Фаворит-10. Русская партия

Глава 19

Забота, то есть внимание к другим, — это основа хорошей жизни, основа хорошего общества.

Конфуций.

Луганск.

18 июня 1742 года

Застолье — это ведь тоже часть работы почти что любого чиновника. Причём, порой куда как более важная, чем смотреть парады. И, конечно же, не стоило отказываться от проявленного сербами, свежеиспеченными верноподданными Его Имперского Величества Петра Антоновича, балканского гостеприимства. Хотя Кашину я сказал, чтобы предупредил Войтича, что у нас крайне мало времени.

Не скажу, что меня сильно удивили кулинарными изысками. Те же традиционные сербские колбаски вполне традиционными стали и для России, и уж точно для Германии. Квашенная капуста? Ага! Русского человека капусткой удивлять! Да у меня в поместье такую квасят, что… ого-го! А вот рубленая котлета, сербская плекавица, была очень даже ничего.

— Думаю, что нужно будет провести в Петербурге ярмарку народов России. Взять лучшее блюдо от башкир, чебуреки от татар, шашлык, долму, плов… Вот такую бы сербскую котлету еще. И устроить дегустацию под фейерверки, — шептал я на ухо своей супруге.

А в это время звучали здравицы, слава благодарности, что Россия приняла сербов и представителей других народов, угнетаемых османами. Высказывались пожелания, что наступит тот момент, когда Сербия будет независимой. И, глядя на это, я даже задумывался: а нужна ли мне независимая Сербия, чтобы начался некоторый отток населения из России?

Нет, конечно же, нужна. Но этих людей нужно окутывать корнями, чтобы они проросли в России.

А вообще Новороссия становится своего рода многонациональным регионом. Просто необычайно большое количество представителей различных народов здесь находят для себя место.

Опять же, умница Волынский, что смог выстроить чёткую систему переселения и помощи новым верноподданным русского императора. Тут много немцев, есть голландцы, и прибывают не понять откуда армяне. Как? Загадка. Пока в Иране Ласси отбивает от персов каспийское побережье. Армяне же преимущественно живут в Российской империи. Но факт — их в Крыму становится все больше.

А еще нет черты еврейской оседлости, поэтому увеличивается количество еврейских семей. И я этому пока рад. Конкуренцию в торговле евреи составляют не русским купцам, которые не спешат вкладываться в Крым. А то, что между собой соперничают евреи, греки и армяне — так пусть так и будет. И никто не отменял преференции для православных, а в Крыму и для мусульман. Так что евреям еще постараться нужно. Ну или принимать Христа.

Но я захотел штурмовыми методами и очень быстро осваивать Дикое поле? Вот, к чему стремился, то и происходит. С перегибами, с проблемами, но такое развитие не бывает ровным, как не планируй.

После обеда, под разочарованные взгляды сербских и хорватских гусар, представителей новоросского наместничества в Славяносербске, я отправился дальше. Не так далеко пришлось ехать. Луганск в четырех часах езды. Правда, быстрой. Но по хорошей дороге, построенной только два года назад, почему бы и не ускориться.

Отправив на встречу с градоначальником Луганска Волынского, который так же с нами ехал, я приветствовал Министра Развития, он же и финансов и главный казначей. Прибыл из самого Петербургу!

— Пётр Иванович, рад тебя видеть. Может, мне приставить к тебе Фролова? Пусть бы погонял тебя, потренировал. С каждой нашей новой встречей у тебя всё новые килограммы. Освоил хоть новую метрическую систему? — вот так я встречал Петра Ивановича Шувалова.

Но у нас уже сложились такие отношения, что могу его и подначивать. Да и он не так чтобы сильно фасон держит передо мной, на минуточку, канцлера Российской империи. Но мне нравится. Нужно же с кем-нибудь и немного расслабляться в общении. Тем более, если это помогает лучше понимать друг друга.

— Всё шутить изволите, Александр Лукич. А, между тем, у нас очередные сложности, — немного насупившись, наверное мои слова всё же несколько обидели, говорил Шувалов.

Ну а что? Колобок и есть. Ножки из-за живота уже чуть видны. Пнешь, того и гляди, еще покатится. Ну или я немного преувеличиваю.

— Сложности? Ты о том, что Северский Донец подтопил две Шахты? Так выпороть надо проектировщиков. Кто у нас занимался проектом обустройства угольных шахт? — спрашивал я.

— Так генерал-инженер, его сиятельство Ганнибал, — растерянно говорил Шувалов.

Я задумался. Наверное, всё-таки не решусь единственного негра в Российской империи, да ещё и дедушку Александра Сергеевича Пушкина, сечь розгами. А, еще и генерал-лейтенанта российской армии. Я же всё-таки не какой-то колониальный плантатор-рабовладелец.

Признаться, и сам запамятовал о том, что просил Ганнибала проследить и оценить его несомненным инженерным гением все те проекты, которые строились и продолжают строиться в Луганской агломерации.

Опять же, насколько же нам не хватает для промышленного экономического рывка достойных инженерных кадров. Вон, на носу война за австрийское наследство, Фридрих посылает своих шпионов, чтобы узнали, за кого Россия будет воевать, а главный военный, фельдмаршал Христофор Антонович Миних, занимается строительством Волго-Донского канала.

Того и гляди сбудется мечта Фридриха Прусского встретиться со мной на поле боя. Если только Петра Петровича Ласси не выдернуть из Персии. Да и по слухам, фельдмаршал Ласси не совсем хорошо себя чувствует. Подкосила его здоровье зимняя компания против Швеции, до сих пор не пришел в себя и часто болеет.

И, несмотря на то, что затопило Шахты, настроение было хорошим. Для меня, как человека из будущего, всё же важны человеческие жизни. И крайне не хотелось бы, чтобы буквально на первом году промышленной добычи угля на Донбассе уже были смерти по неосторожности.

Затопило? Откроем еще шахты. Людей сохранили — вот важнее что. Нет жертв.

Через час, когда мы бегло, используя открытую карету, проехались лишь только по трети всего промышленного кластера, и состоялась встреча с Шуваловым.

И пока я в доме Наместника в Луганске встречался с Петром, жена тоже работала. Поехала с инспекцией проверять профессионально-техническое училище, школу инженеров, две народных школы — все те учебные заведения, которые буквально открылись в течение года и должны составлять основу для подготовки кадров на заводы.

А ещё здесь было Петровское училище, создаваемое мной по образцу суворовских училищ будущего. Но это учебное заведение инспектировать буду я.

Причём у Юли серьёзная задача: ей нужно отобрать не менее чем десять специалистов не только из Луганска, но и по всей России, чтобы мы могли доукомплектовать Высший Инженерный институт в Петербурге.

— Александр Лукич, я думаю, что все просто боятся брать бумажные деньги, не считая их надежными. И всё же нам придётся поступать таким образом, как вы на то и указывали, — с явным разочарованием, возможно, даже с горечью, сказал Шувалов.

Я очень не хотел массово использовать уже изрядно начеканенные золотые червонцы. Опять же, есть особое желание заиметь золотой запас. Но нет желания сбивать цену золота. Нужно, имея этот металл, торговать им так, чтобы добыча вовсе была рентабельна.

— Делаем так… — скоро говорил я. — Начинаем продажу новых золотых червонцев, но только за деньги бумажные. Причём стоимость червонца будет увеличиваться по мере спроса. Так мы хотя бы не всё золото растратим…

— Его попробуй ещё растратить. Если раньше я думал, что добыча золота Россию только подстегнёт, то сейчас я в этом сомневаюсь. И как так получается, что мы нашли три больших золотых месторождения считай, что в одно время… — Шувалов пристально посмотрел на меня. — Тебе, Александр Лукич, что? Бог в уши шепчет?

А что мне ещё оставалось ответить? Может, и шепчет.

— Вернёмся к золотому запасу, — перебил я Шувалова. — Выпускаем облигации под золото, но так, чтобы до двадцати процентов оставлять металла в запасе. Обеспечиваем, получается деньги золотом. И не только. Еще и промышленностью. Новую эмиссию акций выпустим…

— Размоем же акции…

— Ничего… Приучим у бумажным деньгам, легче будет. И чтобы банк больше никаких кредитов не выдавал в серебре и золоте. Мне что? Проверить Имперский банк? — спросил я Шувалова.

Явно же кому-то решил угодить и лично разрешил кредит не в бумажных ассигнациях, а в серебре. Да и знаю я, кому он угодил. Все знаю.

— Подготовь мне докладную записку, — сказал я, завершая разговор. — Все, Петр Иванович, иди отдыхай, оставь только бумаги по луганским заводам.

Строительство такого большого промышленного кластера, создание бытовых и культурных условий для рабочих и руководящих кадров требовало невероятных денег. К слову сказать, я хоть и считаюсь очень богатым человеком, но до сих пор не могу собрать в семейной казне даже одного миллиона.

Постоянно деньги куда-то нужны, постоянно их во что-то вкладываю. При этом зарабатываю, но снова трачу. Так, для примера: только на Русско-Американской компании я получил почти миллион рублей дивидендами. Моё поместье приносит сейчас прибыль почти в сто тысяч рублей. Моё участие в Торгово-Промышленном товариществе и в сети ресторанов принесло существенную прибыль — более полумиллиона рублей. Миасское золото все же отдал в казну, но имею с него немалый доход

И можно было бы этим цифрам даже не удивляться, если бы произошла инфляция и рубль перестал быть той тяжёлой валютой, какой он являлся до моего появления в этом времени. Но миллион рублей до сих пор остаётся настолько безгранично огромными деньгами, что вряд ли в России даже сейчас, когда людей богатых стало больше, найдётся более полусотни человек, имеющих состояние свыше миллиона рублей.

Я всё время куда-то спешу, всё время возникают проекты, требующие срочных финансовых вложений. И часто вкладываюсь и в государственные проекты.

Главное казначейство работает более-менее расторопно, но даже в будущем добиться мгновенных поступлений из бюджета было невозможно. Чего уж говорить о нынешнем времени, где коммуникации развиты несравненно хуже, а порой присутствуют откровенная лень и исключительное манкирование своими обязанностями. Конечно, бороться с этим нужно. Но заразу под названием «лень» победить нельзя. Как и откровенную человеческую глупость.

Я ездил по районам города. Конечно, Еропкин расстарался. Город получался на загляденье — прямо мечта любого промышленника. Растянутый на многие квадратные километры, Луганск представлял собой отдельные районы с предприятиями и жилыми секторами вокруг них.

Жилищами для рабочих были деревянные домики — все однотипные, с тремя жилыми комнатами, хозяйственным помещением, которое условно можно было назвать кухней, и ещё одним небольшим помещением, похожим на санузел, если бы только мы додумались провести туда водопровод.

Тут же небольшой огород в шесть-семь соток, небольшой хлев, где могли содержаться некоторые животные или сарай для инструментов.

Таким образом получался добротный дом для относительно комфортного проживания даже немалой семьи. По крайней мере, условия из трёх, а то и больше комнат, да ещё и под двускатной крышей, где у доброго хозяина могли появиться комнаты на втором этаже, — это был огромный шаг вперёд. Жилья с такими условия у большинства крестьян нет, и они даже не знают, что подобное вообще возможно.

Были здесь уже построены и порядка двадцати четырёхэтажных кирпичных многоквартирных домов. И Луганск на данный момент становился городом с максимальным распространением унитазов. Этот аспект надо будет как-нибудь обязательно запечатлеть на страницах создаваемой прямо сейчас Луганской летописи. Три доходных дома оснащены… О чудо! Полноценными санузлами по два на каждом этаже. Роскошь невиданная, на самом деле.

Все эти районы были расположены кольцом вокруг предприятия, например текстильной фабрики. Так что те сто двадцать три работника ткацкой мануфактуры, семнадцать работников ателье, более полусотни работников народной школы и двух детских приютов — все они имели шаговую доступность к своим рабочим местам: не более двадцати минут ходу от дома.

И да, детские сады здесь есть, как и медицинская изба. Правда, слово «детский сад» не прижилось, и такие дошкольные учреждения назывались приютами.

Раз уж кидать деньги в эту чёрную дыру, засыпать строительство серебром и золотом, я решил сделать действительно город мечты для жизни. Потом поймем, что можно оставить и работает, а что явное излишество.

Именно здесь, впервые в России, мы собирались апробировать многоуровневую систему контроля за рождаемостью, воспитанием детей и образованием населения. Уже сложившаяся схема из будущего пока представлялась полётом фантазии для зарождающейся философской школы Просвещения. Нужно ощутить на опыте, чтобы понять что к чему.

Кстати, я рассчитывал на то, что, несмотря на грядущую войну, сюда всё-таки приедет молодой и дерзкий философ Франсуа Вольтер. С одной стороны, мне всё ещё было важно, чтобы образ России в Европе и мире ассоциировался с прогрессом и необычайно социально направленными проектами.

С другой стороны, если быть откровенным, очень хотелось утереть нос всем европейцам. Ведь если они побывают в Луганске, то непременно восхитятся им. Пусть потом пишут о русской сказке и мечте. Нечего наше крепостничество хаять. Сами как-нибудь справимся. Уже работа идет.

Вот только, несмотря на бизнес-планы, окупиться всё это могло не раньше, чем лет через пятнадцать. И это при самых благоприятных прогнозах. Уж слишком много денег было вложено в эту сказку.

Нужно было бы сказать спасибо моему прошлому, а именно тому понятию социальной справедливости, отпечатку внутри меня старого коммуниста, что я не коплю деньги в кубышке и мало уделяю внимания строительству и роскошному обустройству собственных дач и домов.

Иначе уже скоро я мог бы войти в историю как самый богатый человек XVIII века. Многие меня таковым и считают. Но это лишь те люди, которые мало знакомы с проектами, в которых я участвую финансово.

— Это другой мир! — восхищалась Юля. — Я словно попала в какую-то сказку. Никогда не думала, что такое вообще возможно. И денег не жалко на подобное.

После сегодняшней экскурсии по большей части районов Луганской агломерации расширенные, удивлённые глаза моей супруги всё ещё не приходили в норму. Был момент, когда я даже беспокоился, как бы прелестные глазки жены не выкатились из глазниц.

— Ты великий человек! — сказала жена, и я чуть было не поперхнулся плекавицей.

Уж больно понравились эти котлеты, так что и сегодня мы ими ужинали.

— Скажешь тоже… — смутился я.

— А тут и слов подобрать нельзя… Я тоже хочу такой город построить. Ведь рабочие-строители освобождаются? — продолжала удивлять меня жена.

— Да, освобождаются. Но большая часть их будет отправлена на ускорение строительства Мариуполя, часть — на строительство Одессы, — сказал я, а потом усмехнулся и добавил: — Юлечка, всё это строительство обошлось более, чем в семь миллионов рублей. Петя Шувалов до сих пор, как подумает об этом, так и прикладывается к рюмке, чтобы сбить своё расстройство.

— Ты за Петра Ивановича не беспокойся. Когда ты проводил совещание с директорами луганских заводов, а его отправил отдыхать, я с Петей поговорила… — она подошла ко мне, наклонилась, обняла сзади, поцеловала в лысеющую макушку…

Вот же напасть. Я лысею. В таком-то возрасте.

— Петя в тебе души не чает. Мне даже кажется, что, если бы стоял выбор, кого казнить — тебя или Лизу, — он выбрал бы её. И не только он. Я же твоя жена, так что учусь от тебя премудростям и хитростям, — Юля рассмеялась. — У меня ведь своя Тайная канцелярия, только бабская. И пусть Мавра Егоровна всё ещё предана Елизавете Петровне, но, скорее, сделает так, как скажет Пётр Иванович Шувалов, её муж, а вот любовница Пети весьма словоохотливая дама. И другие жёны своих мужей ищут во мне подругу и нередко рассказывают то, что стоило бы утаить.

— Ты сможешь разложить всё это на бумаге? — подобрался я.

К каждому чиновнику, занимающему высокий пост, приставлен свой куратор из Тайной канцелярии. Его задача — собирать сведения о тех, от кого зависит развитие России.

И далеко не всегда это получается. Чиновники уже поняли, что находятся под колпаком, и ведут себя зачастую, как агенты в тылу врага. А тут такой подарок. Ведь всем известно: лучше женщины, властвующей в постели мужчины, никто о его делах не расскажет.

— Нет, прости. Рассказывать не стану, — удивила меня Юля.

— Ты не понимаешь серьёзность вопроса? — напрягся я, демонстративно освобождаясь от её объятий.

— Доверься мне. Если что-то будет серьёзное, я тебе сразу скажу. Но если бы я не поклялась и не дала слово, что не буду рассказывать всё подряд, мне бы никто не доверился. Тебя ведь боятся. Я даже не понимаю почему. Ведь за последние пять лет были казнены не больше ста человек, и то по делу, чаще всего ужасные душегубцы. А вороватых чиновников ты ссылаешь, конфискуешь имущество… но не убиваешь.

Вот и мне было загадкой, почему меня боятся. Нет, не все. Тот же Пётр Шувалов относится ко мне не просто смело, а порой, кажется, вовсе берегов не видит. Спорит по делу и без.

Таким же остаётся и Акинфий Никитич Демидов. Как раньше называл меня панибратски на «ты», так и продолжает, не избавившись от отеческого покровительственного тона. Примерно так же, хотя всё-таки с большим уважением, относится ко мне и Нартов.

То есть те люди, с которыми я начинал, видевшие меня ещё в младших офицерских чинах, во многом продолжают использовать ту модель поведения, с которой начинали со мной общаться. Я этому не противлюсь. Конечно, на официальных приёмах они ведут себя иначе.

Но не боятся — это точно. Иначе с чего бы мне в какой-то момент хватать Демидова за грудки, когда мы обсуждали его участие в новороссийских проектах? Мол, я обязан ему и должен акции продать.

Акинфий уже по большей части живёт не на Урале, а либо в Москве, либо чаще в Петербурге. У меня складывается ощущение, что он боится что-то пропустить и постоянно следит за моими проектами. Следит, но сильно тратиться не спешит.

Вот тоже человек! Я пытался ему объяснить, что его не менее, чем пять миллионов рублей, которые он скопил и не вкладывает, — это всего лишь лежащие деньги. Но он не хочет сдавать их в банк, чтобы иметь возможность влить средства в русскую экономику.

И при этом обижается, что я не пригласил его полновесным партнёром в луганские дела. А я не хотел, чтобы мне хоть кто-то бил по рукам, указывая, что раз он вложил большие деньги, то имеет право принимать решения относительно того, как будут строиться заводы, дома для людей и прочее.

Нет, Демидов — может быть еще только Еропкин — и вот кроме них никто не понимает и не видит, что в Новороссии сейчас строятся не просто промышленные объекты. Здесь строится новая жизнь.

Несмотря на закостенелость русского мышления в целом, когда помещики не хотят ничего реально менять, в действительности было немало тех, кто стремился создать новый мир, идеальное поместье, имея собственное представление о том, что такое хорошо и что такое плохо.

И вот такими Луганском, Николаевом, Одессой я хочу подтолкнуть к более прогрессивным мыслям о хорошем и плохом, о справедливом обществе.

Вот вам примеры, господа хорошие! Если у вас хватает средств на реализацию каких-то своих завиральных идей, если хотите осчастливить людей — рискуйте! Постройте добротное жильё, дайте работу людям, но оплачиваемую, поставьте завод, пусть небольшой, но такой, который станет финансовым локомотивом для любого хозяйства.

От авторов:

Русь в огне! Смута. Татары идут на север, ляхи осадили Смоленск, Скопин мертв, Шуйский слаб, ему не удержать трон. Кому поднимать Русь? Я справлюсь, я соберу Земский Собор и поставлю точку войне.

✅ Скидки на все тома

✅ 1-й том здесь — https://author.today/reader/464355/4328843