Глава 17

Чтобы понимать японский, нужно думать по-японски.

Из кинофильма «Сегун».


Севастополь.

12 июня 1742 год.


Я вышел на балкон. Отличная панорама. Выйду на пенсию, так обязательно поселюсь здесь. Как сказано в одном фильме: «Ляпота-то какая!». Ветерок с легким солоноватым привкусом был приятен до исступления. Вот так бы стоять, держать в руках прохладительный напиток, тот же лимонад, который вот-вот начнем выпускать в Николаеве. И еще бы рядом дети, жена…

Пенсия? Я думаю о пенсии! Смешно! Если за скобки брать мой столетний возраст из прошлой жизни, так мне сейчас только лишь двадцать пять, ну пусть почти двадцать шесть лет. Удивительно!

Нет, точно войду в историю, как самый молодой. Вот только хотелось бы, чтобы помнили люди по поступкам. И сколько еще нам открытий чудных… Жаль, не особо и много. Вот знал бы… Хотя бы учебники школьные проштудировал перед началось новой жизни. Но, увы.

Опять же… Какое к мужеложцу Фридриху увы? Сколько сделано, сколько проектов в процессе реализации!

Меня прервали… В комнату постучали и я нехотя покинул балкон, прикрыл двери, чтобы с улицы было еще более проблематично подслушать то, что слушать никому категорически нельзя. Тайная политика не терпит лишних ушей. Тут и две пары этих слуховых органов порой бывает много.

— Я рад приветствовать вас, Людвиг, на Крымской земле! — сказал я, протягивая руку своему гостю.

Он был в некотором смысле шокирован. Ведь так стремился оставляться инкогнито. Столько раз этот немец использовал поддельных документов и даже менял личины: то усы приклеивал, то даже парик надевал. Хорошая была проверка на профпригодность для филеров, которые вели шпиона от самого Гомеля через всю Малороссию и Новороссию.

А тут я называю его тем именем, которое ему и вовсе посоветовали забыть на некоторое время. Правда не получилось бы, что я выдал своего человека в окружении Фридриха Прусского. Нет, не должно.

Но я не мог допустить к себе какого-то там пруссака, даже не уточнив, кто он такой. Надеюсь, что у других спецслужб, прежде всего, у австрийцев, подобных ресурсов, которыми я обладаю для познания неизвестного, попросту нет. Да у них денег нет столько, чтобы финансировать огромный штат Тайной канцелярии. Ведь большую часть работу этого ведомства оплачиваю через Фонд и через дивиденды от Русской Американской компании и от Торгово-Промышленного товарищества.

Хотя, разглядывая своего собеседника, предполагаю, что моё вмешательство в некотором роде поспособствовало развитию спецслужб мира. Такая конспирация! Того и гляди, а война спецслужб, или как в иной реальности это называлось «большая игра», начнется раньше и не только за Среднюю Азию с Великобританией.

— Осмелюсь предположить, что вы, ваша светлость, прекрасно осведомлены о том, зачем я здесь, — сказал мой гость. — И да… Примите мое восхищение. Я был уверен, что в Киеве смог уйти от ваших людей. Они лишь раз показались мне. Как?

Сейчас я ему взял и рассказал. Просто мы используем и такие нелинейные ходы, до которых тут не додумались. В Тайной канцелярии, причем и в силовом блоге и в следственном, есть женщины. Их мало, но они есть. И если барышня будет осуществлять слежку, никто и не заподозрит. Просто это невозможно!

— Составьте мне компанию, Людвиг. Я намереваюсь пообедать. За едой могли бы поговорить. Сосисок и пива, как в замечательном заведении Берлина «Гусь на вертеле», вашем любимом, у меня не предвидится. Но рубленые пожарские котлеты с картофельным пюре и Русская каша найдутся, — улыбнулся я.

Насчет того, что он ходит в трактир «Гусь на вертеле» я немного блефовал, чтобы накинуть таинственности и мокнуть пруссака. Просто там чаще всего тайные агенты Фридриха получают задания.

Конечно же, прибывшему ко мне шпиону и посланнику от мужеложца Фридриха II ничего не оставалось, как согласиться на переговоры, жуя за столом. Я был уверен в том, что даже те простецкие на вид блюда, которые я сегодня собираюсь употребить, будут гастрономическим экстазом для переговорщика от Прусского королевства.

Особенно хорошо моему повару удаётся Русская каша, которая в иной реальности была названа гурьевской. Вот уж поистине русский традиционный кулинарный шедевр. Ну или почти русский, так как там много сухофруктов, не особо традиционного продукта в России.

Впрочем, казалось бы, простые котлеты по-пожарски также мало кого оставляют равнодушным. Ну а картофельного пюре, такого, как сейчас готовят в России, этот берлинец не мог нигде попробовать, кроме, собственно, как в Российской империи.

— Если я правильно понял, зачем вы прибыли, то уверен, что мы сможем договориться с вами буквально за несколько минут. Не переживаете ли вы, что проделали такую большую работу и преодолели такое большое расстояние, чтобы услышать от меня буквально несколько слов? — говорил я, доедая кашу.

— Ваша светлость, в последнее время Россия превосходит многие страны во многом. Но что поистине бесспорно — в России лучше всего кормят. Только для этого можно многие версты преодолеть. Конечно, в том берлинском трактире пока ещё далеко до кулинарных высот русских ресторанов, но мы, немцы, народ упорный. Так что обязательно перенимаем у вас лучшее и добавим своё, чтобы это сделать ещё лучше, — вылил мне тираду Людвиг Иоганн фон Люценштауфен.

На самом деле, моим агентам в Пруссии далеко не сразу удалось понять, кого именно делает своим специальным посланником Фридрих. Пришлось над этим вопросом повозиться и даже привлекать одного прусского министра, пойманного на компромат не так чтобы давно. Всё же люди в этом времени, или в каком-то другом, чаще всего не дураки. Может быть, менее опытные, менее технически оснащённые, но разумные и даже очень быстро учатся.

Так что при моём опыте, понимании, как и что работает, русской Тайной канцелярии становится всё тяжелее заниматься разведывательной деятельностью на территории дружественных и не очень государств. Действие, как и предполагалось, рождает контрмеры. И это даже хорошо, ибо нужно совершенствоваться.

Не так давно даже был шпионский дипломатический скандал, когда… Кто бы мог подумать, но испанцы вычислили русского шпиона. Теперь вот барону графу Степану Тайниковскому, главе Тайной канцелярии, приходится голову ломать, как вытягивать нашего человека из испанских лап. Те слишком много запрашивают.

Придумали! Они требуют переговоров по урегулировании территориального спора с нами за Калифорнию. Прознали, что есть там золото. Начинается своя игра. И уши англов торчат и отсюда.

— Будет ли мне, ваша светлость, позволено перейти к делу? — спросил мой гость, дождавшись, когда последняя ложка великолепной каши будет мною проглочена.

Свою он съел раньше.

— Под замечательный кофе с крымским коньяком вполне уместно поговорить и о значимом, — отвечал я. — Кстати… Я жду запроса на поставки русского коньяка и других хмельных напитков. Замечу: ничто так не сближает страны, как выгодное промышленное сотрудничество и торговля.

— Всенепременно, если мой король удовлетвориться итогами моей миссии. Итак… позвольте. Я знаю вас, ваша светлость, как человека решительного и не склонного нарушать данное слово. Моего короля заботит вопрос: как быстро Российская империя выступит на стороне австрийцев? — задал более чем прямой вопрос шпион Фридриха. — Заметьте, что мы смотрим на обстоятельства со знанием дела. Не тешим себя надеждой, что вы станете на стороне Пруссии.

Что ж, в данном случае я намерен отвечать тоже прямо и даже почти честно.

— У вас будет два месяца. Но только лишь в том случае, если войска вашего короля не окажутся под Веной. Допускать полного уничтожения Австрийской империи я не стану, — сказал я.

Вот и всё. Человек, сидящий напротив меня, тайно пробирался в Крым, по этому поводу была целая спецоперация, в которой его, уж не знаю насколько явно, но прикрывали сотрудники Тайной канцелярии. А теперь прозвучала лишь одна фраза — и более ничего. Можно и расставаться.

— Я услышал вас, ваша светлость. И мой король просил передать вам, что будет непременно рад встретиться непосредственно с вами на поле сражения. Для него будет честью разбить русские войска под вашим командованием, — сказал немец.

— Что ж, любому русскому командующему будет лестно разбить столь грозную армию, которую создал ваш король, — сказал я. — А ещё я предлагаю вашему королю задуматься о том, сколь жизнеспособна нынче Речь Посполитая. И если Прусскому королевству настолько нужны земли, то не вижу особых препятствий, чтобы эти земли были взяты у поляков. При этом Российская империя оставит за собой право действовать соответственно нашим интересам.

А вот еще один крючок. Пусть задумается. Я же уверен, что пора бы и возвращать все русскоязычные земли, с православным населением.

Потом я встал из-за стола; тут же, демонстрируя великолепную армейскую выправку, поднялся и мой гость.

— Вас больше задерживать не стану, барон. И пусть нас рассудит Господь Бог! — сказал я.

Людвиг Иоганн поклонился и тут же вышел за дверь. Ему ещё предстоит проделать долгий путь, пересечь поперёк Речь Посполитую, чтобы доложить своему государю итог встречи со мной.

Два месяца, которые я дам Прусскому королевству. При должном планировании, — а немцев никак нельзя упрекнуть, что они не действуют согласно планам, — это немало времени. Как минимум занять Силезию и Саксонию Фридриху удастся.

А вот больше я ему давать не собираюсь. И то, что он захватит, то отчасти Фридриху придётся и отдать. Цель России в этой войне — занять Восточную Пруссию. При этом окончательно подчинить Курляндию и даже взять некоторые территории Речи Посполитой, чтобы расширить логистические возможности и Кёнигсберг не был никогда изолированным русским городом.

Надеюсь, что у Фридриха хватит ещё его экспансивных амбиций, чтобы купиться на мой посыл о разделе Речи Посполитой. Я хочу, чтобы именно Пруссия стала инициатором подобных событий.

Нам же простоит тогда осуществить «освободительный» поход, чтобы не дать злобным немцам захватить ещё и Литву, то есть белорусские земли.

Отобедовав, я направился в свой дворец, чтобы там поучаствовать в тренировке роты своих телохранителей. А вечером меня ждал семейный ужин. А ночью меня ждала…

Вот интересно: а много ли таких семей, в которых и по истечении пяти лет совместной жизни бушует подобная страсть между супругами? В прошлой жизни я ничего похожего не ощущал. А сейчас даже во время переговоров с немецким шпионом я то и дело думал о том, как сладостно мне будет засыпать в объятиях своей жены.

А после предстоит серьёзнейшая поездка по бывшему Дикому полю. Я лично должен буду открыть два ремесленных училища, три школы и один коммерческий лицей в Луганске.

Развитие Новороссии идёт столь бурными темпами, что я уже сейчас вижу: даже светлейшему князю Потёмкину это было не по плечу. На самом деле он совершил немало ошибок. Уж куда больше, чем мы набили себе синяков.

Однако вот-вот в Кривом Роге будет открыт железоделательный завод, который будет призван обеспечивать, на ряду с Луганским заводом, бурное строительство железных дорог рельсами. По крайней мере в Новороссии и Малороссии. Раз уж мне доверено развитие не только России, но и показательная работа в Новороссии, то нужно обязательно показывать превосходство.

У меня складывается чёткое убеждение, что ещё немного — и мы можем говорить о том, что Урал и основные заводы Демидовых — это не основной промышленный регион Российской империи.

Луганский завод… Это ведь не один завод. Это целый кластер многих предприятий, включающий в себя даже текстильную фабрику. Это такой актив, которого ещё в России нет нигде.

Скромный семейный ужин. Но он при мне, при канцлере, как главы развивающегося клана, в который так или иначе, но входят сидящие сейчас со мной за одним столом люди.

Гильназ, конечно, расцвела еще больше. И эта показная скромность женщины… Впрочем, и ей и ее мужу было неловко находится за столом. Разные культуры. И вообще, женщин тут быть не должно, но и моя сестра и моя жена, Гильназ, — все тут. И пусть Ибрагим-бей хоть удавится, казнокрад эдакий, но будет в моем доме так, как я того желаю. Вот у него в гостях я подчинюсь правилам исламского гостеприимства.

— Борис Петрович, — обратился я во время ужина, когда уже обсудили незначимые темы о погоде, чистоте моря. — Вам надлежит отправиться в поездку. Вы не простив сопровождать меня в инспекции по Новороссии?

— Не извольте сомневаться, Алексей Лукич. Для меня честь, — сказал Шереметев.

Нужно попробовать его на разные роли. Может быть проснется в этом любителе театров и художественного искусства еще и какие более полезные качества? Нынче все больше театралов, гуманитариев. А мне экономисты нужны, инженеры, технари. Пусть бы женщины двигали культуру. Мужам надлежит зарабатывать на театры, музыку и другие развлечения.

— Ибрагим, а вам бы я посоветовал проехать по России, посмотреть, какая она — ваша новая Родина. А еще… Я хотел бы вас представить государыне, — сказал я.

— Я с честью! — обрадовался муж Гильназ.

Конечно же! Еще утром он был практически под следствием, а сейчас в императорский дворец приглашают. Явно же для милости.

А я счастья желаю Гильназ. Ведь только она будет сопровождать Ибрагима. Тут, в Крыму мусульманам разрешено иметь двух и более жен. В остальной России никто не поймет и не примет сопровождение русского князя, коим является Ибрагим, в виде гарема.

— Ну будет тебе, Саша. Чай не на совещаниях своих. Давайте лучше о другом поговорим! — сказала Юля.

Ну да ладно. Что нужно я уже сказал.

* * *

Эдо (Токио)

14 июня 1742 года

Сёгун Токугава Ёсимунэ, сидя на жёстком полу, принимал русского посла. Рядом с ним были необходимые для правителя Японии атрибуты: красивые женщины, хмурые и мужественные самураи, не сильно уступающие ростом высокому сёгуну.

Да, пожалуй, и всё. Ёсимунэ всю свою жизнь боролся с любыми проявлениями роскоши. Всегда подчёркнуто строго и без излишеств жил и насаждал везде самурайские законы чести и достоинства. Скромность — вот одна из добродетелей, которая по мнению сегуна должна присутствовать в повседневной жизни правителя.

И это своего рода легкая пощечина для того человека, который сейчас был на встрече с сегуном. Ведь при официальных встречах правитель, ну или наместник заточенного в Киото императора, должен одеваться иначе и встречать по-другому.

И многие жители миллионного города Эдо следовали примеру сегуна. Потому-то Александр Иванович Шувалов не мог здесь, в этом неожиданно большом городе, где, казалось, проживает людей больше, чем в Москве, заметить признаков роскоши.

Возможно, только в домах торговцев можно было встретить что-то из того, что считалось бы излишеством. Другие же, даже главы кланов, не выпячивали своё богатство наружу, хотя у многих хватало и золота, и серебра, и европейских предметов быта.

Александр Шувалов стоял в поклоне и ожидал того, чтобы, согласно протоколу, ему позволили выпрямиться и задать вопросы сёгуну Токугаве Ёсимунэ. Он готов стоять вот так хоть бы и целый день. Аудиенции пришлось ждать долго. А потом быть еще и арестованным, пока японцев не принудили к разговору.

— Говори, христианин, — с явным пренебрежением к христианству, даже со злобой, придворный управитель сёгуна обратился к русскому послу.

— Сама, — Шувалов обратился на японском языке, проявляя в должной мере почтение, но при этом не стал добавлять других эпитетов, чтобы не унижать себя при дворе японского правителя. — Ты знаешь, зачем я прибыл. Но если тебе интересно, то я могу поведать.

— Ты прибыл сообщить мне, что у моих верноподданных твоя страна забрала остров Эдзо? Или о том, что ваши парусные корабли разбили мой флот из мирных кораблей? А ведь там были лишь только люди, которые хотели посмотреть на вас, — говорил уже далеко не молодой, но выглядящий моложаво и подтянуто Токугава Ёсимунэ.

Александр Иванович Шувалов, пребывавший уже более четырёх лет на Дальнем Востоке, прекрасно знал, как нужно себя вести и при дворе китайского императора, и у сёгуна на приёме. Так что многое он пропускал мимо ушей, старался выглядеть подчёркнуто вежливым.

Более того, русский посол вёл себя так, что могло сложиться впечатление — он действительно уважает традиции и верования тех народов, в гостях у которых пребывает. Иезуитам, которые всё ещё пытались хоть что-то сделать в Китае, не удавалось настолько качественно бросить пыль в глаза китайцам.

Всё же, будучи склонным к тайной работе и ко всему тому, чем занимается Тайная канцелярия розыскных дел в Российской империи, Александр Иванович Шувалов создал при себе целый штаб советников, аналитиков. За недолгую карьеру исполняющего обязанности главы Тайной канцелярии Шувалов смог уловить некоторые интересные возможности и направления работы.

Так, например, имея внушительный ресурс — золото, добытое в Калифорнии и переданное Шувалову для его дел, — он подкупал лояльность немалого числа китайских чиновников. Распространял слухи о том, что Россия — единственная европейская держава, с которой стоит дружить, так как она во многом азиатская и в ней всем хорошо живется.

Сейчас нет того чиновника Китая, который бы не знал, что и Китай, и Россия некогда одновременно боролись против ордынского ига. Но это то, что объединяет наши страны. Вот и выходило, что практически закрытая для европейцев страна, Китай, немного приоткрывала калитку и давала возможность для торговых отношений.

А вот с Японией было ещё сложнее. Ведь японцы просто закрылись от внешнего мира. Так уж получилось, что боевые действия, которые Россия развернула против кланов японских самураев, вынуждают сёгуна выслушать позицию своего северного соседа.

— Что хочет твой правитель? Если лишь только войны, то война будет до последнего самурая, который, если и умрёт, то с честью. Если твой правитель хочет, чтобы мы торговали, то я ничего не могу ему предоставить, кроме лишь одного порта. И торговля с вами должна будет обязательно заключаться ещё и в возможности купить у вас оружие. Только так… — говорил Токугава.

— Мой правитель предлагает тебе, славный охранитель богоподобного императора, заключить большой договор. И тогда Россия и Япония будут торговать между собой. И Россия, если приплывут другие европейцы, то будет защищать твои порты. Но давать тебе наше оружие мы не станем. Ведь ты обратишь его против нас, — говорил Александр Иванович Шувалов.

На самом деле специальный посланник русского государства на Дальнем Востоке сейчас весь дрожал от страха. Внешне это никак не проявлялось: он научился сдерживаться и отыгрывать роль, даже если внутри бушует ураган страстей. Вместе с тем было очень тяжело говорить спокойно, рассудительно, когда прекрасно понимаешь — убить могут в любую секунду.

— А как же ваше христианство, которое так активно насаждалось другими европейцами? Ведь когда-то я сократил возможности торговли с португальцами и голландцами, замечая, что они не уважают истинную богиню Аматэрасу.

— Мы не станем насаждать вам свою веру. Лишь только на своих территориях, и если появятся те христиане, которые хотят переселиться к нам, то ты отпустишь этих людей. А Россия, мой правитель, заплатит тебе за это. Мы хотим торговать с тобой. Нам нужен будет рис. Мы же со временем будем обеспечивать тебя углём. И тогда ты сможешь выплавить больше оружия, еда многих твоих подданных будет варёной и жареной, — говорил Александр Иванович.

Как же он устал! Насколько, оказывается, сложно общаться с теми людьми, которые вроде бы и развиты достаточно, даже представляют собой некие особенные цивилизации, но слишком уж другие. И как бы ни пытался Шувалов убедить себя, что он уже привык, что это вполне нормально и лучше его в Российской империи никто не разбирается в восточных вопросах, всё равно усталость накапливалась и хотелось, наконец, домой.

— Твоя торговля будет крайне ограничена. За пределы одного порта выходить никому будет нельзя либо только по отдельному разрешению. Но мы не станем ограничивать торговые отношения. И даже великодушно оставим за Россией остров Эдзо, но Россия подпишет отказ от притязаний на какие-либо другие территории моей страны, — подумав, явно нехотя, но стараясь этого не показывать, говорил сёгун.

В некотором смысле Токугава Ёсимунэ был даже благодарен русскому послу. Он понимал, что при таких раскладах на переговорах европейцы могли бы вести себя куда как более агрессивно и даже требовать, не выслушивая позицию японского правителя.

Сразу четыре русских корабля уже как два месяца терроризируют всё японское побережье. После попытки японцев высадиться на уже русский остров Эдзо, после того, как была почти уничтожена рота русских солдат, но удалось организовать айну и они оказали достойное сопротивление… Россия не прекращает боевых действий, и даже было осуществлено два десанта не сильно далеко от крупных городов Японии.

Русские не стремились что-либо захватить. Забрали собранный рис в хранилищах, лодки — и уплыли обратно. При этом японские воины ничего не смогли сделать. Их луки стреляли куда как на меньшее расстояние, чем русские отвечали огнём из винтовок.

— Я подпишу соглашение с твоим правителем. И больше тебя не задерживаю, — сказал сёгун.

Тут же стоящие по обе стороны самураи положили руки на свои мечи.

Но Александра Ивановича упрашивать покинуть дворец японского правителя не нужно было. Он и без того хотел это сделать сразу же, как только вошёл в покои сёгуна.

Уже будучи на борту русского корабля, Шувалова накрыла эйфория.

— Неужели всё это заканчивается? — вытирая пот со лба, произнёс Александр Иванович Шувалов.

— В Благовещенск? — спросил капитан фрегата Харитон Лаптев.

— Да! — ответил русский посол на Дальнем Востоке.

Лаптев улыбнулся. Ведь для него также заканчивалась вся эта эпопея с Дальним Востоком. Его, как и других первооткрывателей Русской Америки и Русского Севера, вызывали даже не в Петербург, а в Севастополь.

Подросла новая поросль мичманов и лейтенантов, которым продолжать дело первых. В русском флоте становилось за правило, что если ты некоторое время не отслужил на Тихом океане, то и вовсе не моряк. И тем, кто был первым, почти всем им дают возможность проявить себя в русском военном флоте.

Причём не на Балтике. В преддверии войны с Османской империей Черноморский флот, разросшийся уже до серьёзного явления на юго-западных окраинах Российской империи, ждал опытных и мотивированных морских офицеров.

Где-то на полпути к Петербургу, должный находиться сейчас в русской Сибири, был ещё и старший лейтенант Спиридов. Он отправился в европейскую часть России сильно раньше, как только это стало возможно по погодным условиям.

Если у Лаптева была однозначная радость, что он возвращается и ещё сможет послужить своему отечеству на ниве прославления русского военного флота, то Спиридов сильно переживал. Ведь он вёз с собой в Россию не только свою жену-алеутку, ставшую православной Анной Фёдоровной. С ним ехали ещё двое его детей.

И страх перед тем, как встретит общество русского офицера, да и то, что он взял себе в жёны дикарку, никак не хотел покидать Григория Андреевича. Правда, была одна особенность у Анны Фёдоровны: за пять лет она смогла выучить французский и немецкий языки. Она наизусть запомнила все правила и нормы поведения, которые были присущи петербургскому обществу.

Ну а то, что Спиридов везёт в столицу Российской империи настоящую красавицу, пусть и со слегка раскосыми глазами, наверняка сделает из него одного из наипервейших объектов для сплетен и даже для зависти. Ведь он еще и очень богат. И личный обоз такой, что можно хорошее поместье в России купить, дом в Петербурге. И на безбедную жизнь хватит.

Но как ещё родители отреагируют на такой пассаж сына: везти с собой свою православную жену, воспринимаемую родственниками как походную девку.

Однако Спиридов пока не догадывался, что сразу по возвращении в Петербург его ожидает торжественная встреча, наделение титулом графа с приставкой «Американский» в фамилии. Там же его ждёт значительная премия, составленная на основе дивидендов от акций Русской американской компании. Конечно же повышение в чине до вице-адмирала.

Такие премии, ожидают всех первопроходцев Камчатской и Американской экспедиций.

От авторов:

Мгновение — и я в прошлом. Без Родины, среди чужих интриг, на службе у самого Велизария.

Что ж… если у меня отняли прошлое, я построю новое.

Денис Старый. Славянин. На первый том скидка.

https://author.today/work/518375

Загрузка...