-то другой. И уж точно не любви к России, — вот таким был мой основной посыл, вокруг которого скапливались и другие аргументы в пользу открытия исламского учебного заведения в Крыму.

Так уж получается, что теперь в России, кроме башкир, есть ещё огромная масса иных представителей мусульманских народов: и крымские татары, и казанские татары. Ногайцев покорили, Северный Кавказ наш, но там сильный исламский радикализм — наверное, это традиционно.

Так что я посчитал, что меньшим злом будет организовать в Российской империи учебное заведение, где подготавливали бы мусульманских священников. Причём такого толка и с таким багажом знаний, который был бы выгоден не только для спокойствия окраинных мусульманских территорий России, но и полезен для государства нашего.

Так что, в том числе, там будут осваивать как минимум одну полноценную ремесленную специальность. И если бы подобное попытались ввести в университете, то вряд ли бы получилось. Ведь там уже даже мещанин, поступивший в университет, начинает считать себя небожителем. Куда там ремесло осваивать. Если только не на технических специальностях обучаются.

А вот в мусульманском мире с этим полегче. Даже османский султан — и тот, по традиции, обязан овладеть каким-либо ремеслом. Порой, даже может быть сапожником или гончаром.

Так что подконтрольное медресе — где будут не только программы, сданные и утверждённые, но и по линии Тайной канцелярии будет учиться немало моих агентов, — России необходимо.

То есть мы заявляем, что являемся, пусть и на основе православия, страной, где и другим народам и конфессиям будет комфортно жить: они будут иметь возможность получать образование, верой и правдой служить России, при этом будучи даже своей веры.

Готовится еще и законопроект по старообрядцам. И тут такие копья ломаются. Я был шокирован. Скорее медресе в Москве разрешат, чем примут старообрядцев. Но я не хочу терять такую массу русских людей, причем активных, могущих и уже становящихся локомотивом русского, особого во многом, промышленного переворота.

Хотя для перехода в православие мы ввели просто отличнейшие нормы: даже на полгода освобождаем от всех налогов, если перешёл в народообразующую конфессию. Тем поспешили воспользоваться потомки Авраама.

А ещё: если не силой, то просвещением мы сможем создать у мусульманских народов мнение, что Россия не враг исламу, — мы сэкономим колоссальные средства. Ведь сколько пошло денег на то, чтобы даже не покорить Кавказ, а контролировать большую его часть? Сколько людей погибло, сколько возможностей для развития было потеряно.

А сколько было восстаний на религиозной почве? Те же башкиры не только из-за захвата земель бунтовали — вопрос религии стоял очень остро.

Тем более, что по Петровским заветам, мы готовим мирный договор с Ираном, когда Каспийское море станет внутренним русским морем. И там, так или иначе, но опять же встретимся со многими мусульманами. Зачем плодить проблемы? Вот то, что допускать их в государственному управлению, или же в крупные города России — факт. А в остальном, в регионах — пожалуйста.

— А ты понимаешь, что придётся уже через неделю обязательно отправляться в Петербург? Даже полноценно отдохнуть не сможем в поместье нашем… А там пляжики, озёра — мне нравится не меньше, чем Крымское море, — сказала Юля, когда я помогал ей зашнуровать корсет.

— Ты намекаешь на то, что может сложиться заговор церковников? — сказал я.

— Разве он уже не сложился? — спросила Юля. — Разве же нет примкнувших?

— Ну, я бы это заговором не назвал. Они и сами толком не знают, чего именно хотят: протестовать против всего за что-то непонятное, что и сами сформулировать не имеют возможности, — это уже проигрыш, — говорил я, беря жену за руку, чтобы и ей помочь, и самому не поскользнуться на камушках, когда мы будем взбираться в гору.

А еще у меня есть индикатор — вице-канцлер Бестужев-Рюмин. Как только он присоединиться к заговорщикам, срочно нужно будет трубить «полундра» и «свистать всех на верх». Значит, что заговор имеет шансы на успех. Но пока Алексей Петрович спокойно работает, только изредка берет крупные суммы денег у англичан.

Русская православная церковь стала по отношению ко мне в позу. Там дело чуть ли не дошло до того, чтобы объявить меня Антихристом. С одной стороны, я якобы потворствую мусульманам, а их нужно, дескать, обязательно верстать в православие. Далеко не все иерархи Русской православной церкви понимают, что экономические преференции для православия — это уже крайне немало.

И для государства полезно, чтобы вопрос религии не вставал остро. Я даже уверен, что число православных башкир в этой реальности в разы больше, чем в иной. За последние четыре года процент православного населения среди башкиров вырос до тридцати. И продолжает расти. Мой друг Алкалин стал Александром, братом во Христе.

На Россию уже более пристально посматривают и среднеазиатские государства. Хива практически под нашим контролем, Малый и Большой жусы тоже под присягой русскому престолу. А это уже немало, потому что практически прекратились набеги киргизов-кайсаков, которые сжигали немало средств, необходимых для создания оборонительных линий в новых русских регионах.

Но у меня есть мысли, как Русскую православную церковь успокоить.

— Я дам им патриарха! — сказал я.

— Что? Серьёзно? — удивилась Юлия, даже немного споткнувшись, но я её подхватил и прижал к себе.

— Это нужно сделать уже для того, чтобы в Москве заработал Совет Православных Патриархов во главе с русским владыкой, — сказал я.

— Ты готов начать новую войну с Османской империей? Он прекрасно будет понимать, что ты хочешь распространить влияние России на важные регионы Османской империи, — моя супруга демонстрировала неплохие знания международной повестки.

— Может, мне поставить тебя вместо Бестужева?

— И тогда тебя точно уже назовут Антихристом. И без того, меня, бабу, как министра многие терпят, лишь не желая вступать с тобой в войну, — усмехнулась жена. — Да и Алексей Петрович, как по мне, хорошо справляется со своими обязанностями.

— Вот же старый лис… Ещё и жену мою очаровал. Мне стоит ревновать? — усмехнулся я.

— Тебе? Лучшему из мужчин, по которому продолжает сохнуть блюстительница русского престола? О котором мечтает мать русского императора? — она улыбнулась. — Мне нравится твоё весёлое настроение.

Вот такой комплимент услышишь, так невольно и краской покроешься. Вроде бы и во всём права моя жена. И, действительно, Елизавета не намекает, а прямо говорит, что если я вдруг решу с ней даже не сойтись, а лишь побаловаться, то и супруга своего тайного, графа Ивана Тарасовича Подобайлова, подвинуть сможет.

Однако меня вполне устраивают те отношения, которые сейчас выстроились внутри придворного клана. И все знают, что «бабская тройка», как именуют дружбу моей жены, государыни и Анны Леопольдовны, крепка именно тем, что эти женщины влюблены в меня.

Это стало такой обыденностью, что тайный муж государыни и официальный супруг Анны Леопольдовны — оба знают: я на их женщин не претендую.

— Ну? В разные кареты, госпожа министр? — с сожалением сказал я.

— Да. В разные… Я на встречу, — сказала жена.

Вечером семейный ужин. Причем и чета Шереметевых приглашена и Гильназ с Ибрагим-беем. Правда ее мужу пистона вставить нужно. Но пусть пока Тайная канцелярия утвердится в своих обвинениях моего зятя.

От авторов:

✅ Вышел третий том серии про попаданца в современность

✅ Матёрый полковник ФСБ в теле студента раскрывает предателей, кто продаёт за рубеж секреты новейшего оборонного проекта

✅ Скидка на первый том https://author.today/work/504558